Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[01-07-03]

Атлантический дневник

Городской романс

Автор и ведущий Алексей Цветков

Книги имеют свою судьбу, habent sua fata libelli, гласит латинская поговорка. Впрочем, не совсем поговорка: эти слова принадлежат Теренциану Мавру, римскому грамматику III века нашей эры, и тот факт, что большинство из нас ровным счетом ничего не знает ни о нем, ни о его собственных книгах, служит его словам ироническим подтверждением.

Именно такова судьба большинства книг - они превращаются в пыль. И нельзя сказать, даже отвлекаясь от качества этих книг, чтобы это было так уж плохо, потому что забвение - может быть еще более ценное качество, чем память. Забвение - это способ отбора информации, которая без отбора вообще немыслима, это организация нашего исторического опыта.

Но есть и такие, которые остаются. Счастье не только в том, что у нас есть простор для выбора, но и в том, что есть критерии. И сегодня у меня появился повод поговорить об одной из таких редких книг, потому что в этом году исполняется 50 лет со времени публикации одного из лучших романов минувшего столетия - "Приключений Оджи Марча" Сола Беллоу. Видимо, эта книга осталась навсегда - в том смысле, в каком мы вообще вправе употреблять это слово.

Беллоу, конечно же, нельзя назвать неизвестной в России величиной, хотя бы потому, что его имя проставлено в нобелевском списке, но этот список - сомнительный советчик. Человек, выстроивший свой круг чтения из нобелевских лауреатов, рискует стать посмешищем. Можно, конечно, вспомнить, что несколько лет назад специальный комитет из писателей и критиков включил "Приключения Оджи Марча" в число 100 лучших романов столетия. Но и этот список подвергся язвительной критике, а сотня - слишком астрономическое число даже для такой обширной литературы, как англоязычная. У "Оджи Марча" нет в ней сотни соперников.

В любом случае, такт требует представить писателя. Сол Беллоу родился в 1915 году в Монреале, в семье еврейских иммигрантов из России, но девяти лет от роду перебрался с родителями в Чикаго. С тех пор его судьба и творчество в значительной мере связаны именно с этим городом. "Приключения Оджи Марча" - третий роман Беллоу, но именно он принес ему настоящую славу, а также Национальную книжную премию. После этого были еще "Планета господина Сэммлера", "Херзег", "Дар Хамболдта" и "Декабрь декана", множество литературных наград, включая Нобелевскую премию за 1976 год. Сегодня Солу Беллоу - 88 лет, но всего лишь несколько лет назад он опубликовал очередную книгу, "Рэйвелстайн" - полумемуары-полуроман, посвященный памяти друга. Примерно в то же время у него родилась дочь от очередного брака - счет этим бракам утрачен.

Канада, с ее извечной ревностью к южному левиафану, до сих пор предпринимает судорожные попытки поставить талант Беллоу себе в заслугу, но без особого успеха - эти претензии отвергает даже не столько сам писатель, сколько его самый известный герой, а поскольку первые строки "Приключений Оджи Марча" стали почти нарицательными, достаточно просто их привести.

"Я - американец, уроженец Чикаго - Чикаго, этого хмурого города, и подхожу к делу, как сам себя научил, в вольном стиле, и оставлю по себе след на собственный лад: первый постучишься - первого впустят; иногда стук невинный, иногда не очень. Но характер человека - это его судьба, говорит Гераклит, и в конечном счете нет никакой возможности замаскировать природу стука акустической обработкой двери или прикрыв костяшки перчаткой.

Всякий знает, что в сокрытии нет никакой тонкости или точности: придавишь одно место, за ним западет соседнее".

Сегодня такой стилистический гамбит вряд ли возможен - слово "американец" слишком отягощено сомнениями. В любом случае Оджи Марч, герой и рассказчик, вкладывает в это слово радикально иной смысл, чем оно имело прежде. Большинство ведущих литературных героев до Беллоу были представители другой Америки, полуутопии Томаса Джефферсона, который представлял себе будущее страны как некую коммуну джентльменов-фермеров, днем ведущих сельскохозяйственные работы, по вечерам философствующих и музицирующих. Жизнь, конечно же, распорядилась иначе, и город победил. Но до Беллоу город и городские жители представали американскому читателю в основном на страницах романов социально-критического направления - у Теодора Драйзера или Эптона Синклера. Беллоу или его герой первыми заговорили от лица американских горожан совершенно иного склада, жителей многомиллионных и многоязыких грохочущих миров, которые прибыли из-за океана покорять эти миры. "Я - американец", говорит Оджи Марч, но мы слышим настоящий смысл этой фразы: "Это я-то как раз и есть американец".

Книга вышла в 1953, на закате модернизма и в момент зарождения нынешнего натужно-иронического метода, и тем не менее она беззастенчиво, даже вызывающе реалистична. Более того, она сознательно перебрасывает мост в прошлое самой своей жанровой структурой - может быть, правильнее перевести ее название как "Похождения Оджи Марча". Она представляет собой сплав двух традиционных жанров, коренящихся еще в XVIII веке и даже раньше: воспитательного романа и авантюрного романа. На западе последним здесь побывал Томас Манн, писатель еще ощутимо классической традиции, с его "Волшебной горой" и "Признаниями авантюриста Феликса Крулля". В русской традиции авантюрный жанр с блеском представили Ильф и Петров, а что касается воспитательного, то для чтения "Детства Темы" Гарина-Михайловского и, тем более, горьковского "Клима Самгина" сегодня нужен изрядный навык мазохизма.

Кто же такой Оджи Марч, и почему именно он - американец? Он - еврейского происхождения, из нищей чикагской семьи, сын матери-одиночки, с двумя братьями и чьей-то чужой бабкой, приживалкой, захватившей в семье диктаторскую власть. Совершеннолетие Оджи приходится на эпоху Великой Депрессии, и вполне понятно, что положил бы на этот фон все тот же Драйзер. Но Солом Беллоу движет не пафос обличителя, хотя он вовсе не закрывает глаза на теневые углы жизни, и роман представляет собой настоящий праздник, фейерверк впечатлений.

Вопреки канону воспитательного жанра, Оджи Марч никем не становится в итоге своей головокружительной биографии. Он бросает университет, потому что реальная жизнь стократ интересней, и она не дает ему благополучно выпасть в осадок. Он пробует множество занятий, работает продавцом газетного ларька, курьером при разорившемся предпринимателе, подручным в собачьей парикмахерской, профсоюзным агитатором и чуть ли не телохранителем Троцкого. Вопреки канону романа авантюрного, он вовсе не жулик по складу характера, хотя жизнь на социальном дне временами сталкивает на кривой путь. Впрочем, его поднимает с этого дна в самые высокие социальные сферы, но он там не задерживается, потому что не видит в этом своей цели. Его настоящая цель: понять смысл феерической реальности, в которой он оказался волей судьбы, попросту говоря смысл жизни. И соображения карьеры и благополучия всегда остаются при этом на втором плане - вовсе не таким представляли и представляют себе реального американца пастухи мелких идей во всем мире. Оджи Марч - человек, занятый своим нравственным воспитанием.

К счастью для Оджи, этим миром правит невероятный талант - я имею в виду, конечно же, самого автора, Сола Беллоу, человека неимоверно пронзительного зрения, схватывающего на лету не только внешность, но и внутреннюю суть людей и предметов. Это поистине хищное владение деталью можно почерпнуть лишь из чтения самого романа, а здесь приходится довольствоваться примером, цитатой.

"Помню, как-то я был на рыбном рынке в Неаполе (а неаполитанцы - народ, нелегко предающий взаимное родство) - на этом рынке, где мидии выложены в букеты с цветной бечевкой и ломтиками лимона, кальмары с выгнивающей от впалой вялости рябью, кровоточащая рыба стального отлива и другая, с чешуей в монету - и я увидел нищего, который сидел, закрыв глаза, среди раковин, и который написал у себя на груди зеленкой: "Извлеките выгоду из моей скорой смерти, пошлите привет вашим близким в чистилище: 50 лир".

Этот старик-остряк, умирал он или нет, поддел всех по поводу уз любви, под чьей защитой мы состоим. Его тощая грудь вздымалась и опадала, вдыхая глубоководную вонь горячего берега и его запах взрывов и огня. Война не так давно отодвинулась на север. Неаполитанские прохожие, читая этот хитрый вызов, ухмылялись и вздрагивали от иронии и печали.

Ты прилагаешь все усилия, чтобы очеловечить и обжить мир, и внезапно он становится еще диковиннее, чем когда бы то ни было. Живые уже не те, что были, мертвые умирают снова и снова и, наконец, навсегда".

Секрет этого мастерства известен, хотя сегодня многие от него презрительно отвернулись: это художественный реализм.

Может быть, сильнее всего вкус к реализму сегодня отбит в России, и на то есть свои причины. Каноны так называемого "социалистического реализма", то есть изображения идеальных героев в идеальных условиях, проецировались идеологией в прошлое и, в сознании многих, компрометировали это прошлое. В персонажах Толстого нет, конечно же, ни тени идеального или типичного, все это глубоко индивидуальные люди - кроме редких у него заведомых марионеток, таких как Платон Каратаев. Но от поклепа уже полностью не отмоешься.

Второе заблуждение, куда более универсальное, заключается в том, что реализм - это точное изображение жизни. Не совсем понятно, что здесь имеется в виду под жизнью - я не помню художественного произведения, где персонажи, например, регулярно посещали бы туалеты. Известное изречение Шекспира о том, что литература представляет собой зеркало жизни - чушь; эти слова принадлежат не автору, который вообще всегда помалкивал, а герою, Гамлету, возможно даже полусумасшедшему и в любом случае дающему наставления актерам о том, как подстроить ловушку королю Клавдию.

Литература не в состоянии быть ни копией, ни тем более отражением жизни, потому что жизнь - ни кипа сшитых бумажных листов. Подобно любому ремеслу, даже самому низкому, она представляет собой умение создавать определенные объекты, а для этого нужны два качества: мастерство и точность. И больше у реализма нет никаких секретов.

Точность Сола Беллоу попросту легендарна, его персонажи объемны и естественны, и хотя "Похождения Оджи Марча" населены целым народом таких персонажей, среди них нет ни одного, от которого бы автор отделался коронной фразой графомана: "В комнату вошел сутулый человек в очках". Эти люди на протяжении пятисот с лишним страниц уходят и возвращаются, предстают перед нами снова и снова, и каждый раз автор очерчивает их все резче. Точность писателя - это не логика или предсказуемость, а умение видеть глубже и описывать короче.

Трепка, заданная реализму в неуклюжих лапах критиков, привела к трагическим последствиям, и особенно, на мой взгляд, в России, где искусство точного письма сегодня почти исчезло. Его подменили либо бульварные жанры, либо так называемый "магический реализм" с чужого плеча, в котором, конечно же, нет ни магии, ни реализма.

Пересказ - не лучшая дань великой книге, но я все же попробую пересказать один из центральных эпизодов романа, чтобы показать, каким образом реализм достигает магического эффекта исключительно с помощью точности. В начале жизненного пути Оджи Марч проводит время на фешенебельном курорте, сопровождая хозяйку магазина снаряжения для поло и гольфа, в котором он работает. Там он встречает двух девушек, наследниц миллионера, и до обморока влюбляется в младшую, которая его отвергает, тогда как старшая, Тиа, сама добивается его любви, но безуспешно, и обещает ему когда-нибудь объявиться снова. Так оно и происходит - однажды она стучится к нему в дверь, и они падают друг другу в объятия.

Оджи, выступающий в этом эпизоде в пассивной роли, тем не менее далеко не глуп. Он уже хорошо понимает, что его цель - пробиться к смыслу реальности сквозь навязанные посторонними варианты. Тиа, продукт совершенно иного воспитания, эту реальность отвергает, одна из ее идей заключается как раз в том, что "должно быть нечто лучше того, что люди именуют реальностью". Она конструирует эту лучшую реальность как мир мифической охотницы, в который пытается вписать и своего возлюбленного - охотницы на игуан с помощью ручного орла, не какого-нибудь изящного сокола, а громадного американского лысого орла, известного по изображению на гербе США. Описание его приручения принадлежит к числу самых замечательных страниц романа.

"Теперь Теа хотела научить его летать за приманкой. Это была подкова с привязанными к ней куриными и индюшачьими крыльями и головами. Ее запускали на веревке из сыромятной кожи, и когда ее бросали, он совершал большой подготовительный рывок и взмывал ей вслед. Некоторые из его проблем напоминали проблемы пилота авиалиний, оценка расстояний и воздушных потоков. Для него это была не простая механика, как для всякой мелкой птички, которая взлетает и садится по наитию, а серьезная задача по управлению. Когда он был достаточно высоко, он мог казаться легким, как пчела, и впоследствии я видел его на таких высотах, где он как будто нырял и крутил петли, как какой-нибудь голубь - надо полагать, он играл с различными воздушными объемами, теплыми и холодными. Право, это было замечательно, когда он забирался ввысь и словно сидел там, воистину как бы поверх атмосферного огня, словно он повелевал оттуда. Хотя его мотивом было хищничество и все относящееся к акту убийства, в нем была также природа, которая ощущала триумф восхождения на самый верх воздуха, куда только могла добраться плоть и кровь. И при этом усилием воли, а не так, как другие формы жизни на этой высоте, всякие споры и семена зонтичных, которые были там вестниками вида, а не индивидами".

Точность этого эпизода и многих подобных - поразительна, его можно проверять по зоологическому справочнику. Тем не менее, мы очень скоро понимаем, что перед нами - не просто набор тонко подмеченных деталей. Орел - это символ любви Тии и Оджи, для нее составляющий почти смысл жизни, а для него - объект опасения. И когда в самый трудный момент тренировки орел оказывается совершенным трусом и в панике бросает укусившую его игуану, читатель понимает, что любовь подходит к концу, и так оно и происходит, без видимого житейского повода, но совершенно неукоснительно. Более того, сам Оджи, видимо, начинает постигать символическую связь между собой и незадачливой птицей, понимая, что он, как и орел - средство в руках властной женщины в ее стремлении к построению альтернативной реальности. В этом эпизоде есть большая психологическая точность, но сама по себе она не уникальна - вспомним эпизод из "Необыкновенной легкости бытия" Милана Кундеры, где семья распадается после того, как умирает собака.

Но над мастерами средней руки Беллоу поднимает необыкновенное умение строить миф из тонко подмеченного бытового и чуть ли не научного материала, из подробностей, до которых нам надо докапываться. О лысом орле можно прочитать, что он, несмотря на свои размеры и грозный вид, совершенно никудышний охотник, он предпочитает питаться дохлой рыбой или воровать ее у хищников послабее.

Одно из заблуждений постмодернизма заключается в том, что писательское искусство почти целиком сводится к проблеме стиля, и что оригинальный способ письма - весь секрет таланта. "Приключения Оджи Марча" написаны в нарочито свободном ключе, по течению жизни заглавного персонажа, из которой, тем не менее, автору удается извлечь захватывающую притчу. Тут, правда, есть прием, даже трюк: Беллоу наделил своего героя недюжинным обаянием, которое побуждает окружающих немедленно обращать на него внимание и пытаться вписать его в собственный жизненный план. Но этот магнетизм странным образом становится для него орудием извлечения урока, он развивает в нем способность противиться чужим планам и искать собственный. Неправда, что Оджи Марч так никем и не становится к концу романа - он становится самим собой, в отличие от брата, тоже по своему человека обаятельного, который, однако, капитулирует перед социальными условностями, обзаводясь некрасивой и богатой жену и соглашаясь на жестокую мораль предпринимательства. Такую же судьбу он готовит и Оджи, как бы ища сообщника, но в критический момент Оджи поступается невестой и богатством, чтобы помочь другу. Именно это он и имеет в виду, с первой строки объявляя себя американцем - готовность к постоянному выбору и риску, свободу от пут обычая. Это не культурный штамп, не хищный американец Синклера или Драйзера, а американец Сола Беллоу, свободный уроженец многоязыкого и хмурого города Чикаго.

Сол Беллоу, несмотря на всю верность подмеченной зоологии, всю жизнь наблюдал, конечно же, не орлов, а людей, и его уникальная способность мгновенного фотографирования окружающих изнутри, сослужившая ему такую службу в литературе, в жизни обернулась странной проблемой. Хорошо известно, что Толстой, работая над "Войной и миром", в особенности над женскими персонажами, подробно расспрашивал жену и ее родных о причудах женского поведения. Беллоу никогда никого не расспрашивал, он просто пристально наблюдал, а затем публиковал результаты в образах персонажей, чем заработал себе репутацию литературного каннибала, неприязнь многих друзей, коллег и бывших жен. И если я упомянул о его многочисленных браках, то совсем не в порядке праздной сплетни - некоторые из них сокрушила именно литература, а одна из бывших жен, усмотрев свой нелестный портрет в одной из героинь, предложила лауреату в 24 часа убраться из дому. Возможно, что именно такова цена, которую взимает дар реализма, способность видеть мир пронзительнее и обнажать в нем смыслы, скрытые от вялого взгляда.

Но я все же хочу вернуться к нашему герою, Оджи Марчу. Вместе с ним и за ним на страницы американской прозы пришло новое, иное поколение американцев и стоящий за ними великий город на Великих Озерах. Власть этого поколения оказалась не очень долговечной, и последующие романы Беллоу уже лишены атмосферы неудержимой радости, перед которой пасует угрюмая городская жизнь. Возобладала настороженность, порой с привкусом обреченности. Так оно произошло и в жизни, где на смену утопии 50-х и 60-х годов пришла трезвость 70-х, цинизм 90-х, а теперь, возможно, и просто страх перед неведомым тысячелетием. Но урок, преподанный "Приключениями Оджи Марча", остался навсегда: литература - это не калька с повседневности и не бесполезная мозговая эмиссия. Литература, да и вообще искусство - это попытка сотворения жизни заново, ее перевоссоздание из запоротого Богом проекта, а жизнь - это, несмотря ни на что, попытка счастья.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены