Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[24-08-04]
Человек имеет правоВедущая Татьяна Ткачук "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека. Когда мы говорим о свободе - прежде всего, имеем в виду свободу политическую, публичную. Но не менее важна для отдельно взятого человека и свобода от постоянного наблюдения, свобода хранить про себя свои мысли, взгляды и суждения, свобода быть независимым и оставаться наедине с самим собой - то есть неприкосновенность частной жизни. Это тема сегодняшней программы, в которой участвует адвокат Александр Погонченков. Право на уважение частной и семейной жизни имеет любой гражданин, и право это прописано в нескольких серьезных документах - Европейской "Конвенции о защите прав человека и основных свобод", 23-ей статье Конституции Российской Федерации, а также в трех кодексах - уголовном, гражданском и трудовом. Уголовный кодекс, кстати, предусматривает довольно серьезное наказание за незаконное собирание или распространение сведений о частной жизни лица без его согласия, и уж тем более за распространение этих сведений через средства массовой информации - вплоть до ареста на срок до 4 месяцев. Итак, законом все россияне защищены. Александр, а на деле? Александр Погонченков: В связи с тем, что во многом право личности на неприкосновенность частной жизни определяется субъективно, здесь очень многое зависит от каждого человека, от его желания, от его настойчивости и от его готовности на деле защищать свои права в наших правоохранительных органах и судах. При достаточно неплохом для молодой российской демократии законодательстве, в котором предусмотрена защита различных сторон частной жизни, нужна - еще раз повторюсь - настойчивость. Потому что сама по себе судебная бюрократическая машина неповоротлива в силу своей природы. Например, гражданские дела у нас, по практике, могут длиться по несколько лет, в том числе и по категории, которая имеет отношение к нашей теме, - это защита чести, достоинства и деловой репутации. Не всегда с точки зрения информационности правильнее вступать со средствами массовой информации в какие-то затяжные судебные отношения. Закон предусматривает более быстрые возможности реагирования на ситуацию, а именно - право на ответ и право на опровержение. Работа журналиста-информационщика всегда связана с проверкой информации. Зачастую они не имеют возможности за несколько часов проверить, оценить информацию, на которую у правоохранительных органов уходят месяцы, а то и годы. Татьяна Ткачук: Александр, в этом случае у журналиста всегда есть выбор - печатать или не печатать эту непроверенную информацию. Александр Погонченков: Как вы сами прекрасно знаете, над журналистом всегда есть руководство, и если новость представляется сенсационной, "жареной" - тут: Татьяна Ткачук: Александр, давайте вспомним с вами несколько ярких случаев, когда известных людей публикациями в СМИ доводили буквально до состояния бешенства. Я помню, как народный артист России Александр Абдулов после откровений "дряной девчонки" Дарьи Асламовой запросил лицензию на отстрел журналистов, и с тех самых пор степень ненависти актера по отношению к пишущей братии превратилась просто в легенду. (Я приглашала Александра Гавриловича на сегодняшний эфир, - к сожалению, его нет в Москве). А случаев, когда известный человек стал бы судиться с журналистом, нарушившим его право на неприкосновенность частной жизни, - единицы. На ваш взгляд, кроме банальных объяснений, что "неохота тратить время и деньги", почему не судятся? Александр Погонченков: Во-первых, не согласен с тем, что не судятся. В последнее время такие дела достаточно часто встречаются в судах. Но тут есть один очень маленький нюанс. Во многом для публичных людей - для артистов, для политиков - подобные суды выгодны, когда они становятся объектом скандала. Ведь чем более эпатажны они, тем больше привлекают к себе внимание. Как я уже говорил, действительно, срок может быть большим, и утрачивается самое главное - информативность. То есть вышла публикация, человек подал в суд, прошло шесть месяцев уже - и никто не помнит, кто, когда, о чем писал, а согласно закону, обязаны повторить, за что извиняются. И это одна сторона вопроса. Другая - что по таким процессам в решениях фигурируют незначительные суммы, которые, мягко говоря, не покрывают затрат лица. Татьяна Ткачук: Сколько это может быть приблизительно? Александр Погонченков: Вы знаете, я выдам средние показатели - это на моей памяти до 30 тысяч с физического лица: Татьяна Ткачук: Рублей? Александр Погонченков: Разумеется. И до 100 тысяч - со средства массовой информации. Я не беру дела Лужкова, я не беру дела "Альфа-банка", то есть я беру среднее. Татьяна Ткачук: Хорошо, Александр. Примем первый звонок, Александр из Петербурга на линии у нас. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. В 24-ой статье Конституции сказано, что нельзя собирать информацию о человеке без его согласия. А перед недобровольным психиатрическим лечением собирают эту информацию о человеке без его согласия, то есть опрашивают соседей, родственников. Является ли это нарушением 24-ой статьи Конституции? Татьяна Ткачук: Спасибо за вопрос. Александр, прошу. Александр Погонченков: В данном случае, насколько я понимаю, у вас речь идет о принудительном лечении, то есть о тех санкциях, о том вторжении в частную жизнь гражданина, которое предусмотрено законом. Татьяна Ткачук: То есть, очевидно, речь идет прежде всего об уже ставшем социально опасным человеке, которого нужно изолировать от общества в силу характера течения его заболевания. Александр Погонченков: Оговорюсь - по мнению судебной инстанции, вынесшей такое решение. Татьяна Ткачук: В "Литературке" несколько месяцев назад была опубликована дискуссия известного радиожурналиста Алексея Венедиктова и президента Фонда защиты гласности Алексея Симонова. Венедиктов в одном из интервью сказал, что, по его мнению, у публичных людей не может быть никакой частной жизни? Я приведу цитату: "Папарацци - правы. Когда человек идет избираться на любую должность, то он должен знать: до пятого колена просветят все. Если органам можно, то почему нам, журналистам, нельзя? Ты пошел в публичную жизнь - знай: за тобой будем охотиться мы, другие СМИ, только с разной степенью наглости". Алексей Симонов говорит о том, что конкретно в профессиональной деятельности господина Венедиктова он отсутствия этики не наблюдает и поэтому считает, что для журналиста это - всего лишь повод обсудить проблему. Проблема действительно есть. В последние годы, я думаю, редкий российский суд не слушал дела о защите чести и достоинства. Но вот об уголовных делах, инициированных по обвинению в клевете, мне слышать доводилось очень редко. Вообще, на ваш взгляд, можно ли за слово наказывать уголовно? Александр Погонченков: Смотря какое слово и в каком контексте. Нужно и должно наказывать за слово в заведомо ложном доносе, в заведомо ложных показаниях и также в тех случаях, когда выступление в СМИ является основанием для возбуждения уголовного дела. То есть когда лицу приносится реальный вред - моральный ли, ограничение его в правах определенное, связанное с избранием, допустим (самая мягкая мера пресечения - это подписка о невыезде для обязательства о явке). В данном случае речь идет о том, когда слово переходит уже в совершенно другую ипостась. У нас существует совершенно гениальная статья - это "Оскорбление". Татьяна Ткачук: Какое наказание эта статья подразумевает? Александр Погонченков: Незначительное. Но здесь же присутствует другой момент - здесь присутствует факт судимости. Татьяна Ткачук: Да, испорченная биография. Александр Погонченков: Разумеется. Уголовной ответственности должны подлежать квалифицированные виды клеветы и оскорбления. За оскорбление в средствах массовой информации - я считаю, что здесь все-таки, если таковое имеется, должны нести ответственность больше средства массовой информации, то есть те, кто это распространил. Мало ли что человек высказал: Что же касается первой части вашего вопроса, она мне кажется более интересной. Тут можно соглашаться с Венедиктовым или нет по поводу того, что "государству можно, а нам нельзя". Извините, государство - это специально уполномоченные на то лица. С другой стороны, журналистика - это своего рода тоже уполномоченные лица общества, которые занимаются именно тем, что рассказывают обществу правду о нем. Татьяна Ткачук: И здесь получается противоречие. Александр Погонченков: Да, здесь коллизия. Но коллизия, которая у нас разрешалась в зависимости от ситуации по-разному. Если взять два самых знаменитых скандала - это министр юстиции и бывший генеральный прокурор, - не знаю, можно ли здесь говорить об этике, и частная ли это жизнь лица, если чиновник с кем-то забавляется? Один вопрос: на чьи деньги? И этот вопрос, по-моему, вполне можно было задать без подробного видеоряда. Татьяна Ткачук: И еще один не очень простой вопрос: что вообще такое "частная жизнь", которая должна быть неприкосновенной? Насколько я знаю, юридического содержания эта категория не имеет, и все очень условно получается: один человек - очень закрытый, и для него интимно буквально все, не касающееся работы; о другом людей говорят "душа нараспашку" - и для него пределы допустимого вмешательства совсем иные. Зависит ли от субъективного отношения "потерпевшего" (условно назовем его так) к тому, что за ним следят, или его контролируют, или о нем пишут что-то, определение степени вины того, кто нарушил право на неприкосновенность частной жизни? Александр Погонченков: Давайте уточним - не определение степени вины (степень вины у нас определяет суд), а зависит во многом от инициативы по возбуждению либо гражданского дела, либо уголовного. Но опять-таки, если правоохранительным органам становится известно о том, что какое-то лицо собирает сведения о другом с использованием своего служебного положения для не частного, а публичного обвинения, в общем-то, санкционированного государством, то здесь идет просто уже другое нарушение - нарушение еще и интересов следствия. Во многом понятие неприкосновенности частной жизни субъективно. Человек, по сути дела, должен сам определять границы: один готов поставить себе в спальню веб-камеру, а другой не позволяет ссылаться даже на свой банальный диагноз - грипп, ангина и так далее. И тут нельзя говорить, что кто-то прав, а кто-то не прав. Это восприятие человека, это обусловлено его характером, его личным жизненным опытом, его устремлениями, его поведенческими наклонностями. То есть это определено самим человеком, его личностью. И вот отсюда, кстати, выходит очень интересное определение, что такое тайна частной жизни. В научной литературе встречается очень простое определение: вся деятельность, кроме профессиональной, является частной жизнью. Сюда входят и отношения с друзьями, и состояние здоровья, и биографические данные, и черты характера, и хобби, и наклонности, и семейная жизнь, и личная. Татьяна Ткачук: Александр, раз мы заговорили о субъективности восприятия этого понятия, то вот такой у меня вопрос. Предположим, о человеке собрали какие-то сведения и разгласили их, и самого человека это не очень сильно волнует. Но это может сильно беспокоить, скажем, членов его семьи, мешать им. Могут ли члены семьи подать некий иск и возбудить какое-то дело против человека, который разгласил тайны, касающиеся, предположим, супруга или родителя? Или это может только сама личность - защищать себя таким образом? Александр Погонченков: Надо смотреть конкретную информацию, насколько она действительно затрагивает интересы того лица. Татьяна Ткачук: Предположим, написала какая-то газета о том, что у известного политика есть любовница. Сам политик решил, что он в это не полезет, судиться не будет, это опровергать не будет: пишут - пусть пишут, "желтая" пресса: А жене это крайне неприятно, и она решает наказать этих газетчиков. Примут у нее такой иск или нет? Александр Погонченков: Ситуация очень оценочная. Я все-таки полагаю, что здесь должно это делать то лицо, в отношении которого эти сведения распространены. Хотя, с другой сторон, безусловно, интересы жены здесь задеты. Если бы подавала любовница: Да, с такими ситуациями, слава богу, я в судах еще не сталкивался. Поясню, почему "слава богу", - потому что вопрос очень коллизионный. Татьяна Ткачук: Петербург на линии у нас, Константин. Слушатель: Как вы думаете, почему снизилась уголовная ответственность за чтение почтой чужих заказных писем? По кодексу 1961 года это было до трех лет лишения свободы, сейчас - всего лишь штраф. А за чтение простых писем, их утерю, вообще нет никакой ответственности. Татьяна Ткачук: Александр, пожалуйста. Александр Погонченков: Вы знаете, Константин, если речь идет о том, какие именно письма читаются, я лично к этому отношусь плохо. Я считаю, что это то нарушение, которое напрямую затрагивает частную жизнь, и ответственность за него неоправданно снижена. Хотя я не исключаю, что это было связано с очередной попыткой гуманизации отечественного Уголовного законодательства, когда по целому ряду статей был существенно снижен срок наказания. Татьяна Ткачук: И пришло сообщение к нам на пейджер, Борис Менский из Москвы прислал его. Вопрос следующий: "Склонные ко всякой полицейщине московские власти в настоящее время производят установку скрытых видеокамер на всех подъездах города с выводом сигнала на показ. При этом речь об испрашивании согласия жителей не идет. Как вы к этому относитесь? Могу ли я или любой другой, как физическое лицо, противодействовать этому законными способами?" Пожалуйста, Александр. Александр Погонченков: По поводу законности данного мероприятия я, например, не считаю, что видеокамера, установленная в общественном месте, нарушает чью-то частную жизнь. Если бы она была установлена у окна вашей спальни или кабинета, я бы с вами согласился. А что сейчас у нас - обеспечение мер безопасности или повальная полицейщина, - вы знаете, что после известных событий 1999 года в Москве этот вопрос неоднократно дискутировался. Собственно, камера - это замена наших бабушек, которые дежурили сразу после взрывов на Каширке и на Гурьянова в подъездах, когда это была абсолютно нормальная реакция общества на террористические акты. И доходило вообще до абсурда: проверяли документы у всех подозрительных, входящих в подъезд, люди, не имеющие на то никаких полномочий, никаких оснований. Татьяна Ткачук: Да, но люди боялись быть взорванными! Александр Погонченков: Совершенно верно. И никто их за это не осуждает. Я просто предлагаю нашему слушателю задуматься, что лучше: камеры или народная самодеятельность по проверке документов, национальности, пола и иных проблем, которые покажутся интересными? Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. Снова Петербург на линии. Антон, здравствуйте. Слушатель: Я хочу сказать, что у нас никакой защиты частной жизни быть не может, так как у нас неприкосновенность жилища невозможно обеспечить самому себе, то есть просто пристрелить вора или грабителей, которые к тебе вломились. Татьяна Ткачук: Подождите, Антон, пристрелить грабителей и обеспечить неприкосновенность жилища - это все-таки немножко разные категории. Слушатель: Почему разные? Вот ко мне вломились, и если я буду думать о самообороне и пристрелю его просто, то в Штатах мне ничего не будет, я буду американским героем. А здесь на стороне этих урок стоит, извините, милиция, которая из таких же людей состоит, которые понятия о гражданских правах вообще никакого не имеют. Татьяна Ткачук: Спасибо, Антон, замечательный вопрос. Александр, пожалуйста. Александр Погонченков: Антон, вы знаете, я вас хочу немножко удивить. В Уголовный кодекс Российской Федерации, если вы в курсе, были внесены в декабре прошлого года изменения. И в данном случае ваши действия, если вы из - вот тут надо подчеркнуть один момент - легального оружия самообороны причините тяжкий вред здоровью или даже причините смерть лицу, которое к вам ворвалось, - в этом случае вы освобождаетесь от уголовной ответственности, поскольку вы действуете в пределах необходимой обороны. Татьяна Ткачук: Спасибо. Несколько менее экстремальная ситуация, но, тем не менее, с которой сталкиваемся мы все в повседневной жизни. Когда человек, любой и известный в особенности, использует любые средства связи - телефон, Интернет; когда он заключает какой-то договор (например, при крупной покупке); когда он совершает банковские операции - в этот момент его частная жизнь, какой-то ее фрагмент становится публичным. Я сейчас говорю об информации о человеке, о его персональных данных - эти данные становятся доступными другим лицам. Можно ли застраховаться, защититься от того, чтобы этой информацией не воспользовались во вред? Александр Погонченков: Давайте мы сразу отделим зерна от плевел: законным или незаконным является получение этой информации? Потому что по ряду крупных сделок получение этой информации является законным и определенным уполномоченными на то властными структурами. Опять-таки, что касается сообщений по телефону, по Интернету, если имеется судебное решение (а сейчас иная форма не предусмотрена), - да, безусловно. Если же мы говорим о тех моментах, в которых вообще законодательством предусмотрена специальная тайна, - я имею в виду адвокатскую тайну, банковскую тайну, тайну исповеди, врачебную тайну - это та ситуация, когда частная жизнь человека затрагивает интересы общества, но опять-таки здесь специальными нормами гарантируется ее неприкосновенность. Такие гарантии предусмотрены, и мое мнение, что в большинстве случаев они соблюдаются. Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. Москва, Владимир Данилович на линии. Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. У меня не совсем вопрос. Я с вашим гостем зеркально соответствую, только с разницей примерно в 50 лет, как юрист и журналист. Мне кажется неверной ссылка на то, что начальство может заставить публиковать непроверенные факты. Этого не было в той газете, где он работал. Ничто не может заставить журналиста дать информацию, в которой он не уверен. Надо ясно и недвусмысленно высказаться по поводу того, что если человек вступает в публичную политику, - в политику, я подчеркиваю, я не говорю о шоу-бизнесе и прочее - то есть претендует на какие-то выборные должности, он должен быть готов к тому, что все обстоятельства его личной жизни могут быть освещены. Но в каком пределе - это уже от нас зависит, насколько мы обладаем тактом, понимаем, где есть сплетня, а где общественно значимый факт. Татьяна Ткачук: Спасибо, Владимир Данилович. Передаю микрофон Александру Погонченкову. Александр Погонченков: Во-первых, Владимир Данилович, я хочу пояснить, я не говорил о том, что в том средстве массовой информации, в "МК", меня заставляли публиковать непроверенную информацию. Во-вторых, вы сами в своей речи сослались на то, что есть порядочные издания, критерии определения порядочности при этом не указав. Что же касается вашего второго предложения, то оно еще более интересно. С одной стороны, вы предлагает законодательно "открыть" политического деятеля, а с другой - предоставить вам, как журналисту, право самому решать, в каких пределах вы собираетесь его открывать. Некоторая коллизия тоже, на мой взгляд, наблюдается в вашей, не менее зыбкой позиции. Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. Вопрос на пейджер от Сергея пришел: "Во многих странах доказательства либо сведения, добытые с нарушением закона, не имеют силу в суде и даже не принимаются к рассмотрению. Как обстоят дела у нас?" Александр Погонченков: Точно так же. В Российской Федерации в новом УПК введена специальная процедура признания доказательств недопустимыми. Татьяна Ткачук: И в этом случае они не рассматриваются? Александр Погонченков: Они не могут рассматриваться, то есть адвокат, защита заявляет ходатайство о признании их недопустимыми. Татьяна Ткачук: И снова Питер на линии. Валентина, здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Вот у меня к Александру такой вопрос - насчет распространения бытовой информации. Тут пришлось столкнуться с домушниками. Что к телефонам подключаются и подслушивают - это элементарно. Как уловить - не знаю. Был такой факт, что по компьютеру узнали уровень жизни людей, и была такая фраза: "Там делать нечего, у нее задолженность по квартире за три года". Я говорю: "А как это узнали?" - "А по компьютеру". Как-то эти программы попадают к любому и каждому - и люди даже такие мелочи узнают? Татьяна Ткачук: То есть разглашение неких сведений через РЭУ произошло? Слушатель: Да. И потом они еще общаются, слушают, вынюхивают у людей: кто-то помогает, сын - новый русский, все такое. И потом грабят. У нас серия таких ограблений прошла по дому. Татьяна Ткачук: Спасибо, Валентина. Александр, прошу. Александр Погонченков: Валентина, вы знаете, в вашем случае не будет лишним все-таки обратиться в правоохранительные органы. Если у вас есть сомнения в ваших территориальных - обратитесь в питерские вышестоящие. В данном случае речь идет, как минимум, об организованной группе, занимающейся преступным промыслом и использующей для этого, совершенно верно, частные данные - те данные, которые являются персональными, которые, в общем-то, в данном случае используются абсолютно противоправно, для подготовки и совершения преступления. Татьяна Ткачук: Александр, Валентина сослалась на то, что этим людям стали доступны некие компьютерные программы. Я не знаю, насколько у нас компьютеризированы сейчас все РЭУ, но допускаю, что это так. Как это возможно? Александр Погонченков: Вы знаете, - без привязки к конкретному случаю и обвинений в адрес каких-то конкретных работников того РЭУ, - возможно, что просто человек посмотрел по компьютеру. Татьяна Ткачук: То есть кто-то ему это показал просто? Александр Погонченков: Да. Если стоит сеть - возможно хакерское проникновение. Если люди "работают" по крупным клиентам, то это люди достаточно состоятельные, они в состоянии нанять хакера. Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. И поговорим немножко о ситуации, с которой мы сталкиваемся чаще, чем с тем, о чем рассказала Валентина сейчас. Человек устраивается на работу, он заполняет анкету. В этой анкете десятки граф и строк, просящих от него информацию о нем самом. В Трудовом законодательстве прежде вообще не было толкования понятия "персональных данных", которые имеет право запрашивать работодатель, а также формы и характера согласия работника на сбор и использование в дальнейшем этих данных. В новом Трудовом кодексе какие-то есть изменения в этой части? Александр Погонченков: Да, вы знаете, аж целая глава. Причем, по моему мнению, эта глава будет разрастаться, она будет более конкретной. Но уже сейчас четко определено основное положение: могут собираться только те данные, которые необходимы для профессиональной деятельности гражданина. Есть пределы, которые переходить по закону запрещено. На практике, к сожалению, можно столкнуться с различными методиками, и, с точки зрения работодателя, это, к сожалению, очень часто оправданно. Особенно это принято в крупных компаниях делать, когда собеседование проводит не кадровик, а профессиональный психолог. А зачастую используется и аппаратура, самая известная - это "Полиграф". Тестирование это должно проводиться с согласия лица, но у нас нигде в законе не прописано, что отказ от тестирования не может служить основанием для не приема на работу. В каких-то случаях это, наверное, правильно. Потому что когда люди пытаются выяснить, склонен ли человек к приему наркотических средств, к чрезмерному употреблению алкоголя, - это достаточно правомерный интерес, связанный с профессиональной деятельностью. То же можно сказать, когда выясняются моменты, связанные с прошлой трудовой деятельностью, с отношениями в коллективе, поскольку, если человек получает доступ к сведениям, которые составляют коммерческую тайну данной организации, интерес оправдан. Вопрос его правомерности - в Трудовом законодательстве написано, что лицо не может отказаться от своих прав. То есть вот эти моменты с практикой будут выравниваться. Все, конечно, зависит во многом от ситуации в стране. Если мы пойдем нормальным путем, путем создания нормальных фирм, - да, эта практика будет присутствовать. Если мы опять опустимся до кустарного уровня (к сожалению, такая опасность есть), - естественно, эта проблема отпадет сама собой, не будет тех тайн, которые будут кого-то интересовать. Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. Исключить принцип "жить в обществе и быть свободным от него невозможно", наверное, нельзя. И понятно, что стремлению человека к приватности всегда будет противостоять некий социальный контроль. И в данном случае элемент контроля - это наблюдение. Это наблюдение может быть самым разным: родителей - за детьми, полицейских - за горожанами, госорганов - за соблюдением запретов, бабушек на лавочках - за жильцами. Наверное, без такого контроля общество и защитить своих граждан не смогло бы. Но при современных средствах слежения, которых становится все больше и больше, этот контроль может вообще превратить общество в одну большую замочную скважину. Насколько емко, на ваш взгляд, определена сегодняшним законом та "зона безопасности", которая необходима каждому из нас? Александр Погонченков: Татьяна, вы понимаете, в чем все дело, что - как вы точно отметили - это понятие расплывчато. И вот здесь как раз появляется та дыра в законе, которую надо, на мой взгляд, закрыть, и закрыть с учетом сегодняшних тенденций. Давайте возьмем мировой опыт - синдром 11-го сентября. По-моему, такой тотальной безопасности Соединенные Штаты, а теперь уже и Европа, не переживали давно, если не сказать, что Соединенные Штаты никогда ее не переживали. Татьяна Ткачук: А что сейчас в Афинах творилось, перед Олимпиадой, когда взвыли местные жители от количества установленных камер: Александр Погонченков: Да. С другой стороны, здесь перед людьми всегда будет стоять дилемма: что лучше - чуть-чуть потерпеть какое-то ущемление в своих правах или же подвергаться реальному риску террористического акта? Эти позиции должны быть определены в основном законодательно, потому что ситуация меняется. Есть террористическая угроза, нет - не должно быть этого постоянного "большого уха" или "большого глаза" в замочной скважине. Но в определенных ситуациях эти ограничения должны проводиться законодательно. Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. Я хочу привести одну цитату в конце программы. "Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство: Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше", - так писал Пушкин своей Натали, узнав, что их переписка просматривается Третьим отделением: Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
