Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Россия
[01-01-02]

Далеко от Москвы

Сентиментальное путешествие в Тбилиси, часть 1

Ведущая Елена Фанайлова

Елена Фанайлова:

Первая передача из цикла "Сентиментальное путешествие в Тбилиси". Фестиваль современного российского искусства - в грузинской столице.

"... Свет и льдистый блеск воздуха создали у меня первое впечатление о Тифлисе как о городе таинственном и увлекательном, как о некоей восточной Флоренции. Я еще не видел такого путаного, пестрого и легкого города, как Тифлис".

(Константин Паустовский)

Даже если русский человек никогда не был в Грузии, он все равно о ней что-то знает. Например, он знает о традиционном грузинском гостеприимстве, и маленькую исповедь такого человека можно услышать в Москве, на спектакле "Одновременно" театрального универсала Евгения Гришковца. Когда его герою становится одиноко, он вспоминает о Грузии.

Евгений Гришковец (отрывок из спектакля):

Что мы знаем про Грузию? Мы ничего не знаем. Мы только знаем, что они поют хорошо, грузины, и что они ужасно гостеприимны.

Что мы слышали из этой грузинской музыки? Ну, видели какой-то грузинский фильм, где пели или шли титры, и тоже пели грузины. И ты думаешь: "Господи, как они поют!" Видимо, они поют-то - вот в честь гостя, видимо, поют. А кто такой гость? Это - любой. Он приехал, и он уже гость, и в честь него поют.

То есть нужно приехать, срочно туда приехать, и в честь тебя споют. И не спросят тебя, какой ты - добрый, смелый, умный, старый, молодой. Нет. Ты приехал, - ты гость. Все. То есть надо срочно в Грузию, и там тебя... ну, как сказать - полюбят, и будут уважать такого, какой ты есть.

Но с другой стороны, какая проблема? Ну, взял, купил билет в Грузию, и езжай. Никаких же проблем.

Ну, а что? Ну, вот я прилечу в Грузию, допустим. Там же аэропорт. Ну, а как же? Естественно. Если прилетел - значит, аэропорт. Потом взять такси, приехать в город. Там город большой. Улицы, магазины. Я там никого не знаю. Ну, не буду же я ходить и говорить: "Извините, пожалуйста. А где тут поют в честь... извините?" И чтобы кто-нибудь сказал: "Давай, я хочу выпить в честь тебя моего вина".

А у меня не было никогда моего вина. Я, конечно, могу купить вина в магазине. Я купил его. Я заработал денег и купил, но я же не могу сказать "Это мое вино". Какое оно мое?

Или кто-нибудь скажет: "Вот мой хлеб. Ешь". А у меня не было никогда моего хлеба. А они, наверное, грузины, что-то же про это понимают - про хлеб, про вино. Я тоже хочу.

А если я приеду к друзьям в Грузию, они споют в честь меня потому, что я - их друг. А это не считается.

А в Грузию хочется беспрерывно.

Елена Фанайлова:

Традиционное грузинское гостеприимство начинается уже в самолете "Москва - Тбилиси".

Алексей Айги, музыкант:

Я очень боюсь летать, и очень боялся лететь в ту сторону. Смотрел на людей и думал: "Все погибнем, или не все погибнем?" Посмотрел на Гришковца и смотрю: нервничает человек. Интересно.

Потом в самолете мы познакомились с одним из музыкантов ансамбля "Орэра", который праздновал свое 50-летие. Замечательный совершенно был, такой вальяжный, огромный, в халате. Красивый седовласый мужчина. И мы разговорились. Он: "Вы - музыканты?" Мы стали рассказывать, куда мы едем. Он сказал: "Мы тоже - вот. Мы сейчас возвращаемся из Москвы".

Ему сказали, что - вот, человек боится, он тогда обнял меня по-отечески и сказал: "Не бойся, сынок. Я летаю 40 лет. С тобой ничего не будет. Я, - говорит, - как только ни садился, на каких только самолетах ни летал". И я сразу успокоился.

Елена Фанайлова:

Это Алексей Айги, композитор, скрипач, лидер группы "4-33". Он прилетел в Тбилиси вместе с другими творческими личностями, чтобы 5 осенних теплых дней выступать, общаться, гулять, пить грузинское вино и восхищаться этим необыкновенным городом.

Фестиваль "Арт-Груз" впервые прошел в Москве в 2000 году при поддержке Фонда Сороса и Министерства культуры Грузии. Тогда молодые грузинские музыканты, режиссеры, поэты и художники показывали свое искусство на московских площадках.

Теперь русские приехали с ответным визитом. В программе - поэтические чтения, художественные выставки, концерт пианиста Михаила Дубова и семинар композитора Юрия Каспарова, спектакль Евгения Гришковца и грандиозный перформанс на воде питерской группы "Речники". Фестиваль мог бы называться "Тбилиси - Москва". Этот ежегодный обмен творческим опытом придумали и организовали три молодые женщины - философ и литератор Кэти Чухрукидзе, переводчик Юлия Шагинурова и поэт Евгений Лавут.

Евгения Лавут:

Мы привезли людей поколения тридцатилетних. Это, кстати, касается не только поэзии. И это меня очень удивило, потому что такого принципа не было, на самом деле - привозить людей какого-то одного поколения. И когда я уже собирала паспорта и заглядывала в них, я обнаружила, что это - люди, которые родились вокруг 1970 года, условно говоря.

Елена Фанайлова:

Организаторы московского музыкально-поэтического клуба и издательства ОГИ везли пачки книг московских и питерских издательств по железной дороге до Владикавказа и добирались до Тбилиси по Военно-Грузинской дороге.

Николай Охотин, куратор литературных программ Объединенного Гуманитарного Издательства (сокращенно - ОГИ):

Забавно, что мы очень боялись, потому что нам все говорили, что это чудовищно тяжело: там, фактически - военное положение. С другой стороны, бандиты, и все такое.

Ну, там мы столкнулись с некоторыми неприятностями на границах, на постах, которые кончались банальной дачей взятки, но что забавно, что стоило отъехать от Осетии (последнего, как бы, русского пункта), и все там, кто попадался - грузины, и чечены какие-то попадались нам по дороге, - нас принимали абсолютно как своих. Поили на каждом удобном углу, кормили. И абсолютно никаких проблем на таможне.

То есть, дикая красота - эта перевальная дорога. В Тбилиси тоже, конечно, хорошо, но это - особенно.

Станислав Львовский, московский поэт:

Пока мы там были, в первые 2 дня все время нас спрашивали, не собирается ли Россия Грузию бомбить. И впечатление было совершенно ирреальное, потому что для нас - как это, Грузию бомбить? А еще кого бомбить? Может быть, Нижний Новгород еще побомбить или что-нибудь в этом роде?

Для меня это, как для человека, который все-таки смотрит российские новости, было некоторым, ну, шоком - не шоком, но таким сильным довольно смещением восприятия. Видимо, потому, что до сих пор подсознательно Грузия воспринимается, как какое-то общее культурное пространство. Ты видишь страну, где люди разговаривают по-русски, и какие-то знакомые с детства топонимы, но все уже совершенно другое. Это уже совершенно другая страна.

Елена Фанайлова:

Еще немного о первых впечатлениях.

Станислав Львовский:

Я, например, встретился со своим грузинским переводчиком, который с 1992 года меня переводит. И вот, я как-то увидел этого человека воочию. Как-то это все-таки сильно поражает, что человек в Тбилиси - откуда он берет эти тексты, как это все происходит, совершенно непонятно.

Елена Фанайлова:

Первый день фестиваля - это спектакль Евгения Гришковца под названием "Одновременно", на который в Москве билетов не достать. Гришковец - одновременно автор пьес, исполнитель, сценограф своих спектаклей.

Пока он репетирует в зале театра Королевского округа на улице Леселидзе (а это - в 10 минутах ходьбы от проспекта Руставели), в фойе мы разговариваем с режиссером Давидом Сакварелидзе. Он - один из организаторов молодежного культурного центра, который находится в старинном здании театра.

Давиду 31 год. Он поставил более 30 музыкальных спектаклей, несколько итальянских опер, работал с Робертом Стуруа и Питером Бруком в Италии и Америке.

Один из новых проектов Давида Сакварелидзе.

Давид Сакварелидзе:

Я и молодой драматург Лаша Бугадзе, мы вместе написали новый грузинский вариант, новую вещь, "Доктора Франкенштейна", перенесли сюжет в 1932 год, когда были нацистские идеи создания новой расы....

Ну, заинтересовался я этим потому, что надо проанализировать то, что происходит с нами сейчас, с грузинами. Что-то существует по ту сторону жизни. Я вот через Франкенштейна хочу подтвердить для самого себя и всем подтвердить, что существует Бог, действительно. Физически можно это увидеть. Потому что этот герой - пришелец из другого мира.

Чей слышу голос я над головой?
И что за тени бродят меж звездами?
То грешники с пустыми бурдюками
Скитаются по небу после смерти.
И нет покоя душам их несчастным,
Пока вина из праведных кувшинов
Не соберут в пустые бурдюки.
О том, как пляшут в небе огоньки,
И как тепло становится внутри,
Смотри и слушай, слушай и смотри...

Давид Сакварелидзе:

Год тому назад мы создали Центр современной драматургии в Тбилиси. В нем несколько драматургов, от 7 до 10 драматургов молодых. Абсолютно новые имена, и новый для меня язык. Потому что разница вот между поколениями - еще и разница языковая какая-то.

Допустим, есть живой грузинский классик. Он пишет. И вдруг появляется 19-летний драматург, который - тоже на грузинском - создает абсолютно другой язык.

У нас больше юмора, безалаберности и отношения другого к тем событиям, которые они, старое поколение, воспринимают очень трагично. Мы это воспринимаем как бы с юмором. Грузины - не сентименталисты. Они более всего реалисты, потому что от жизни это. Трагичное мы, молодые, не можем подчеркивать, хотя ужас чувствуется.

Елена Фанайлова:

И фрагмент спектакля Евгения Гришковца по-особому звучит в тбилисском театральном зале.

Евгений Гришковец:

Я был недавно на месте боев, ну, искали оружие, документы. Ну, чтобы продать. Не археологические, а так, коллекционерам. И они нашли немецкого сержанта. Они сказали: "По нашивкам - артиллерист. Иди посмотри. Он хорошо сохранился".

Я подошел и увидел ботинки. Такие тяжелые солдатские ботинки. Они были завязаны кожаными шнурками на бантик. В точности так же, как я завязываю. То есть - с длинными петлями. Понимаете? То есть вот в точности так же, как я.

И я отчетливо представляю, как у него шевелились пальцы, когда он завязывал эти шнурки. Потому что по-другому так завязать невозможно. У него точно так же шевелились пальцы. И он завязал их так, а потом умер и не развязал. А я же ведь каждый день завязываю шнурки, потом вечером развязываю.

Я не хочу сказать, что я что-то такое понял про этого солдата, что он был хороший или плохой, и чего он вообще... почему артиллерист? Я ничего этого не понял. Я просто что-то почувствовал, просто мне показалось, что я увидел впервые в жизни живого немецкого солдата той войны.

Давид Сакварелидзе:

История грузинского театра знает очень много каких-то попыток стать новаторским, но несколько режиссеров только это смогли сделать. Михаил Туманишвили, например, Роберт Стуруа, Тимур Чхеидзе. Очень много режиссеров в Грузии, но остаются имена, которые создали свой язык, театральный какой-то художественный язык.

Я думаю, что мое поколение должно освободиться от их влияний, потому что мы прошли очень интересную жизнь. Перед нами - целая история, с 1989 года и до сих пор мы живем в катаклизмах. Это интересно, с одной точки зрения, но с другой, надо проанализировать это и как-то показать.

Вот поэтому сейчас интересно нам с Гришковцом.

Елена Фанайлова:

На первом фестивале "Арт-Груз" в 2000 году в Москве Давид показал один из своих спектаклей в театре-студии Олега Табакова.

Давид Сакварелидзе:

Мы показали спектакль "Отари", пьесу, которую написал Лаша Бугадзе. Ему было 19, когда это написал. И после показа все эти люди, которые смотрели спектакль, они мне твердили: "Ты должен познакомиться с Евгением Гришковцом".

У нас общее детство, потому что мы жили в Советском Союзе еще, воспоминания вот эти, какие-то. Наверное, это уже как-то давит.

Я думаю, что вот из-за этого мне предложили, чтобы я как-то познакомился с Женей.

Елена Фанайлова:

Евгений Гришковец рассказывает тбилисским зрителям о любви. Он говорит то, что человек рассказал бы, возможно, только самому близкому другу, но что одновременно оказывается общим для всех людей.

Евгений Гришковец (отрывок из спектакля):

...Но когда я в первый раз в жизни целовал женщину, за секунду, за секунду до этого я не то чтобы думал, но в голове было следующее: "Ой-ой-ой.... А может быть есть другой способ? Потому что все так делают, а я "как все" не хочу. Я же такой один. Может быть, есть другой способ? Надо его срочно изобрести. Но самое-то главное - я хочу-то именно того, что делают все".

И я также понимал, что через секунду будет космос и другая жизнь. Другая жизнь и космос. А я боюсь этого космоса.

А потом - раз, через секунду, - и точно космос.

А был шанс изобрести новый способ.

Елена Фанайлова:

Спектакль вызвал у тбилисских зрителей такую реакцию:

Евгений Гришковец:

Они подходили, кто-то обнимал, называл меня "братом", кто-то говорил, что он очень рад, что это увидел, что-то такое. Ну, они же умеют короткой фразой как-то так. Да, вот я ее пересказал такими же словами, и фраза никакая, да? А у него такая интонация, что все так глубоко, черт подери.

Они же люди - ну, так реализующиеся в слове, что просто.... Вот вчера сидели, и - бесконечные тосты. Они даже рюмку не ставят, они 10 тостов произносят, чокаются и не подносят ко рту, и вот постоянно, беспрерывно - "алаверды", "алаверды"...

И поражаешься мудрости каждый раз - Бог ты мой!

И они утром вот стоят где-нибудь, там, у магазина встретились, они хорошо одеты. И они разговаривают. 9 часов утра. Мы возвращаемся в час, они там стоят. Несколько другая мизансцена, но они разговаривают, и видно, что и тема серьезная, и мужики как бы не балалайки. И видно, что они заняты делом. И они везде так здесь.

Елена Фанайлова:

А потом гостя ведут в путешествие.

Евгений Гришковец:

Какие-то улицы видел и бесконечные какие-то тусклые помещения, прокуренные, где много очень хороших людей, которые все встают, приобнимают тебя, чего-то говорят, наливают тебе вино. Потом переезжают в какое-нибудь другое место, компания накапливается-накапливается, и в конце получается, что какой-то карнавал уже. То есть, часам к 4 утра все устали, но - карнавал.

По улице, где мокрая брусчатка
Блестела, словно рыба на поддоне,
Мы шли куда-то в гору. И веранды
Вставали, зажигая перед нами
Бумажные фонарики под крышей.
Мы заходили в темные подъезды,
Скрипели половицами щербатых
И узких, как запястье, переходов,
Пропахших керосином и петрушкой.
Где черные горшки и сковородки,
И никого на раскаленных кухнях.
И лишь подростки в черном трикотаже
Играют в подкидного при свечах.
А больше ни одной живой души
Во всем Тбилиси...

Елена Фанайлова:

Режиссер Давид Сакварелидзе рассказывает о театре Королевского округа, где проходили фестивальные программы.

Давид Сакварелидзе:

Это очень старое здание. Это построил Зубалашвили, был такой католик, грузин-католик, очень известный меценат и очень известная личность, потому что половину Тбилиси построил он. И это в 1800 каком-то году, точно не помню.

На втором этаже была школа католическая, гимназия, ну, женская. А внизу - караван-сарай. Ну, были какие-то разногласия, потому что считали, что это бывшая синагога.

С 1930-х годов здесь был клуб Берии. В 1980-х и 1970-х годах просто заброшено было, и мы сами зашли и все прочистили. Сцену мы не трогаем, потому что там аура такая сохраняется... Там шли концерты разных интернациональных каких-то песен, танцевали-плясали во время коммунистов. В 1930-е годы здесь фильмы показывали.

А сейчас уже это мы назвали театр Королевского округа, потому что это старая, очень старая часть города, и здесь жили короли, грузинские царские фамилии.

Елена Фанайлова:

А потом гость-путешественник снова выходит на улицу.

Евгений Гришковец:

Здесь есть маленькая круглая площадь. Маленький принц, планета (такой круглый шарик), и там сидит Маленький принц. И еще несколько планеток, вот так. И эта площадь круглая. И там квартира Шеварднадзе. И на одной из планет художник сделал лисицу, посадил. И пришли охранники, когда это поставили, и сказали, чтобы лисицу убрали, потому что Шеварднадзе называют лисой.

Елена Фанайлова:

Если существует Бог Евгения Гришковца, то это, согласно Борису Пастернаку, всесильный Бог деталей, Бог частной жизни, личных вещей и приватного пространства, так любимого жителями Тбилиси.

Путешественник, оказавшийся в старом центре Тбилиси, непременно получит разъяснения, что вот все эти, рядом, бок о бок стоящие древние церкви - армянская, русская и грузинская, а также синагога и католический храм, чуть дальше, ненамного - мечеть.

Рассказывает литератор Александр Анашевич:

Когда мы ехали в обычном общественном транспорте, проезжая мимо церкви, все мужчины крестились. Это было очень странно и необычно.

Была еще более сильная и сложная история для лично меня, которую я не в состоянии объяснить. Это - поездка в Мцхету, старинную грузинскую столицу. Именно там Бог жил и, возможно, что он там временно даже поселился и живет в настоящее время.

И русские бомбы, которые падают на Абхазию, я надеюсь, не долетят до этой местности, потому что любое изгнание, оно страшно. И нельзя выгнать оттуда Бога.

Елена Фанайлова:

Путешественнику объясняют, что древняя столица Грузии Мцхета - это 20 метров от Тбилиси, и везут примерно час. Тот, кто приехал в Грузию, обязан увидеть древний кафедральный собор Светицховели, Храм Столпа животворящего.

Александр Анашевич:

Если говорить о здании, о самом храме, в общем-то, это, наверное, скелет. Но оказывается, суть не в этом. Я видел везде невероятные фрески и невероятно красивых людей, и было понятно, что здесь все по-настоящему, все идет вот так, как нужно.

Первое, что я увидел, когда мы входили туда, это белые голуби, которые, совершенно не думая о людях, жили над входом этого храма. Когда входишь туда, присутствие Бога усиливается. Первое время ты ничего не понимаешь. Когда ты понимаешь, что Он там живет, то видишь, что ты стоишь на могилах грузинских царей.

Елена Фанайлова:

И там, на могилах грузинских царей, стояли кругом мужчины в черном, скрестив руки на груди. Казалось, что они коротко переговариваются, и нельзя было понять, откуда звучит старинный грузинский хорал.

Потом путешественник видит, что поют именно они, эти люди.

(песня)

Александр Анашевич:

Поющие, стоящие кругом мужчины, которые делают свое дело от сердца и откровенно, в первую очередь, это откровение, они как бы порождают откровение в данном храме, стоя на тех могилах царей. Я бы хотел там находиться часами, я бы не уставал от этого.

Возможно, что это ощущение отчасти приходит, там, в русских деревнях, в туркменских деревнях, везде, где люди несут в себе очень сильные эмоциональные переживания, которые они не могут высказать. В деревне это ощущается, но ощущается каким-то подтекстом. А здесь просто все это на тебя нависает. Как бы, Он здесь прошелся. То есть никто не пришел к нему, но Он здесь прошелся, в этой местности, в этом соборе. То есть Он оценил как бы это строение.

Я не понимал, что, допустим, говорит Белла Ахмадулина про Грузию, которая выражала свои эмоции, не объясняя, почему она это говорила, да? Она говорила, что вот "я люблю тебя, Грузия, дорогая моя". То есть - земля, полная не божественными эмоциями, а сознанием присутствия Бога. Я все равно настаиваю на этой фразе.

Ты существуешь всегда в ожидании чуда. И чудо тебя настигает тут, в любой момент, о котором ты даже не подозреваешь. С такой периодичностью это возникает, это чудо, что просто потом его, может быть, даже не замечаешь.

Елена Фанайлова:

Беллу Ахатовну Ахмадулину я записывала за 3 дня до поездки в Грузию.

Балла Ахмадулина:

Сны о Грузии - вот радость,
И под утро так чиста
Виноградовая сладость,
Осенившая уста.
Ни о чем я не жалею,
Ничего я не хочу.
В золотом Светицховели
Ставлю бедную свечу.
Малым камушкам во Мцхета
Воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
Вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будет в новость
И колдуют надо мной
Родины родной суровость,
Нежность стороны чужой.

Елена Фанайлова:

Продолжает литератор Александр Анашевич.

Александр Анашевич:

Храм строился всегда в центре города, и вокруг него паперть переходила в торговлю. И сейчас это очень ярко. Это живое место, в котором есть кровь, стало центром, туристическим центром Грузии.

Там была масса чудесных вещей. Национальные грузинские инструменты и какие-то смешные совершенно поделки в виде украшений. Меня всегда радует в таких историях посуда. Глиняная посуда для того, чтобы пить из нее вино.

Давать оценку грузинскому вину было бы очень странно, потому что оно есть, понятно, что оно хорошее. Но ощущение, которое ты от него получаешь, для северного человека очень странное. Оно не кружит голову, оно дает тебе спокойствие.

"...Грузия - это благословенная страна, где, если стол поставить на землю, то его ножки пустят корни, на столешнице сами собой созреют плоды, а захочешь пить - так подыми голову, и огромная винная капля упадет тебе в открытый рот прямо с неба, и пьянство смешается с молитвой. По Москве грузинские женщины ходят в тапочках, а дома надевают дорогие туфли, а мужчины.... Мужчины, прежде, чем ехать в Россию, красят зубы в золотой цвет, а задницу - в черный, чтобы, не дай Бог, не привезти сюда немного своей домашней красоты.

Они, само собой разумеется, хорошо, одинаково хорошо, не так, как мы, говорят по-русски и по-английски, они все понимают. Слышите, господа европейцы? Им известны все наши тайные помыслы, а мы про них, - увы, - не знаем ничего. Их громкие разговоры в метро и в очередях никому непонятны. У них исключительный язык, только для своих".

(из прозы Ольги Комаровой)

Елена Фанайлова:

Другую сторону грузинской красоты описывает Александр Анашевич:

Там очень мало магазинов, в которых можно купить какие-то вещи. Я вот видел, в основном, людей, которые покупают в магазинах хлеб. Они не покупают даже вино.

И при этом - очень много салонов красоты. Одинокие девушки, которые заходили туда, они просиживали там часами. Они стараются оставлять длинные волосы, как требует грузинская культура, но при этом красить их в белый европейский цвет. Ну, вот такие вот совершенно мазохистские грузинские женщины. Сидят себе, просиживают часами...

При этом они общаются с парикмахершами. Мне жутко хотелось подслушать, о чем они говорят. Я бы это сделал, если бы это было в России, но я просто не понимаю грузинского языка. А вообще, мне очень интересно, о чем они сплетничают. Вряд ли они говорят о мужчинах. Вот о чем они говорят? Вот интересно...

Елена Фанайлова:

А вот о чем думают грузинские женщины можно понять, если увидеть работы художницы Наты Пирцхалава.

Ната Пирцхалава:

Феминизированная женщина... вот ее самые такие сокровенные, тайные желания - это как раз-таки подчиниться мужской силе.

Елена Фанайлова:

А о том, как люди в Тбилиси разговаривают, - московский литератор Станислав Львовский:

Уже молодые люди по-русски не говорят, а говорят по-английски. Я имел разговор в магазине пластинок по-английски, долгий очень разговор с продавцом. Я так и не понял, говорит он по-русски или нет. Он обратился ко мне по-английски, и как-то так мы по-английски с ним и говорили. Есть у меня подозрение, что, судя по возрасту, по-русски он и не говорил.

Елена Фанайлова:

О том, на каком языке говорят в Грузии, - Вера Церетели, театровед.

Вера Церетели:

Верико Анджапаридзе, великая грузинская актриса, не владела грузинским языком письменным. Она на нем говорила, но она училась в кутаисской гимназии, где образование, как известно, было в Российской империи только на русском языке.

Роберт Стуруа кончал русскую школу. Как в России французский язык был обязательным компонентом воспитания, так и абсолютное владение русским языком было признаком своего круга. И этот круг был широчайшим. И даже деревенские люди, не знавшие русского языка, уважали невероятно образованных людей.

Сверкали на проспекте рестораны,
Китайские фонарики светились
В каштанах итальянским изумрудом.
И было что-то римское в тепле
Осенних площадей, кафе и баров.
А мимо нас носатые подростки
Под ручку шли, и черные грузинки
Кивали мне на фоне заведений.
И старые мужчины в темном твиде
Седой щетиной терлись друг о друга.

Елена Фанайлова:

О достоинствах грузинского вина - музыкант Алексей Айги, лидер группы "4-33".

Алексей Айги:

Самое первое, к чему мы присмотрелись, это было разливное вино. В одном специализированном магазине, где было только вино. И там мы купили сразу две больших бутылки по полтора литра.

Вот, и мы с ними отправились и пили его по дороге, и как бы пришли с ним на концерт академической музыки. И как бы там втихаря тоже...

Я не то, чтобы такой большой поклонник остро современной музыки, как они считают, современные композиторы. Но в конце было одно из моих любимых сочинений. Это была музыка Сильвестрова. С вином или без вина, она идет прекрасно.

Елена Фанайлова:

Концерт, о котором упоминает Алексей Айги, входил в фестивальную программу и звучал в Малом зале Тбилисской консерватории. Его давал музыкант, которого на самом деле группы "4-33" и Айги лично, очень любят приглашать на совместные выступления. Это - солист московского ансамбля современной музыки Михаил Дубов.

Михаил Дубов:

Вот соната Шостаковича у меня есть, которую я очень люблю, мало кто ее исполняет. Сейчас, по-моему, никто, кроме меня. Играли ее человека два у нас раньше. 1926 год, по-моему, она написана.

Как раз было тогда борьба, когда пролетарские музыканты наши известные начали свое наступление на этот загнивающий, по их мнению, авангард. И вот Шостаковича очень травили жутко за это дело.

Вот такая соната, замечательная совершенно. И после нее очень хорошо слушается Сильвестров. А Сильвестров написал на первой странице, что он просит исполнять свое сочинение после какого-нибудь радикально-авангардного произведения. То есть - в контраст. И тогда она становится в какой-то контекст и звучит совершенно по-другому.

А сочинение Юрия Каспарова, на мой взгляд, это новый язык, тот язык, на котором человек говорит. Аккумулирует какие-то все достижения развития музыки просто этим языком. На мой взгляд, кстати говоря, очень романтическое сочинение. Музыка выражает какие-то совершенно ясные человеческие вещи, мысли, но - на современном уровне.

Юрий Каспаров:

После авангардного периода в 1970-е годы сейчас у нас затяжная эпоха неоромантизма в музыке. Несмотря на то, что очень много стилей, но это все, по сути, неоромантизм.

Сейчас как раз такой момент, когда должен прийти кто-то, и как бы переосмыслить одно из основополагающих понятий музыки, вечных. В принципе, я тоже ставлю эксперименты. Я отрабатываю какие-то приемы, я как-то пытаюсь что-то понять. Я пытаюсь что-то нащупать. И движусь я вот в этом направлении.

Елена Фанайлова:

Юрий Каспаров, автор только что прозвучавшего произведения - основатель московского ансамбля современной музыки.

Юрий Каспаров:

Мне всегда интересно, что происходит в любой стране. Мне интересна любая культура, которая как-то связана с европейской культурой. Так сказать, у нас корни общие. Тем более что связи с бывшими советскими республиками нарушились, и мы сейчас их с трудом налаживаем.

И я очень надеюсь установить прочную какую-то связь между Москвой и Тбилиси, между Россией и Грузией. И может быть, мы даже сможем делать фестивальный проект на какой-то основе, связи расширить, ну, если получится. Но надеюсь, что получится.

Мощеный переулок в тополях
Нас вел среди облупленных комодов
Грузинского модерна вниз, под горку,
В районе Сололаки. За Курой
Вставала, как чертеж с листа, Метехи,
А с этой стороны лежала площадь,
Обсаженная пыльными стволами,
Которую без карты не заметишь.
И в воздухе отчетливо, как в школе,
Воняло серой.

Елена Фанайлова:

На одной из маленьких улочек Тбилиси в один из дней фестиваля "Арт-Груз" молодые грузинские художники устроили красочную акцию протеста против застройки старого центра города особняками богатых людей, против варварского отношения к старинным тбилисским кварталам.

Говорит художница Ната Пирцхалава.

Ната Пирцхалава:

Государство не заботится о том, что будет, например, через 10 лет. Туристы будут приезжать сюда, и просто не на что будет смотреть, из-за того, что чиновники вот сейчас хотят положить в карман деньги.

Это художественная как бы акция, потому что - не знаю, мы вот все ждем-ждем, ждем, что как-то политики что-то скажут. Но вот никак не дождемся. Не знаю, надеемся, что как-то само население откликнется. Хотя бы подумает о том, что есть другое мнение какое-то. Вот и все.

Елена Фанайлова:

Улица, на которой мы стоим, всего метров 300 в длину и 20 в ширину. За нашими спинами как раз и перестраивается старинный дом. А рядом висят ковры, работают две художественные галереи. Играют на старинных инструментах 4 старика.

Это дудук, армянский инструмент. Эту музыку много веков исполняли в этом районе Тбилиси, где жили не только грузины, но и армяне, евреи, персы, русские.

Перед собравшимися выступает Юлия Шагинурова, она переводчик, одна из организаторов фестиваля современного искусства "Арт-Груз".

Юлия Шагинурова:

"Я хотел бы жить и умереть в Тбилиси, если бы не было такой земли - Москва."

Мне очень нравится этот город, я его очень люблю. И, по-моему, это действительно один из самых красивых городов на Земле. И очень, конечно, грустно смотреть, как его облик нарушается. Но, слава Богу, мы не можем переписывать стихи великих поэтов, так, чтобы наши дети уже никогда не знали оригинала. И не можем перерисовать великие полотна тоже так, чтобы никто больше не узнал, как выглядела Мона Лиза, да?

А с архитектурой и с духом города, с духом поколений, которые жили здесь до нас, мы можем делать все, что угодно. Это зависит от каких-то застройщиков, которые действительно думают только о сегодняшнем дне. Мне очень хочется, чтобы наше слово что-то значило. Я верю, что это будет так.

Елена Фанайлова:

К грузинским художникам присоединяется их московский коллега Антон Ольшванг, выставка которого открывала фестиваль.

Антон Ольшванг:

Вот эти потрескавшиеся, казалось бы, старые дома, по которым течет вода, это кожа города, которая тоже может дышать. А то, что это временно, так жизнь людей это 80 лет, там, сколько там? 100 или, там, 60. И сохранить это необходимо.

Елена Фанайлова:

А таким Тбилиси кажется Николаю Охотину, куратору литературных программ московского клуба ОГИ.

Николай Охотин:

Меня очень удивило, что они даже в рамках фестиваля провели акцию по защите города старого от, условно говоря, новой архитектуры, новых застроек.

Треть города можно считать разрушенной, ну, четверть. Не знаю. Но это опять же производит впечатление какой-то абсолютно такой части ландшафта. Это не производит впечатления разрухи, какой-то беды такой - национальной.

Продолжает поэт Александр Анашевич:

Дома - то же самое, что и человек. При всей бедности этого города и обшарпанности, в этом есть не бедность, а скорее, какая-то радость этого города. Можно там губернатора, мэра, президента этой страны обвинять в том, что он не следит за городом, хотя к неделе пребывания в Тбилиси я понял, что все, что происходит, это круто. Антураж вообще ни при чем, на самом деле. Вот самое главное то, что внутри. Вот, внутри тебя, в первую очередь.

И грузинские дома, облезлые, с крысами в подвалах, внутри это выглядит приблизительно как собственный маленький буржуазный домик со старой мебелью, с невероятно красивыми, ближе к восточной эстетике, вещами. Грузинские ковры, которых очень много в их квартирах, это передача атмосферы улицы. Как грузинская речь визуально очень красивая и сложная, так и грузинские ковры - что-то вплетено в эти ковры, которое объясняет что-то только людям этой национальности.

Я, вообще, подумал о том, что каждый ковер делается к какому-то событию.

Теперь ты понимаешь, почему
Невеста накануне жениху
Дарила не колечко, а ковер.
Узор души, любви моей узор.
Как мотылек в прозрачной паутине,
Ты потерял покой, но взял взамен
Узор души, любви прозрачный плен и пыл.

Елена Фанайлова:

В передаче прозвучали стихи московского поэта Глеба Шульпякова, посвященные тбилисскому поэту Котэ Кубайнешвили.

Текст читали Олег Львов и Вероника Боде.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены