Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов ИграАнатолий Стреляный: В России можно прочитать и услышать с трибун, что наступила, чуть ли не новая эпоха российской истории, эпоха серьезности. Поигрались, мол, в то и это, пора браться за серьезную работу. Наука тоже, как известно, считает, что серьезное возникло позднее игрового. Носителем наибольшего "серьёза" выступает самая патриотическая часть православного клира. В России, стране с христианским прошлым, к игре всегда относились настороженно. Традиционные религии, монотеистические религии - иудаизм, ислам, смотрят на игру спокойно, как на естественную часть жизни. И только в христианстве вдруг возникает опасение: "А не греховна ли игра, не противоречит ли она тому трагическому событию, с которого начинается христианство, не опошляет ли это веру в распятого Богочеловека?". Как складываются отношения христианской культуры - европейской и русской, с идеей игры, с игрой как занятием? Яков Кротов: Этот выпуск передачи "С христианской точки зрения" будет посвящен игре. В эпоху, когда христианство в европейских странах было господствующей религией - в средние века, игры, азартные игры, отнюдь не запрещались, хотя глядели на них косо. Во всех христианских странах были карнавалы, а в России масленица. Еще со времен язычества сохранялись какие-то игровые обряды, им придавался более-менее церковный смысл, но все-таки это была игра. В средние века это было нормально. И только с наступлением нового времени игра опускается на дно общества. Она становится достоянием детей, средством их интеграции во взрослое общество. В 1938-м году появилась в свет книга голландского историка-культуролога Йохана Хейзинги, которая называлась "Гомо люденс" - "Человек играющий". И в этой книге Йохан Хейзинга говорил об игре, как об одном из доказательств бытия Божьего. Он писал: "Вместе с игрою признают и дух, ибо игра, какова бы ни была ее сущность, не есть что-то материальное. Уже в мире животных она вырывается за границы физического существования. Игра есть нечто избыточное. Существование игры непрерывно утверждает сверхлогический характер нашего положения в мире. Животные могут играть, следовательно, они суть уже нечто большее, нежели механизмы. Мы играем и знаем, что мы играем, следовательно, мы нечто большее, чем всего только разумные существа, ибо игра неразумна". В сегодняшней России отношение к игре, к сожалению таково, словно книга Хейзинги еще не появилась на свет, хотя на русском языке это исследование выходило уже дважды. Религиозное возрождение в России последних лет часто было открытием. Открытием, прежде всего смысла жизни, как чего-то принципиально серьезного, настоящего, в противовес фальши коммунизма. Означает ли это, что, открывая истину, открывая настоящее, мы упраздняем игру? Валерий Панфилов: Это просто невозможно. Взаимодействовать и быть вне игры - это практически невозможно. Потому что даже ритуалы, процедуры, глубинные моменты поведения - всегда, рано или поздно перемежаются какими-то кусочками игры. Я встречал неофитов, которые играют в батюшку. Они увидели батюшку, и точно так же начинают всех обличать, обвинять, поучать. Они пошли в игровую программу, в игровую плоскость, они живут в этом. И они даже не понимают, что они играют. И если этому человеку скажешь: "Ты играешь, дорогой!" - он не поймет. Хотя налицо все элементы игрового поведения. То есть есть эмоциональный выигрыш, есть элемент подражания, есть жестко регламентированные правила и есть набор определенных стратегий, которые повторяются раз от раза. Это одна и та же игра. Яков Кротов: Но неверующий человек скажет, что всякая вера это всего лишь игра, это всего лишь реализация каких-то подспудных желаний человечества в ненастоящем пространстве. Есть люди, которые играют в старцев, а настоящих старцев нет. Как отличить ложного старца от настоящего, от того, который не неофит, только по возрасту или есть какая-то содержательная разница? Валерий Панфилов: Во-первых, идет первое нарушение одной из заповедей - "не осуди". Не заповеди, а фактически традиции, которая в христианстве. Не осуди, и не судим будешь. Второе. По плодам вообще-то познается. Потому что да, я могу обличать кого-то, но если это имеет какой-то позитивный результат, если это действует и имеет отдаленный результат, который приводит к тому, что тот человек, на которого праведный гнев направлен, он изменяется настолько радикально и настолько получает большую пользу от этого, тогда все правильно делается. Каждый может в какой-то момент, благодать она на кого угодно может опуститься, и Святой Дух приходит необязательно в человека, который каждый день молится. Яков Кротов: Спустя семь лет после выхода в свет книги Йохана Хейзинги об игре американские ученые Джон Нейман и Морган Штерн разработали так называемую теорию игр, специальный раздел математики. Игра для этих ученых была одним из наименований любого взаимодействия, любого конфликта, то есть такого взаимодействия людей, где есть различные стороны с различными интересами, с возможностями выбирать доступные для них действия в соответствии с этими интересами. Наверное, неслучайно теория игр была сформулирована именно американскими учеными, ее, прежде всего, разрабатывали как средство математического подхода к явлениям рыночной конкурентной экономики. Но очень быстро стало ясно, что это и мощное оборонное открытие, военное открытие. И сегодня в любой стране мира стратеги изучают военную науку, военное искусство, пользуясь теорией игр. Более того, оказалось, что уже с глубокой древности война, как именно культурное явление, а не как просто вульгарный всеобщий мордобой, строится именно как игра. Об этом писал уже Хейзинга. И указывал, например, на то, что у многих народов спор между воюющими сторонами разрешался в виде единоборства. В русской традиции достаточно вспомнить знаменитого Пересвета, признанного одним из православных святых. Сражение, когда армии еще стоят, и в зависимости от этого сражения одна из армий уходит. Это игра, как и всякий рыцарский турнир. Это то, что в Древней Руси называлось потеха, умение минимизировать потери и все-таки добиться выигрыша. В современной России теория игр используется пока еще слабо. К сожалению, и войны, которые ведет современная российская армия, ведутся как бой без правил. Сегодня часто войну ведут, как вели ее Гитлер, пользуясь тактикой выжженной земли, здесь уже война всерьез, но уходит то, что делает человека человеком, и человек опускается ниже животного. То же самое и в сфере экономики. В современной России все еще, согласно результатам опросов, доминирует недоверие к рыночной экономике. Что такое биржевая игра? Как можно серьезное занятие - зарабатывание на жизнь - превращать в игру? И вот этот импортированный с Запада способ экономического поведения, игра как сущность современного бизнеса, воспринимается как нечто чужеродное для русской культуры и отпор часто дается именно с религиозных православных традиций, что это слишком рационально, это слишком механистично, это не по-нашему. В чем здесь дело? Насколько представление об экономике, как об игре со своими очень сложными правилами, приемлемо для верующего человека? Виталий Найшуль: В России создалось искаженное представление о западном обществе. Оно представляется как такое механистическое устройство, построенное как рациональная система, и где установлены каким-то способом правила, по этим правилам, так сказать, вращаются планеты, бегают атомы и в результате получается то экономическое развитие, те чудеса государственного устройства, которые наблюдают и которые хотят сюда перенести. Вот эта картина на самом деле, мне кажется, является близорукой. В западном обществе есть целые зоны, которые устроены так, и эти зоны значительные, но это не все общество. Я бы сравнил эту ситуацию со стадионом. На стадионе есть поле, где и можно, и нужно выбивать мяч из-под ног соперника, члена другой команды. Но как только вы сошли с зеленого поля и стоите с мячом, будет очень странное поведение, если кто-то подбежит и выбьет у вас мяч из-под ног. Более того, при внимательном рассмотрении видно, что стадион существует только потому, что есть понятие спорт в общей культуре, и это понятие спорт отделило зону, в которой можно выбивать мяч из-под ног. Есть специальные места, где для общественного удобства существуют достаточно строгие простые правила поведения и это позволяет быстро прогрессировать в этих местах. Но эти места не составляют всю культуру. Если говорить, например, об американской культуре, то не бизнес является хребтом этой культуры, как ни странно. Я сошлюсь на Токвиля, который говорил о том, что если в Америке есть аристократия, то это судейская аристократия. Это такой внутренний костяк американского общества или какие-то традиционалисты американские, которых 20%. В Америке 20% людей, которые никогда не брали в рот сигареты и никогда не пили вина. Согласитесь, это внушительная цифра. Я имею в виду 20% взрослых людей. Эти люди на самом деле не так сильно видны, мы видим другое, мы видим Нью-Йорк, мы видим какие-то журналы, фильмы, которые, кстати говоря, тоже не представляют собой всю Америку, а представляют ту часть Америки, которую мы захотели привезти к себе домой. Яков Кротов: Один из коллег нашего уважаемого гостя Евгений Сабуров, тоже экономист, в своей известной статье "По направлению к игровому обществу" отмечал, что цивилизация современного общества развивалась в направлении от человека умелого, человека средневековья, человека, который изменял материальный мир руками, к человеку познающему и, наконец, к человеку-изобретателю, к человеку играющему. "Гомо люденс" - термин, который ввел Хейзинга. В современной рыночной экономике пространство неигровое сужается, с каждым днем сужается все быстрее. "В новой экономике, - писал в этой статье Евгений Сабуров, - выигрыш от решения финансовых задач выше, чем от навыков работы в реальном секторе. Именно поэтому американская экономика вырвалась вперед по сравнению с европейской. Европейский человек лучше владеет информацией, у него лучше традиционное образование. Это относится и к российскому гражданину. Но в смысле нацеленности на выигрыш в игре американский человек выше. Это именно играющий человек, хотя часто это воспринимается как показатель его инфантилизма, а на самом деле - это показатель его зрелости. Деньги порождают доходы в игровом режиме, как бы вне связи с реальным сектором". В этой же статье Евгений Сабуров призывал изменить саму структуру российского образования, дополнить ее игровым элементом. Может быть, неслучайно Евгений Сабуров не только экономист, не только православный, не только политик, но и поэт. Еще недавно, если бы узнали, что министр пишет стихи, это бы его дискредитировало, как игра в теннис еще недавно воспринималась совершенно неприличной для российского политика. Игра - это как бы ненадежный способ поведения. А здесь защита игры. Мой вопрос к Евгению Сабурову: "Не боитесь ли вы, что если ваши коллеги в самых разных отраслях, ваши единоверцы узнают, что вы пишите стихи и призываете к построению игрового общества, что это вас дискредитирует?". Евгений Сабуров: Дело в том, что люди склонны те виды игры, которыми они занимаются сами, считать не игрой. Достаточно посмотреть, как одевают архиерея на службе для того, чтобы понять, какие огромные культурные игровые пласты стоят за этим красочным зрелищем. Наша литургия, написанная великими поэтами, иконопись, которая является родоначальницей комиксов, все это игровые элементы нашей жизни. Это не обесценивает литургию, на мой взгляд, наоборот это придает ей жизнь, включает нас в нее, это общее дело. Это попытка выделить какое-то местечко, где что-то всерьез не конструктивно. Я не хочу сказать что-то плохое про это стремление к "серьёзу", но я хочу сказать, что ничего не получается там, где слишком серьезно все, где нет понимания того, что все-таки мы странники в этом мире и что всерьез только Бог. Яков Кротов: Сама система современного образования основы ее были заложены выдающимся христианским педагогом Яном Каменским. И именно Ян Каменский написал книгу "Школа игры", "Школа-театр", может быть наиболее точный перевод это "Обучение в игре". Для этого основателя современной педагогики игра как способ отношения учителя и ученика была очень важна. Нужно ли избавляться от игры как способа поведения и построения жизни? Валерий Панфилов: На самом деле это невозможно. Даже если человек ведет себя суперсерьезно, это тоже набор определенных правил. Редко-редко когда человек действительно искренен, глубокие отношения идут между людьми, и тогда игра уступает непосредственному контакту. Приблизительно об этом говорил Спаситель, когда говорил: "Если двое или трое во имя мое собираются, то я с вами". Когда отношения чрезвычайно простые, легко общаться, человек не включается ни в какую из игр. Но еще раз я говорю, это очень нечасто, это действительно должна быть какая-то внутренняя глубокая проработанность, культура какая-то. Яков Кротов: Стремление к этому контакту с Богом заложено в природе человека. Но уже древнехристианские богословы подчеркивали, что в раю не будет пространства и времени. Это свойство падшего мира, это ограничение, которое Бог наложил на человеческую свободу. Но ведь именно это и есть определение игры как чего-то, что происходит в ограниченном пространстве и в ограниченном времени, по определенным правилам. И то, что часто называют проклятием человеку за грехопадение, то, о чем рассказывает Книга бытия, описывая изгнание людей из рая, больше все-таки похоже на благословение Боже на игру: "Идите, я предоставляю вам вот это довольно небольшое пространство, я предоставляю вам время, сколько - не скажу, это одно из правил нашей с вами игры, благодаря которой вы должны вернуться ко мне. Я даю вам заповеди, я даю вам определенные ограничения на ваши творческие способности. Но зато у вас появляется возможность обрести меня вновь, возможность открыть меня". Вот к чему направлена та игра, которая зовется историей человечества после грехопадения. Как написал один из русских поэтов современности Лев Лосев: "После изгнания из рая человек живет играя". Почему в современной России отношение к игре, и не только в экономической сфере, политической, культурной, но и в религиозной, отличается таким предубеждением? Может быть, стоит включить в кругозор человека в современной России представление об игре как о способе любовного познания себя и своего ближнего? Девятнадцатый век - век торжества секуляризма, атеизма, рационализма, дарвинизма и прочих антирелигиозных "измов", был в то же время веком торжества серьезности, то, что теперь называется "викторианство". Первым бунтом против этой серьезности был бунт романтиков. И, наконец, в 1895-м году в Лондоне в театре "Сейнт Джеймс" ставят пьесу Оскара Уайльда о том, как важно быть серьезным. Само заглавие пьесы несерьезное, потому что в нем каламбур "Как важно быть Эрнстом". Имя Эрнст по-английски означает "серьезный". И вся пьеса была о том, как гнусно, как подло, как опасно быть серьезным. Бунт Уайльда окончился печально - тюрьмой, но его дело не пропало, он разбудил целое поколение, которое стало возвращаться к игровому началу. В книге Йохана Хейзинги, вышедшей в 1938-м году, "Человек играющий", напоминалось, что античная цивилизация, мир, где появилось христианство, он весь был игровой, игра там была не отделена от серьезности, от сакральности. Это был мир агонистики, мир соревнования. Недаром апостол Павел сравнивал христианина со спортсменом на Олимпиаде. Когда Спаситель Иисус Христос говорил "блаженный нищий духом", он использовал слово "блаженный", которое обозначало радость победителя в соревнованиях, человек, который получает почесть от зрителей. Потому что ясно, что быть нищим это совершенно недостойное человека занятие, это не серьезный разговор. Но если ты выиграешь вот эту игру в духовную нищету, тебе почет, тебе уважение. Ты получаешь ту же почесть, которую получает победитель в игре. Современная европейская культура, хотя и получила определенную игровую прививку, но, тем не менее, все еще с недоверием относится к игре, особенно когда речь идет о России. Это очень серьезная страна, особенно в христианской среде, и католической, и православной, и протестантской отношение к игре настороженное, может быть более настороженное, чем в среде секулярной. Может ли человек прожить без игры, как часто пытаются это делать сегодня в России люди, которые приходят к церкви, как к месту, где они находят истину? Валерий Панфилов: Эрик Берн - классик, который вышел из психоанализа утверждал, что большинство человеческих контактов осуществляются на фоне игры. Вне игры они не осуществляются. И он выделял несколько типов взаимодействий между людьми. Один из типов взаимодействия - это процедура, когда люди общаются в достаточно отработанных схемах. Например, вождение автомобиля, инструкция по выполнению каких-то технических работ или операция на столе у хирурга - это процедура и обмен речевыми взаимодействиями или какими-то еще жестами, невербальными. Это процедура, там игры как таковой нет. Игра появляется, когда есть выигрыш. Детские игры зачастую выходят из этого класса, потому что там выигрыша практически никакого нет, но можно иметь в виду выигрыш - эмоциональное самовознаграждение. Берн выделил большое количество игр. На самом деле их гораздо больше, чем ввел Берн, если внимательно посмотреть по жизни. Например, типичные игры алкоголиков. Я встречался с наркоманами, это тоже игровое поведение на 90 процентов. Игровое поведение в семьях. Иногда семьи достаточно неблагополучные, но, тем не менее, они могут жить совместно, не расходясь, очень долго, - они партнеры по игре, у них такая игра. Помимо игр есть еще ритуалы. К ритуалам относятся вещи, которые в принципе не нацелены впрямую на что-либо, они нацелены на какие-то социальные моменты, на сплочение, на достижение каких-то социальных целей. Как правило, ритуалы - это ритуал приветствия, ритуал прощания. Точно также ритуализированы какие-то канонические действия, которые введены в культурный оборот и связаны с религией или с какими-то групповыми действиями, военными парадами, например. У коммунистов были ритуалы определенные, связанные с этим. Игра какую-то только часть взаимодействия занимает между людьми. Помимо этого еще есть глубинное общение, но это, к сожалению, достаточно большая редкость, искреннее откровенное общение. За малостью мы о нем не будем вообще говорить, хотя оно наиболее ценно. Яков Кротов: Эрик Берн сражался с нацистами. А в качестве психолога этот потомок российских евреев Бернстайнов, уехавших когда-то в Америку, довел войну с тоталитаризмом до конца. Берн сумел достать за хвост дракона, который таится в душах тех, кто победил тоталитаризм. В 1957-м году Берн впервые назвал этого дракона словом "игра", подмена общения манипулированием, механическое отношение к себе, к другим людям. Именно эта игра в сверхсерьезность, нежеланием быть кем-то, кроме принятой на себя социальной роли, отождествление себя с обстоятельствами своей жизни, своей национальностью, своим сословием - порождает тоталитаризм. Такая игра в серьезность убивает настоящую игру, оставляя от нее только отдельные элементы, равнодушие к этике, ориентацию на выигрыш, готовность манипулировать другим и проявлять агрессивность по отношению к тому, кто у тебя на дороге. Такое дурное игровое сознание очень враждебно игре настоящей, дружелюбной, развивающей способности человека к свободе, творчеству, сотрудничеству. Такова любовная игра. Любовь на девять десятых игра, избыточное, ненужное занятие, не сводимое к быту, к ведению совместного хозяйства, к воспитанию людей. Это благодатное соединение двоих в каком-то вечном кружении вокруг друг друга. А тоталитаризм играет в любовь ко всем людям. Но ведь любовная игра и игра в любовь - это вещи принципиально разные и несовместные. Увы, бывает, что в игру превращают церковную жизнь. Отношения с государством, например, могут выстраиваться точно по сценарию жены алкоголика. Сперва нальем рюмочку, в надежде на то, что мужик в этот раз удержится, не сорвется, потом нас бьют, потом я плачу и получаю эмоциональный выигрыш от сознания того, что я мученица, несущая своего мужа-алкоголика как крест. А всего-то и нужно - не наливать, не внушать государству, что оно имеет право регулировать духовную жизнь людей, не потакать царству Кесаря. Не требовать от государства защищать святыню от кощунства. В Москве пару лет назад один не слишком гениальный художник устроил публичное осквернение икон, так его один православный ревнитель даже ударил, а потом кощунника отдали под суд, завели уголовное дело, он еле успел унести ноги заграницу. Художник тот в свое оправдание подчеркивал, что, мол, искусство это игра, поэт играет со словами, а он с иконами сыграл. Евгений Сабуров: Поэт не играет со словами, он играет с Отцом. А художника, в общем-то, никогда не считали человеком искусства, это явление только последних времен, поскольку он именно не играет. В число муз живопись не входила. Поскольку в ней нет динамики, в ней нет игры. Мы путаем соревнование, азартные игры и само по себе великое свойство игры - ограничение, правило, цель. Если мы будем подходить к игре так, как к ней подходят культурологи, то мы увидим, что ее очень много в нашей деятельности. Философия, форма религии, юриспруденция - это игровые соревновательные действия. Игра появилась раньше человека. Животные играют. И премудрость Божья ходила, играла перед ним, как написано в Библии. Игра это форма организации нашей жизни. Ничего ни плохого, ни хорошего в самой игре нет. Другое дело, если играют в русскую рулетку, то это ужасно. Яков Кротов: Когда речь заходит о кощунстве, как об игре и об игре, как о кощунстве, то приходится вспомнить, что была эпоха, когда все сочеталось с игрой, все было пронизано игрой. Поэтому царь Давид плясал перед ковчегом. В древнеславянских переводах слово "играл" употреблялось как обозначение любого скакания, любого прыжка. Ребенок взыграл во чреве Пресвятой девы - это тоже игра. Во Второй Книге Царств рассказывается о том, как царь Авенир приказал: "Пусть встанут юноши и поиграют пред нами". Встало по 12 с каждой из сторон, и все они убили друг друга. Это же своеобразные гладиаторские игры в древнем Израиле. Причем, слово "играть" здесь обозначает то же, что смеяться, делать что-либо, шутя, а оборачивается смертью. Как у древних индейцев игра в мяч была, прежде всего, сакральным актом, проигравшую команду казнили. Позднее эту игру в мяч привозят в Старый Свет испанцы, и в 16-м веке она распространяется, в том числе в семинариях церковных. Сохранилось предание о том, что святой Алаизий Гонзаго, итальянский иезуит, умерший молодым и канонизированный, как образец для католического юношества, однажды играл в мяч. И его спросили: а если сейчас придет Христос во славе и увидит тебя играющим в мяч, тебе стыдно не будет? "Нет, - сказал Алаизий, - потому что я делаю то, что я буду делать и в присутствии Христа". Значит, здесь игра опять возвращается в религиозное сознание. Игре противопоставляется озлобленность, инфантилизм как вспыльчивая реакция на то или иное слово, как крайняя подозрительность и нетерпимость к тем, кто не в твоей команде. Тоталитаризм в этом смысле любит, во-первых, сам сочинять правила, а во-вторых, стремиться к тому, чтобы на поле осталась только одна команда. Это сознание групповое, но не игровое. И неслучайно в годы застоя в фильме Марка Захарова о бароне Мюнхгаузене была реплика, только в сценарии, что все глупости на свете делаются с серьезным лицом. Но совместимо ли тогда игровое поведение с религиозной верой, игровое поведение, доходящее даже до кощунства? Или все-таки такой совместимости нет? Валерий Панфилов: Я думаю, не совсем совместимо, и здесь есть ряд причин. Дело в том, что есть какие-то границы игры, в любой игре есть правила, есть очень четкие правила. И если эти правила нарушаются, то обычно в группах детей говорят: "Ты не прав, ты играть не умеешь, уходи отсюда, ты еще маленький". И, по всей видимости, вот этот художник он нарушил определенные правила. Потому что есть социально установленные правила на данный период развития социума. Да, наверное, в средние века можно было что-то похожее сделать кому-то, юродивому, например, но в наше время это другие правила, поэтому в наше время этого уже делать нельзя. Потому что это оскорбляет определенные чувства. Яков Кротов: В средние века за оскорбление иконы людей убивали и сжигали. И если юродивый оскорблял икону, а такие случаи в житиях описаны, то он тут же доказывал, что это не икона. В житие одного русского юродивого есть эпизод, когда он бросает камнями в икону. Спрашивают его, что ты делаешь? И тогда эту икону снимают, он ее скребет и под слоем краски оказывается какое-то сатанистское изображение. Значит, это ложная икона, только в ложную икону можно бросать. Поэтому игровое начало и входит в современную цивилизацию. Оказывается, чрезвычайно трудно определить, где кончается одна группа, где начинается другая. Уходит наивное представление о том, что та группа, то команда, к которой ты принадлежишь, это единственная команда в мире. Для христианина это особенно памятно, потому что евангелиевский рассказ о последнем дне жизни Спасителя, это рассказ о том, как Иисус стал предметом насмешек, как его солдаты включили в свои казарменные игры, когда они его ударяли со спины и спрашивали - угадай, кто тебя ударил? Игра, дошедшая в абсолютной неизменности до современных российских, наверное, не только российских, казарм. И когда Христос был распят на кресте, что делали стражники? Они играли, они бросали кости, а на кону стоял хитон Христов, святыня, которая теперь, по преданию, хранится в московском Кремле. Игровое отношение к миру оказывается источником терпимости. Мы терпим чужое кощунство, чужое игровое отношение к нашей святыне, но зато и другие люди терпят убежденность православных в своей правоте. Почему же тогда в современной русской православной церкви с таким трудом усваивается представление о допустимости игры. Например, на Западе, да и не только в католических странах, протестантских, но и в православной Греции, священник, духовный пастырь может играть, никто не увидит в этом ничего зазорного, а в России это как-то сомнительно? Почему? Валерий Панфилов: Дело в том, что людям очень тяжело представить, что человек, который бегал, в футбол играл, будет отправлять литургию, например. То есть он должен играть одну и ту же роль, в представлении людей он должен и спать в рясе, и гулять в рясе, быть спокойным, покладистым. Яков Кротов: Так что же, в русской православной традиции нет места игровому элементу? Валерий Панфилов: Есть, но есть большое "но". Для того чтобы допустить игровой элемент, этот человек должен быть достаточно сильным. Если он верующий, то он должен очень глубоко верить и не формально, а действительно сердцем. Потому что один из больших грехов - это грех уныния, и он совершенно не вписывается ни в какие догматы и он никому не нужен. Даже атеисты не очень поймут человека, который все время как-то трепетно относится к каждой мелочи, у кого через каждые пять минут слезы навертываются или печаль на лице нарисована. Он неинтересен даже большинству атеистов, а, тем более что он может принести другим людям? Ведь Бог есть любовь. Какая любовь с горем пополам, этого не бывает. Любовь все равно предполагает глубинную радость. Почти все святые они говорили об этом - блаженство, радость, теплое сердце. Яков Кротов: Может ли православный человек представить себе свою жизнь, свои отношения с Богом, существование мира (как воспринимает его современный человек неверующий), как подобие игры? Софья Греч: Вся наша жизнь - это игра Бога с нами. Потому что он знает о нас все. Он как бы с нами играет, как с детьми маленькими. Мы детям даем игрушки, и дети с ними играют, познают мир, кубики складывают. Так и мы, нам Господь дает какие-то кубики, мы их учимся складывать, потом учимся складывать цифры, буквы. Какие-то жизненные ситуации мы проходим и постепенно растем, это тоже элемент игры Бога. Он мудр, а мы такие маленькие еще. Яков Кротов: Современное общество стоит на игре, многих христиан это пугает. Но стоит помнить, что если мы изгоним это игровое начало, оно вернется в куда более опасной форме, в виде игры тоталитарной, игры в серьезность. В конце концов, именно такая игра была названа Христом фарисейством и лицемерием, такая игра убила Спасителя. К тому же современное общество играет, но не заигрывается. Уже на самой заре Нового времени было подмечено, что в Бога стоит верить хотя бы в порядке азартной игры. Если окажется, что Бога нет, мы ничего не теряем, а если окажется, что он есть, мы выигрываем бесконечно много только оттого, что пошли в церковь, лоб перекрестили. В современной теории игр это называется минимаксная стратегия - обеспечить максимальный размер минимального выигрыша. И, тем не менее, никто ведь не бежит в церковь как в казино, поставить на Бога свечку, как жетон. Нет, человек предпочитает всерьез отказаться от веры, от того, в кого можно было бы поверить. И это означает, что если уж этот современный секулярный человек открывается Богу, то это надолго и всерьез. Когда раздражают бесконечные игры по телевидению, от спорта до викторин, полезно помнить, что бывают и другие игры - игры в светлое будущее, игры в разоблачение врагов, игры в уничтожение еретиков. А разумна, истинна только одна игра, в ней уже выиграл Христос, Христос-победитель. Выигрыш Христов называется воскресением. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
