Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
24.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

300 лет Франческо Растрелли

Ведущий Иван Толстой

300-летие великого зодчего. О знаменитом итальянце рассказывает Юрий Овсянников, автор книги "Мастер лепки и фантазии - Франческо Растрелли".

Юрий Овсянников:

Имперский Петербург, столица великой империи, Петербург, просуществовавший как великолепная столица два с небольшим столетия, не случайно называли в 19 веке и Северной Пальмирой и Северной Венецией. В создании этого величавого имперского города участвовало около трех десятков крупнейших европейских архитекторов. Там были разные по мере таланта, по времени работы в России и в создании этого удивительного города, который до сих пор поражает воображение своим величием, своей красотой, торжественностью.

Со мной могут многие не согласиться. Я всегда для себя выделяю четырех великих зодчих этого города. Первый - это, конечно, сам Петр Первый. Не смейтесь, потому что это был человек, который сам определял направление и ширину улиц, тротуаров, какие дома где ставить и утверждал все проекты. Не случайно, он первого строителя Петербурга, господина Трезини, уроженца Тосино Южной Швейцарии, навещал часто по утрам - рабочий день Петра начинался в 6 утра - и все проекты, которые предлагал Трезини, Петр лично просматривал и давал ему задания.

Вторым, на мой взгляд, был Франческо Бартоломео Растрелли, который придал в эпоху Елизаветы Петровны Петербургу тот парадный, помпезный вид своими грандиозными постройками, такими как Зимний дворец. И не случайно, после того как Зимний дворец был построен, было запрещено почти на полтора века строить дома выше Зимнего дворца. Смольный монастырь, дворцы Строганова, Дворцы Воронцова, где потом размещался Пажеский корпус, Царское село, Петергоф - это все постройки Растрелли.

И третий великий архитектор для меня - это Карл Иванович Росси, человек, создавший около 12 площадей, Великолепный ансамбль Дворцовой площади с аркой, великолепное здание Сената и Синода, Михайловский дворец, где теперь размещается Государственный Русский Музей, и площадь перед ним, ансамбль перед Александринским театром и Публичной библиотекой, улица, бывшая Театральная, которая теперь названа улицей Росси. Это великий архитектор, который завершил работу по приданию Петербургу имперского вида, достойного столицы этой великой империи.

Конечно, надо было бы упомянуть и великолепного итальянского архитектора Кваренги, который утвердил классицизм в Петербурге, а уже ампирный стиль - это Росси. Но начнем с Растрелли.

Иван Толстой:

Из книги Юрия Овсянникова "Мастер лепки и фантазии Франческо Растрелли".
"Род Растрелли был стар и известен. Правда, недостаточно, чтобы удовлетворить великое честолюбие некоторых его членов. Зажиточные горожане хорошо знакомые жителям Перужди, Милана, Флоренции, давно мечтали о дворянском гербе. Повезло Растрелли флорентийским. Дед нашего героя в 1670 году, наконец, добился права украсить давно приготовленный щит изображением кометы и двух восьмиконечных звезд золотой перевязью в голубом поле. То ли обретение герба потребовало изрядных расходов, то ли с годами потощали денежные мешки фамилии, только к рождению Бартоломео Карла - отца нашего героя - у семейства Растрелли осталось высокомерия и гордости больше, чем золотых монет".

Юрий Овсянников:

В этом, 2000-м году исполняется 300 лет со дня рождения этого замечательного, удивительного архитектора. К сожалению, все мои попытки найти дату его рождения в различных архивах не увенчались успехом. Его отец, уроженец Флоренции, был скульптором пышного барокко, который, нанимаясь для работы в Россию, перечислил, что он также есть архитектор и может создавать даже театральные механизмы. Насчет театральных механизмов не удалось. Насчет архитектора, он как архитектор работал, но больше работал помощником у сына, потому что еще в 1725 году, когда Франческо Расстрелли было 25 лет, Антиох Кантемир - будущий посол России в Англии и Франции - писал в своих сочинениях, что талант его велик а инвенция его, то есть фантазия в украшении зданий, непревзойденная. Растрелли-отец был приглашен Анной Иоановной для строительства дворцов в Москве, хотя по документам видно, что руководил строительством и наблюдал за ним, вносил поправки и переделки молодой Франческо. И когда Анна Иоановна, испугавшись московских заговоров и московской нелюбви к новой власти быстро убежала в Петербург, то Франческо Растрелли тут же был направлен в Курляндию, чтобы строить великолепные дворцы для герцога Бирона, любовника и фаворита Анны Иоановны. Потом он был приглашен для строения летнего дворца для Анны Ионановны, но пока он доехал из Курляндии до Петербурга, пока он разрабатывал проект, Анна Иоановна умерла, и этот летний дворец был построен для Елизаветы Петровны. К сожалению, его снесли, и на этом месте император Павел первый велел возвести свой Михайловский замок, где и был удушен. Елизавета и, в особенности, ее окружение не любили Растрелли, потому что работая при Анне Иоановне, он вынужден был подделываться под стиль двора, состоявшего в основном из Курляндских немцев, и очень забавно: он даже вынужден был писать не "де Растрелли" (он был графом), а "фон Растрелли", на немецкий лад. Из-за этого долго не хотели его принимать и всячески отстраняли от дел. Это длилось порядка 5-6 лет. Но в молодости это несчастная и очень красивая женщина мечтала о пышной жизни, о пышных дворцах, где всегда будут бесконечные праздники, балы, маскарады, а архитекторов достойных построить такие дворцы, кроме Растрелли, в России не оказалось. Она пыталась привлекать других архитекторов - и Квасова, и молодого Чевакинского, но все получалось не то. Она вынуждена была обратиться к Растрелли. Он Петродворец переделал, потом Царское Село для нее переделал, Смольный монастырь переделал. Растрелли понимал, что старый Зимний дворец, который он еще вместе с отцом построил для Анны Иоановны, а этот дворец шел параллельно восточному фасаду Адмиралтейства и к нему потом прилепляли разные постройки и пристройки, выглядел неказисто и недостойно столь великой императрицы столь великой державы. В течение двух лет он все время подталкивал ее к мысли, что во имя славы российской, как было потом написано в указе, нужен новый дворец. И добился своего.

Иван Толстой:

Из книги Юрия Овсянникова:
"Дворец поражал размерами и великолепием, изумлял внешним видом. Не успел я, приблизившись к Петербургу, усмотреть впервые золотые спицы высоких его башен, колоколен и превозвышающий все кровли верхний этаж, установленный множеством статуй нового дворца Зимнего и коего я никогда еще не видывал, как вид всего того был так для меня поразителен, что вострепетало сердце мое, волновалась вся во мне кровь и в голове моей возобновясь помышления обо всем вышеупомянутом, в такое движение привели всю душу мою, что я, вздохнув сам себе мысленно, возопил: "О град, град пышный и великолепный, паки вижу я тебя, паки наслаждаюсь зрением на красоты твои. Окрашенный песчаною краскою, самой тонкой прожелтью, а орнаменты белой известью, дворец светился на фоне северного неба и северной реки, вознесшись над двухэтажными домами и земляными валами Адмиралтейства стал праздничным золотым центром города".

Юрий Овсянников:

К сожалению, его первоначальный план не был выполнен до конца из-за русско-прусской войны и отсутствия денег в казне. Перед дворцом должна была быть круглая площадь, окруженная колоннадой, а в центре ее должен был стоять памятник Петру Первому, исполненным отцом, Растрелли-старшим, который Павел Первый поставил перед Михайловским замком. Не был исполнен еще один великий план Растрелли, модель которого хранится в музее Академии художеств в Санкт-Петербурге - это огромная колокольня высотой в 140 метров - вдвое превышающая колокольню Ивана Великого в Москве, которая должна была встать перед входом в Смольный монастырь. Петербург, имея шпиль Петропавловской крепости высотой в 112 метров потерял такую великолепную вертикаль, которая украсила бы этот равнинный город. Но войны съедают не только деньги, но и культуру тоже.

Иван Толстой:

Из книги Юрия Овсянникова о Франческо Растрелли:
"Строительство дворцов было политикой. Размах и роскошь свидетельствовали о богатстве и могуществе. А за внушительными размерами и пышностью убранства можно было укрыть расстроенные финансы. Неуверенность в собственных силах, тайное желание казаться сильнее, чем ты есть, при Елизавете Петровне сооружение роскошных дворцов стало делом государственной важности и необходимости. Только за три года с 1744 по 1747 архитектору Растрелли помимо всех прочих дел поручено: завершить отделку летнего дворца, закончить строительство Аничкова, сделать новую пристройку к Зимнему дворцу Анны Иоановны, подготовить чертежи новых дворцов в Перове, под Москвой и в Киеве. Измыслить проект перестройки загородного дворца в Петергофе. Стремление извлечь пользу для себя из чужой необходимости есть политика. Самолюбивый Растрелли решает, что настал момент, когда следует заняться политической игрой. Неожиданно для всех в октябре 1747 года начинает говорить о желании уйти в отставку. Он хочет посетить родную Италию. Двор в недоумении. Канцелярия в растерянности. Добро бы еще собирался в трудном для него 1742 году, тогда можно было понять. Но сейчас? Заказов хоть отбавляй. Больше, чем у всех прочих вместе взятых. Что это? Что вообще нужно этому неугомонному итальянцу? На недоуменные вопросы Растрелли отвечает прошением об учинении впредь контракта, о награждении жалованием, возвращении графского диплома и о патенте на бригадирский чин. Одновременно, если верить ведомости дворцовой штатс-конторы, он берет 200 рублей в счет жалования будущего 1748 года. Денег, как обычно, дома нет. Но есть уверенность в успехе начатой игры. Поданное прошение начинает жить своей, особой, жизнью. Оно порождает новые бумаги. Те, в свою очередь, приобретают некую силу, заставляющую трудиться многих и многих людей. Скрипит и кружится колесо канцелярской машины, пока, наконец, не наступает вынужденный момент принятия решения".

Юрий Овсянников:

О Растрелли можно говорить часами, но это великий архитектор, который создал свой необыкновенный стиль, история архитектуры называет его или расстреллинским или елизаветинским барокко. Он пышный, он отличается от западноевропейского барокко тем, что в западноевропейском барокко только фасад барочен, все остальное строго и скромно. Русское барокко удивительно тем, что оно всефасадно. Каждый фасад имеет свое лицо и всегда в барочном стиле. И, кроме того, Растрелли ввел в него элементы рококо, чтобы получилось еще нарядней. И он ввел цветность, присущую древнерусской архитектуре. И вот хотя некоторые пытались упрекать Растрелли в том, что он многое взял из французской и итальянской архитектуры, но он взял это с таким умом, с таким блеском! Когда вы смотрите на зеркальную галерею Версаля и сравниваете ее с парадным залом Царского Села, то вы понимаете размах, богатство и масштаб российской стороны. Версальская галерея кажется маленькой, узкой и даже скромной.

Иван Толстой:

Из книги Юрия Овсянникова о Растрелли:
Современник царствования Елизаветы желчный князь Михаил Щербатов писал: "Двор подражал или, лучше сказать, угождал императрице, в златотканные одежды облекался. Вельможи изыскивали в одеянии все, что есть богатее, в столе все, что есть драгоценнее, в шитье все, что есть реже, в услуге возобновя древнюю многочисленность служителей. Дома стали украшаться позолотою, шелковыми обоями во всех комнатах. Дорогими мебелями, зеркалами. Все сие доставляло удовольствие самим хозяевам. Вкус умножался, подражание роскошнейшим нарядам возрастало. И человек становился почтителен по мере великолепности его жилья и уборов".

Юрий Овсянников:

Если для придворной российской аристократии - заказчиков архитектора - увлечение чувственным восприятием бытия было на первых порах только результатом подражания роскошнейшим нарядам, то для самого зодчего оно составляло естественную сущность всего его художественного мировосприятия. Дух барокко, как дух далекой родины Италии пронизывал всю атмосферу дома и был навечно воспринят сыном через уроки отца. Талант без мировоззрения, что здание без фундамента. В основе творчества Растрелли лежала прочное и глубокое основание - художественные и социальные принципы барокко.

Иван Толстой:

Юрий Максимилианович, правильно ли представление о том, что архитекторы, которых Вы упомянули, великие итальянцы, а потом и великие французы и немцы, все это были архитекторы, спасавшиеся в России от своей творческой несостоятельности у себя на родине?

Юрий Овсянников:

Это, конечно, не так. Люди понимали, что молодая Россия, обладавшая и несметными возможностями, и богатствами, раскрывает им такое поле деятельности, которое небольшие и уставшие государства не могли им предложить. Так приехал в Россию при Петре Первом великий немецкий архитектор Шлютер, так приехал француз Леблон, так приехал Кваренги, так приехал Чарльз Камерон. Вы можете представить себе, ведь нет ни одного дворца в Европе, я может быть ошибаюсь, тогда приношу свои извинения, который по масштабам и по роскоши мог бы равняться с Петродворцом, с Царским Селом и даже с Павловском, с его гигантским садом и бесчисленными архитектурными павильонами, беседками. Не было у западных правительств таких денег и не было той дешевой силы, которая существовала в крепостной рабской России. Это мнение мое. И как говорил Панург из "Гаргантюа", "это мнение мое, и я его разделяю".

Иван Толстой:

Из книги Юрия Овсянникова о Франческо Растрелли:
"Прожил 71 год. Из них 48 в России. Прибыв в молодую северную столицу юношей, учеником своего отца, Растрелли достиг всех возможных для архитектора почестей и скончался в императорском Петербурге от удара, отставленный от дел, в скромном достатке. Архитектора здесь ценят только тогда, когда в нем нуждаются. Время сравняло могилу Франческо Бартоломео Растрелли. Дата смерти и место захоронения остаются неизвестны".


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены