Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Кинозал "Свободы"

"Механика киносудьбы": Юрий Арабов

Ведущий Сергей Юрьенен
Автор Вероника Боде

Сергей Юрьенен:

"Механика киносудьбы". В этом выпуске не фильм, а писатель фильмов. Крупным планом: Юрий Арабов.

Юрий Арабов:

Мы все чувствовали и чувствуем сейчас в воздухе опасность прихода к власти сильного человека, лишенного моральных и духовных тормозов. Я думаю, что в России действительно есть предпосылки для прихода этого человека. Когда мы видим умершие деревни и нищие города, то, конечно, это весьма напоминает Германию 20-х годов - тот же крах империи, то же унижение и та же экономическая неразбериха.

Как полагается, в синема натянута простыня.
Тут раньше показывали Чапая и Щукаря, но всегда не резко.
И нынче сквозь девушек из Шанхая они проглядывают как фрески.
Дует сверху. Как сталактит люстра, что не горит.
Я бы сошел с ума в том синема, если бы не с тобою, кума.
В небесах синева, но сегодня нет.
Отмечен не ангелом, но снежком,
как ель, расчесанная гребешком,
стою, сжимая входной билет.

Вероника Боде:

Юрий Арабов всю жизнь пишет стихи. Представитель поэтической школы метареалистов, автор трех книг, один из основателей московского клуба "Поэзия", объединявшего многих представителей непечатного поколения 70-80-х. Арабов очень долго считал себя исключительно поэтом, а свою работу в кино вынужденной, но судьба распорядилась иначе - он стал одним из известнейших российских сценаристов.

Юрий Арабов:

Вот это всегда была проблема в советское время - социализация литератора. Я думал, что вся жизнь сложится так, что я буду работать сторожем, а писать в письменный стол. Но выяснилось, что многие работали сторожами и никуда не вышли, и не реализовались, как писатели, не написали ничего хорошего, а так вот: спились, скололись, сошли с ума. У меня мама была из кинематографической среды, работала на студии Горького. Я рос в атмосфере кино. Ну, подумал: может быть, во ВГИК поступить? Повидимому, у меня не хватало достаточной любви к чистой литературе, и явно не хватило любви к богеме и к андеграунду, чтобы полностью существовать как поэт, читать свои вирши, пить, говорить "я - гений, ты - гений, все остальное дерьмо" - вот этого не хватило. Но это все-таки две разные стихии, вот почему - совершенно разный упор на язык. В сценарии, в драматургии язык носит нивелированный характер. Если диалоги можно писать с достаточно хорошей литературной обработкой, то ремарочная часть практически не экранизируется. Не все ли рано, как ты ремарки напишешь - языком Андрея Белого или языком Пушкина, или языком, я не знаю, Мережко. Лучше языком Мережко - легче поставить. А вот это уже, с точки зрения литературы, халтура: не язык Мережко, а язык сценария. У меня нет ни одной халтурно написанной вещи, я всегда пишу с полной отдачей, но просто вижу, что не нужно здесь литературы. И я не делаю или делаю это по минимуму. Получается чуть больше, чем сценарий и чуть меньше, чем литература.

Вероника Боде:

В 75 году Юрий Арабов поступает на сценарный факультет Всесоюзного Государственного Института кинематографии в мастерскую Николая Фигуровского и Евгения Дикого. И уже на третьем курсе происходит судьбоносная встреча.

Юрий Арабов:

Преподавательница по русской литературе ВГИКа Лилия Александровна Звонникова сказала: "Вот, Юра, у нас на режиссерском факультете есть талантливый режиссер Саша Сокуров, он собирается экранизировать прозу Платонова. Я знаю, что вы вроде бы талантливый сценарист. Не могли бы вы с ним связаться, может быть, для него написать сценарий?" Ну, я сказал: конечно, конечно, я напишу для него сценарий. Несмотря на то, что Платонова я до этого не читал, а если бы читал, то, наверное, никогда бы не согласился его экранизировать, я не знал, что это настолько сложно. А о Сокурове я тогда слышал, как и весь институт, что на режиссерском факультете есть смутьян, который мутит студентов против начальства. Такой как бы диссидент местного масштаба. Мы встретились, я прочел, довольно быстро написал сценарий. Саше это понравилось, он сказал "да" и поехал под Горький снимать. Через два месяца привез одиннадцать коробок очень необычного смонтированного материала.

Вероника Боде:

Институтское начальство картину встретило в штыки. Тогдашний ректор ВГИКа фильм запретил и даже приказал уничтожить - за пропаганду русской идеалистической философии.

Юрий Арабов:

Мы поняли, что мы просто лишаемся этой картины. Мы вынуждены были спасать исходный материал и фильм собственными руками. Просто подменить коробки с негативом: вместо них мы положили контратип негатива "Броненосец "Потемкин", его, по-моему, и смыли тогда. Ну, такая обычная страшная, очень неприятная советская ситуация, которая, скажем, на режиссера, на Александра Николаевича Сокурова - это до сих пор у него незаживающая рана. Но оказался человек, который активно его поддержал. Этот человек был Андрей Арсеньевич Тарковский, которому мы показали картину на "Мосфильме". Он терпеливо посмотрел этот длинный, может быть, скучный фильм до конца, повел нас в монтажную, и в течении трех часов подробнейшим образом разбирал каждый кадр. Главное мнение его было - это настоящая шуба, настоящая овчина, только пуговицы привинчены проволокой, а надо пришивать. Вот, например, он сказал Саше: ну, что это за монтаж, вы как будто топором рубите. На что Сокуров сказал: "Андрей Арсеньевич, рассуждайте о чем угодно, но только не о монтаже". Когда была эта фраза произнесена, я подумал, что он просто нас сейчас выгонит, что Тарковский возьмет коробку железную, ударит Александра Николаевича Сокурова, и на этом путь гения в кино прекратится. И один гений другого гения прибьет. Но Тарковский на него как-то странно посмотрел и сказал: "Ну хорошо, не буду". И я вдруг понял, что Тарковский запал, запал на Сокурова, запал на эту картину. И - правда: усилиями Тарковского Сашу распределили в Ленинград на "Ленфильм". И в 83 году мы запустили с первой нашей официальной малолитражной картины экранизацию пьесы Бернарда Шоу "Дом, где разбиваются сердца", впоследствии она была названа несколько претенциозно "Скорбное бесчувствие".

(Сцена из фильма)

Вероника Боде:

Вот уже более 20 лет Юрий Арабов и Александр Сокуров работают вместе. Их первый фильм "Одинокий голос человека" в 87 году получает приз на фестивале в Ла Карло и приз ФИПРЕССИ на Московском фестивале. В 88 году Александр Сокуров снимает по сценарию Юрия Арабова картину "Дни затмения". Сначала планировалась экранизация повести братьев Стругацких "За миллион лет до конца света" по сценарию авторов...

Юрий Арабов:

Был написан сценарий, Саша уже собирался его снимать. Конечно, я чуть-чуть ревновал, а потом он стал думать-думать и вдруг ко мне обратился: "Юра, я что-то не могу снимать". Я говорю: "Что такое?". "Да, понимаешь, совершенно неинтересны ученые вообще". Я говорю: "Ну как, ведь у тебя тут основа фабулы - ученые". Он говорит: "В том-то и беда, я не могу это снимать. Напиши что-нибудь на эту тему, но как-нибудь гуманизируй материал". Он жил тогда в маленькой комнатке на Петроградской стороне, в коммунальной квартире. Стали думать - главный герой, кем бы мог быть? Вдруг явилось - врач. Где родился? Где-то в Поволжье, давай, допустим, что в Горьком, и он по распределению заброшен в Среднюю Азию. И вдруг родился довольно какой-то странный сюжет, который имеет резонанс и перекличку с сюжетом Стругацких. У Стругацких была вот эта космическая сила, которая препятствует открытию. А у нас вот эта мусульманская среда явилась так же некой силой, которая исторгает из себя людей из другой культуры, в частности, русских. И вдруг оказался некий конфликт не в том плане, что мусульмане и Восток гонят русских, нет, а в том, что это две стихии отчасти несовместные в культурном смысле, в историческом. И вот родился такой странный сюжет о горстке европейцев в мусульманской стране, которые не понимают эту страну, не понимают этого народа, и народ, который их не понимает, которые как бы поодиночке пропадают из этого странного города, расположенного в песках.

(Сцена из фильма)

Вероника Боде:

Фильм "Дни затмения" получает приз "ЕвроОскар" и приз Федерации киноклубов СССР. Следующая совместная работа Юрия Арабова и Александра Сокурова - картина "Спаси и сохрани", 89 год, приз на фестивале в Монреале. На сегодняшний день все игровые картины Александра Сокурова сняты по сценариям Юрия Арабова.

Александр Сокуров:

Работая с Юрой, практически никогда мы не делаем второго, третьего, четвертого варианта. Обычно написанный Юрой сценарий сразу поступает в работу. Мы давно с ним знаем друг друга и, несмотря на то, что он живет в нелюбимом мною городе Москва, а я живу в Петербурге, расстояние большое, мы не очень часто встречаемся - но, мне кажется, что взаимопонимание у нас существует. Один раз возникла ситуация сложная у Юры в момент подготовки картины "Спаси и сохрани" по Флоберу - и мы начинали работать с одним из очень уважаемых московских драматургов, однако, ничего не получилось. То есть, он не мог в эти короткие сроки художественно освоить задачу и поставленную задачу выполнить. Юра в состоянии выполнить очень серьезную художественную задачу, кроме всего прочего, еще в очень короткие сроки, он концентрированный человек и имеет уникальную совершенно способность работать с историческими документами, фактами и с исторической фабулой. Я не знаю второго такого человека в кинематографе.

Вероника Боде:

Фильмы Александра Сокурова от сценариев, по которым они снимались, отличаются довольно сильно. И сценарист, и режиссер считают это вполне закономерным.

Александр Сокуров:

Я считаю, литературный сценарий самостоятельной художественной формой, и Юра является автором сценария, а я являюсь автором фильма. Сценарий, когда начинается кинематографическая работа, неизбежно претерпевает серьезную трансформацию и возникает не просто транскрипция драматургии, а, собственно говоря, новое произведение. Юра создает законченное художественное произведение, которое самодостаточно. Его сценарий можно не снимать, это можно читать, это литература. Разница между словом и разница между литературной драматургией и драматургией кинематографической - колоссальная. Иногда здесь просто нет ничего общего, и поэтому приходится создавать это произведение еще раз. Это только достоинство Юры подчеркивает, потому что он необыкновенно серьезный, глубокий человек, который меня многому научил.

Вероника Боде:

В 90 годы начинается трудное время для российского кино: прекращается государственное финансирование, многие режиссеры перестают снимать. Но Юрий Арабов и Александр Сокуров находят выход из положения - начинают снимать камерные малобюджетные картины для одного, двух, максимум трех актеров.

Юрий Арабов:

Например, картина "Камень" у нас была - не больше, не меньше о том, как в один прекрасный день Антон Павлович Чехов воскрес, пришел в музей своего имени, который расположен в Ялте, и стал разговаривать со сторожем. Вся картина это как бы диалог сторожа, нашего молодого человека, который сторожит музей, и Антона Павловича Чехова. Или же картина "Круг второй". Я ее очень люблю, поскольку в ней просто кусок моей жизни, в сценарии. У меня был очень тяжелый год, когда умерло два самых близких человека - мама и ее сестра, и я как-то целый год хоронил людей и выяснил для себя, что, наверное, больше потрясений у меня не было, потрясения даже не от смерти, это само собой, а о том, что хоронить человека в советских условиях, в росийских условиях, крайне сложно. Во-первых, нет денег для того, чтобы похоронить человека, во-вторых, мы находимся как бы вне культуры, мы не знаем, что нужно делать, чтобы похоронить человека. Я обо всем об этом написал сценарий. Сюжет его о том, как у молодого человека умер отец, и он не знает, что делать с ним, как его похоронить.

(Сцена из фильма)

Вероника Боде:

Один из последних фильмов Александра Сокурова по сценарию Юрия Арабова называется "Мать и сын". Он напоминает скорее живопись на экране, чем обычную кинокартину. В заброшенной деревне живут сын с матерью, мать тяжело больна, она умирает. Третье действующее лицо фильма - природа, на фоне которой разворачивается действие.

(Сцена из фильма)

Фильмы "Мать и сын", "Камень" и "Круг второй" имели ограниченный прокат за границей, в России их мало кому удалось посмотреть. И только два года назад Юрий Арабов и Александр Сокуров выходят на картину с относительно большим бюджетом - это фильм "Молох" по сценарию под названием "Мистерия горы". В 98 году "Молох" на Каннском фестивале получает приз за лучший киносценарий. В картине рассказывается об одном дне из жизни Гитлера.

(Сцена из фильма)

В основе фильма "Молох" и сценария Юрия Арабова, который назывался "Мистерия горы", лежат документальные материалы. Арабов пользовался, в частности, книгой Пикера, личного секретаря Бормана, "Застольные разговоры Гитлера".

Юрий Арабов:

Мы все чувствовали и чувствуем сейчас в воздухе опасность прихода к власти сильного человека, лишенного моральных и духовных тормозов. Я думаю, что в России действительно есть предпосылки для прихода этого человека. Когда мы видим умершие деревни и нищие города, то, конечно, это весьма напоминает Германию 20-х годов - тот же крах империи, то же унижение и та же экономическая неразбериха. И картина сделана о Гитлере во многом из-за этого, из-за этого испуга, из-за этого предчувствия, что, может быть, нам опять придется пройти через какой-то метод тоталитаризма. В этом плане эта картина безусловно предупреждение подобным людям, предупреждение о том: ну что, ну что вы решаете судьбы мира, когда вы личную судьбу свою не можете разрешить? Что вы пытаетесь облагодетельствовать целый народ, когда вы не можете счастливым сделать близкого человека, любимую женщину, которая рядом с вами - она глубоко несчастна. А Ева трижды кончала с собой, два раза неудачно, и третий раз вместе в этой рейхсканцелярии под грохот советских пушек. Мы понимаем, что подобные предупреждения для тиранов тщетные, но поскольку существуют люди искусства, постольку они и должны давать подобные предупреждения, а уж дело тирана - прислушиваться к ним или нет.

Вероника Боде:

Фрагмент сценария Юрия Арабова "Мистерия горы":

"Он клокотал как вулкан:

- Не будет вам спокойствия, не будет семейного бульона, не будет супружеских трусов и сифилиса не будет! А будет плетка, вам, сволочам, будет плетка!

Ади уже махал этой невидимой плеткой, и на стене ходили огромные тени.

- Я не дам вам покоя, я буду стегать и стегать, 30 лет, 40 лет, пока вы из скотины не превратитесь в людей! А ну пошли! Вперед и не разговаривать! Потому что небо уже близко, небо близко!

И здесь Ева не выдержала.

- А-а-а! - истошно закричала она. И вместо того, чтобы выстрелить, бросила в фюрера пистолет. Бросила удачно, бросила наповал, как в свое время пастушок Давид угодил в голову силача Голиафа. Пистолет попал фюреру в лоб и опрокинул его на ковер. Ева набросилась на распластанное перед ней тело и в исступлении начала топтать его ногами. Ади все же выскользнул из-под ее каблуков, вывалился в оконную дверь , побежал по балкону, хромая и оступаясь, фалды его фрака развивались как крылья. Ева пустилась следом, схватив в руки лампу-ночник со столика и потрясая ею как булавой. На улице светила луна, веселые звезды равнодушно мигали в густом воздухе. Она настигла его в своей спальне, свалила на пол и уселась на фюрера как на дикого жеребца, которому требуется узда".

Юрий Арабов сделал неожиданное для меня признание: оказывается он писал Гитлера со своих друзей-литераторов.

Юрий Арабов:

Как ни странно, многие люди московской художественной богемы обладают, как мне кажется, гитлеровским складом характера. Они столь же безапелляционны, столь же преданы всякого рода химерам, столь же упорны в продвижении этих химер в общественную жизнь, в объективацию этих химер. И в этом плане у меня никаких проблем с характером Гитлера не было, я просто представил своих хороших друзей, нескольких человек и просто описал их, свел в один характер. И Гитлер во многом был художником, художником-неудачником. Во всяком случае, те завиральные идеи, которые он пропагандировал за столом в течении многих часов, когда люди, которые с ним обедали, засыпали, просыпались, вот это были некие странные художественные акции. Ну, например, как воспринять идею засеивания крапивой Белоруссии? Или же как относиться к идее о том, что конечно мы будем воевать с Италией? Как с Италией, но Италия ведь наш союзник. Нет, мы будем воевать с Италией, потому что Дуче решил насадить леса в Северной Италии, это значит в Германию перестанет поступать теплый сухой воздух из Италии, будут дожди как в Белоруссии. Вообще Белоруссия для него была каким-то очень странным жупелом. Будут дожди как в Белоруссии, а от дождей нация потеряет упругость, нация превратится в слизняков. Это можно назвать бредом? Но вместе с тем в этом бреде есть потуга на некую вот такую сюрреалистичную художественность. И в этом плане этот бред безусловно смыкается со многим бредом художников, особенно из андеграунда.

Из сценария Юрия Арабова "Мистерия горы":

"Может быть кто-то хочет трупного чая? - легко осведомился между тем Ади. - Может быть Борман хочет? А, Мартин, трупного чайку, бульончик из мяса загубленных на мясобойне животных, и эти пальцы отвратительных мясников с грязными ногтями, эти запахи, эти жилы, которые тянутся из плоти специальными щипцами. Не хотите?

- Нет, мой фюрер, не хочу - выдавил из себя тот.

- Ну а может быть вы хотите дары воды, рек, океанов, раков, например?

Ади был на взводе и тяжелый гипнотизм от него начал передаваться всем сидящим за столом.

- Вы знаете, Борман, на что ловятся раки в Баварии?

- Нет, мой фюрер, - соврал тот, хотя эту присказку шефа слышал уже не один десяток раз.

- На мертвых бабушек. Мертвую бабушку, предположим, трехдневной свежести, внуки кладут в ручей, предварительно раздев, и раки постепенно облепляют ее тело. Она становится похожей на многорукого языческого бога - эти красные обрубки, щупальца и усы. Каково? Какова наша баварская молодежь? Растительная пища - вот девиз здорового образа жизни. Только овощи и только трава, и первая среди них - крапива". "Пишите", - дал отмашку Мартин секретарю. Тот сразу же заскрипел пером как автомат".

Вероника Боде:

Юрий Арабов работал не только с Александром Сокуровым, но и с другими режиссерами. В 89-м году он в соавторстве с Сергеем Дьяченко создал сценарий для телесериала "Николай Вавилов", который был снят режиссером Александром Прошкиным. В 89-м году Андрей Добровольский снимает по сценарию Арабова фильм "Сфинкс", а в 97-м картину "Присутствие". Арабов пишет сценарии и для режиссера Олега Тепцова, фильм "Посвященный" и нашумевший в свое время "Господин оформитель". Снятый в 88-м году этот фильм по кассовым сборам занимал второе место среди "Ленфильмовских" картин.

Юрий Арабов:

Решили попробовать сделать российский триллер, но триллер, который бы использовал достижения авторского кино. То есть, чтобы по сравнению с американским мистическим триллером действие было бы ослаблено, а картинка была столь же богатой, как в авторском кино, скажем вот так, атмосфера, картинка, внутрикадровый монтаж и так далее, и тому подобное. И мы стали думать, какой материал взять и остановились на Грине, у Грина есть такой рассказ "Серый автомобиль", достаточно странный, и Грин замечательный писатель, такой русский Эдгар По. Я прочел "Серый автомобиль", предложил этот материал Олегу, Олег согласился и мы начали разминать, разминать, разминать этот материал и выяснилось, что экранизировать Грина просто невозможно, нужно придумывать на его костях какую-то свою новую историю. Так родился фильм "Господин оформитель", придуманный часа за полтора на кухне у Олега Тепцова. И в свое время, когда он вышел на экран, это в общем-то как бы первый советский жанровый фильм мистического триллера, по нынешним временам, я думаю, наивный. Но делали мы с удовольствием, и в свое время у его была очень неплохая касса и пресса. Причем сторонники у фильма нашлись совершенно оригинальные и ни на что не похожие. Например, эта картина очень понравилась Илье Глазунову, с которым, казалось бы, нет никаких точек соприкосновения у нас. Тем не менее на фестивале в Одессе он очень этот фильм защищал, мы были ему очень благодарны. Не знаю, что его подкупило, может быть эта атмосфера начала века, художественная среда и в общем какое-то осуждение этой позы начала века.

Из фильма "Господин оформитель":

" - И много за все это платят?

- Когда как, но дело не в деньгах, а в истине, которую мы пытаемся постичь и постигаем при помощи искусства.

- Помнишь наш последний разговор? Я спросил тебя: если бы я стал богатым, вышла бы ты за меня замуж?

- Это что - предложение?

- Аня.

- Забудь об Анне. Ее больше нет".

Вероника Боде:

В фильмах Олега Тепцова по сценариям Арабова "Господин оформитель" и "Посвященный" звучит музыка Сергея Курехина.

Юрий Арабов:

Человек он был очень забавный. Он как-то подошел ко мне, когда он писал музыку ко второму нашему фильму с Олегом Тепцовым "Посвященный" и сказал: "Юра, мне нужна латинская месса и текст напишешь ты". Я сказал: "Сергей, но я ничего не знаю по латыни". "Не надо знать, три слова возьми любых из словаря". Я подумал, подумали и говорю: "Сергей, я все-таки так не работаю". - "Ну ты же поэт". - " Я поэт, я привык как-то писать, выкладываться в текст". "Ну, - говорит, - ладно". И он сам сочинил эту мессу, взяв какой-то набор латинских слов.

Вероника Боде:

Сценаристу диктуют все, но самый главный диктатор, это, конечно, режиссер.

Юрий Арабов:

Наша практика, практика кинематографа, особенно русского сегодняшнего кинематографа, это все-таки существование автора как такого наемного работника. Ситуация, когда ты приносишь сценарий, в студии говорят: ого, давай запускай, она почти невыносима, поскольку у нас режиссер обладает правом диктата. Так сложилось русское советское кино, что в нем существует приоритет режиссера. В Голливуде чуть-чуть наоборот, в Голливуде сценарий является непреложным документом к осуществлению. За счет диктатуры режиссера в русском кино было единственное ценное, что есть, это так называемое авторское кино, авторский поэтический кинематограф, жанров у нас меньше, хуже получается, а вот за счет этой диктатуры было авторское кино в лице Тарковского, Параджанова и Оселиане, и Панфилова, Абуладзе и так далее. Вот эта вот диктатура поэтического видения режиссера, который часто идет вразрез вообще с драматургией, вообще со спецификой сценарного дела как такового. Но так у нас сложилось, и я считаю, что как сложилось и, слава Богу, что в этом есть особенность и ценность русского кино.

Вероника Боде:

Несколько лет назад Юрий Арабов возглавил кафедру кинодраматургии Всероссийского Государственного института кинематографии, в котором когда-то учился. Работа со студентами, равно как и многолетний труд сценариста, заставляют его задуматься о глобальных философских вопросах, о причинно-следственных связях, о случайности и неслучайности в судьбе человека. Юрий Арабов пишет книгу "Механика судеб", которая выходит в 97-м году в Издательском доме "Парад".

Из книги "Механика судеб":

"Каждому из нас известно выражение "Весь мир - театр", но, по-моему, еще никто не осмеливался перенести законы драматургии на реальную человеческую жизнь и посмотреть, например, в каком жанре живет тот или иной человек, соответствует ли развязке кульминация его бытия завязкам, происшедшим в далеком прошлом и так далее. Замысел книги, собственно говоря, родился только из одного единственного вопроса - работает ли Господь Бог как драматург, соответствует ли понятие судьбы тем законам, которые мы знаем из теории драматургии? Когда этот вопрос был задан, к автору будущей книги пришел законный ужас. Как человек начитанный, он сразу понял, что речь идет об исповедимости путей Господних, о том, в сущности, каковы механизмы воздаяния или кармы. Автор очень испугался, но искушение было слишком велико, вооружившись своим знанием законов драматургии и опытом создания сценариев для десятка художественных фильмов, автор с головой ушел в работу. В конце ее он начал пугаться собственной тени".

Для иллюстрации своих идей Юрий Арабов взял три судьбы - Пушкина, Гоголя и Наполеона.

Юрий Арабов:

Гоголь в конце жизни, как говорят, сходит с ума, а в начале жизни мы вдруг натыкаемся на то, что Гоголь разыгрывает из себя сумасшедшего, его увозят из лицея, в котором он учился, как бы в сумасшедшем припадке. Вот как бы простая, тривиальная связь. Или же: "У Пушкина в юности, что ни день, то дуэли", сталкиваемся мы в одном из писем с такой фразой, но, слава Богу, все они кончаются миром. Но ясно, что речь идет об игре в дуэль, а игра когда-то может обернуться очень серьезным событием. Ставим зеркало и во второй половине жизни мы видим уже дуэль настоящую, всамделишную. Или же многочисленные романы или даже роман или попытка романа с женой своего покровителя Воронцова. Ясно, что в конце жизни суд над тобой может быть следующей, что явится человек, который с твоей женой будет поступать так, как ты поступал с женами других людей. У Пушкина очень много подобных завязок, совершенных им в жизни в начале, которые в конце в общем самым негативным образом на его судьбе отозвались. Доблесть Пушкина, духовная доблесть Пушкина, что, по-видимому, в Михайловском он это все осознал. И вот я пишу в своей книге, как он пытался перевязать негативные завязки свой жизни, скажем, уйти от света, жениться и так далее, из атеиста превратиться в христианина, как бы отказ его от своей гнуснейшей поэмы, с точки зрения христианства, "Гаврилиады", он конечно продиктован не только некой боязнью репрессий со стороны светской власти, но в этом, я думаю, было некое очень искреннее начало. Да, перевязать узлы он не смог, негативные узлы оказались сильнее, пуля попала, но он пытался это сделать, умер достойно. Ну а стихи как были гениальны, так и есть.

Вероника Боде:

Собственная судьба Юрия Арабова тоже могла бы служить иллюстрацией к его книге. В одном из интервью сценариста я с удивлением прочла о том, что в детстве он, оказывается, был хулиганом.

Юрий Арабов:

С 4-го класса я совершенно не учился, редко посещал школу, прогуливал школу, был драчуном. Учился я в школе, которая незадолго до моего прихода была переоборудована из школы умственно отсталых в школу обычного среднего профиля. Но как бы педагоги остались те, которые привыкли работать с детьми, которым надо по 20-30 раз вдалбливать одно и то же. Нашим учителям ничего не стоило, например, оттаскать ребенка за волосы. Меня оттаскали один раз так, что скальп практически сняли, у меня кровь была и волосы стали выпадать, потом как-то поправились. Как я получил аттестат - я сам не знаю, троечный аттестат, страшное дело. Вот когда я все это получил, вот тогда инстинктивно понял вот эту некую механику судьбы. Я понял, что нужно стать другим человеком. Я вот побыл хулиганом, двоечником, слава Богу, не сел в тюрьму и какой-то получил школьный аттестат, а теперь нужно побыть отличником, я подумал, идеальным молодым человеком. Вот с третьего захода я поступил во ВГИК и стал "пятерочником", круглым "пятерочником", какие-то именные стипендии, "красный" диплом. А когда я окончил институт, я подумал: ну теперь что будем делать, может быть диссидентом побыть? Но случилось так, во-первых, я институт кончил с фильмом, пусть закрытым фильмом, но с фильмом. А потом в конце 80-го года со мной "Ленфильм" заключил первый договор официальный, и я подумал, что если заключили договор под сценарий отнюдь не политический, не просоветский, так что мне быть, собственно говоря, диссидентом, буду нести крест сценариста.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены