Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[27-10-03]
Час прессыПрезентация фильма Андрея Звягинцева "Возвращение"Ведущая Марина Тимашева 20-го сентября в московском кинотеатре "Пушкинский" прошла презентация фильма Андрея Звягинцева "Возвращение". Я напомню, что на недавно завершившемся венецианском фестивале эта картина была удостоена главной награды - "Золотого льва", еще "Золотого льва" за лучший дебют, а также призов студенческого жюри итальянского журнала "Кино" и гран-при Католической ассоциации. Наши сегодняшние гости - режиссер фильма "Возвращение" Андрей Звягинцев и исполнитель роли отца Константин Лавроненко. И Андрей, и Константин по образованию актеры. Андрей после учебы в Государственном институте театрального искусства работал в новосибирском театре "Глобус". Я, кстати, только что видела спектакли новосибирской труппы в Екатеринбурге на фестивале, и все ребята из Новосибирска ужасно радовались, торжествовали , что их земляк, их "новосибирец" получил премию. Значит, затем Андрей Звягинцев пошел работать на телевидение. Снял сериал "Черная комната", и сам немного снимался в кино. А Константин Лавроненко был замечательным артистом мастерской Владимира Клименко, который совершил, на мой взгляд, бескровную эстетическую революцию в театре. Потом работал в театре "Сатирикон" и, насколько мне известно, несколько лет тому назад покинул преуспевающий столичный коллектив. С нами в студии моя коллега - заведующая отделом культуры газеты "Время новостей" Алена Солнцева. И я убедительно прошу наших слушателей использовать редкую возможность общения с замечательно талантливыми людьми. Для этого надо запомнить, а лучше записать телефоны прямого эфира - 796-96-44 и 796-96-45. Еще можно пользоваться пейджером. Телефон для пейджинговых сообщений в Москве - 961-33-33 и 974-22-22, в Екатеринбурге - 76-17-62, в Самаре - 96-00-40, в Томске - 55-55-22, в Санкт-Петербурге - 329-29-29, абонент - Радио Свобода. Для начала я благодарю Андрея Звягинцева и Константина Лавроненко за их фильм и за любезное согласие прийти к нам в студию. И задам я сначала совсем детский вопрос. Премия венецианского фестиваля за "Дебют", как я понимаю, имеет материальное выражение, а главный "Золотой лев", он безденежный. Вот когда вы накануне церемонии награждения ждали вердикта жюри, то вряд ли рассчитывали на то, что получите обе награды, это, вообще, кажется какое-то чудо, и многие объясняют это чудо принципиальностью старейшины мирового кинематографа и председателя жюри Марио Моничели. И по сообщениям прессы, даже какое-то давление на него оказывалось, чтобы, как водится на фестивалях, раздать всем сестрам по серьгам. Но он настоял на своем. И вот чего вам больше хотелось получить: деньги или статуэтку? Я и к Андрею, и к Константину обращаюсь. Андрей Звягинцев: Одну серьгу у нас все-таки отняли, кстати сказать. Говорили о том, что мы должны были еще один приз получить. Это был приз Марчелло Мастрояни "лучшему молодому актеру", и должен был наш Ваня получить этот приз. Но потом, уже когда внутренние какие-то разговоры шли уже в жюри: речь шла о том, что, ну, не слишком ли много ? Вот не могли никак отказаться от того, чтобы не дать нам "Золотого льва", и жюри "Дебютов" сказало: нет, мы не отдадим наш - и пришлось поступиться наградой Вани. И, к сожалению, Ваня не получил, потому что он, мне кажется, заслужил. Он знал об этом: не секрет, ну, все же знают, что Марко Белоккио за три часа или там за четыре часа до вручения уехал, а откуда он бы знал о том, что он не получит основного приза, которого он ждал? Соответственно, вы понимаете, что все знали заранее, и мы знали заранее. Нам сообщили. Ну, что знают два человека, то знают все. А что знают два жюри, то знает вся пресса и так далее. Я, прежде всего, хотел бы маленькую поправку внести в мою биографию, которую вы огласили вначале. После окончания ГИТИСа в 1990-ом году я не работал в театре "Глобус". Я работал до поступления в московский вуз, это было еще до армии. Дело в том, что я еще учился до армии в театральном училище в Новосибирске. Так что в театре я работал три года, но это был ТЮЗ. Что касается вашего вопроса относительно... я уже забыл, о чем был вопрос. Марина Тимашева: Вопрос был очень простой. Я сейчас только объясню, потому что многие люди не видели фильм, что Ваня (вот Андрей несколько раз произнес имя Ваня, которому мог бы достаться тоже приз или премия)- это Иван Добронравов. Иван Добронравов - исполнитель одной из детских ролей в этом фильме, замечательный театральный ребенок из театральной семьи и очень талантливый артист. А вопрос был такой: что бы вы предпочли сами - получить деньги, взять наличность или все-таки вот этот самый "Золотой лев", но без какого-то материального веса? Андрей Звягинцев: Ну, вы знаете что? Я, может быть, скажу, так пафосно прозвучит, может быть, мне многие не поверят, но деньги, они кончаются, какие бы они ни были, суммы, несущественно там 100 тысяч евро, на самом деле это не 100 тысяч евро, а 100 тысяч долларов, это, во-первых. А, во-вторых, это приз, поделенный пополам между продюсером и режиссером. Деньги кончаются, а вот эта память о том, что было на конкурсном показе, этого никогда не забыть. Эту встречу публики невозможно забыть. И я не думал, не выбирал для себя, что вот мне предпочтительней. Просто удивительным образом случилось так, что получили мы двух "Золотых львов". Но если бы это был один, то это в полной мере покрывает вообще все ожидания, и все надежды, и счастье полное уже от одного этого. Это уже какое-то такое счастливое дополнение, приятное во всех отношениях. Константин Лавроненко: Ну, а для меня само попадание на венецианский фестиваль, и ходить по этим ступеням, улицам, и находиться в зале, где были мировые люди, это уже:Поэтому мыслей конкретно вот о каких-то наградах, они так возникали и уходили, они исчезали. Действительно, я поддержу Андрея, вот после конкурсного показа, 15 минут оваций, это не объяснимо, это невозможно выразить словами, что с нами происходило. Это никогда не забудется. Вот это, наверное, было главная награда. Это сон, счастливый сон. Алена Солнцева: У меня к этому есть такое дополнение - вопрос, тоже связанный с тем, что все-таки "Золотой лев" Венецианского фестиваля - это один, наверное, из двух призов в мире, кроме каннской "Золотой ветви", который, помимо почета и удовольствия, дает еще и возможность некоторого коммерческого успеха фильму, потому что фильм, который является призером Венеции, с удовольствием покупают и прокатывают киносети по всей Европе как минимум. И известно, что с вашим фильмом произошла эта история: еще даже до показа на Венецианском фестивале его очень активно просили и хотели купить. А уже после того, как он получил премию, и американский и европейский прокат ему обеспечен. Вопрос у меня состоит из двух частей. Во-первых, получите ли что-нибудь вы, участники - режиссер и актеры - от сумм, которые достанутся прокатчикам. А второй вопрос, наверное, который хотят задать все наши слушатели, я его озвучу : когда этот фильм смогут увидеть российские зрители? И я знаю, что, по крайней мере, рассказывают в кинематографических кулуарах, что, в отличие от западных прокатчиков, которые буквально вырывают друг у друга права на этот фильм, российские прокатные сети вовсе не торопятся приобрести права и показать его в своих кинотеатрах. Андрей Звягинцев: Да, да, не торопятся. Алена Солнцева: То есть пока не заключили никакого договора? Андрей Звягинцев: Я знаю, что фильм будет показан в "Ролане", я знаю, что фильм будет в кинотеатре "Художественный", в кинотеатре "Пять звезд". В Киноцентре 14-го числа будет премьера фильма, и несколько дней он там будет крутиться. Знаю, что в Питере он будет в кинотеатре "Аврора". 9-го числа, я знаю, что это день премьеры, и я там буду на премьере, например, и Костя, я думаю, что:а, Кости не будет. Будет Ваня, буду я, будет Миша(оператор) - нас пригласили в Питер. В "Авроре" и, по-моему, в Доме актера тоже фильм будет крутиться. Это вот такой узкий спектр что ли нашего кинопроката, вот те самые небольшие 5 процентов, по-моему, российского кино: Алена Солнцева: Независимых кинотеатров. Андрей Звягинцев: Независимых кинотеатров, потому что 89 процентов, я знаю эти цифры, это американское кино, вот эти монстры нашего проката, которым совершенно нет дела до русского кино, которым нет дела до нашего, я не знаю:если бы я говорил сейчас не о своем фильме, я бы говорил то же самое, просто могут меня неправильно понять, но до нашего достоинства людям, которые зарабатывают деньги, нет никакого дела. Это удивительно, удивительно, что никак государство в это не вмешивается, что государству нет дела. Я знаю, что во Франции, когда культурный человек стал министром культуры, образованный человек и понимающий, что такое национальное достояние, я говорю о Морисе Дрюоне, он ввел квоты. Сразу, первое , что он сделал, это ввел квоты, которые по сей день существуют. Французы дорожат свои языком, своей культурой. У нас нет до этого дела никому. Люди, которые заправляют деньгами, совершенно об этом не беспокоятся. И это их судьба, их доля - они никогда не будут об этом беспокоиться. И тут даже нет какого-то такого пафоса, я не хочу их призывать ни к чему, к ответственности перед народом, не хочу, потому что я понимаю, это абсолютно как о стену горох. Но есть государство. Для чего оно поставлено? Для чего Министерство культуры существует? Для чего? Для того, чтобы регулировать эти отношения. Ну, что же они делают с народом? Что они с ним делают? Вот так что я не знаю, как будет с прокатом у нас в стране, но пока дело обстоит именно таким образом: пока так, узкий прокат какой-то. Весь мир купил фильм, а нашим прокатчикам нет до этого дела. Просто поразительно, удивительно. Разводишь руки. И, извините, еще, вы разделили вопрос на две части: Алена Солнцева: А второй был про деньги: получите ли вы что-то с этого мирового проката? Андрей Звягинцев: Получим ли мы деньги с мирового проката? Ну, вообще говоря, я думаю, что да. Дмитрий Лесневский, человек порядочный и совестливый человек, и человек, очень достойный, и я знаю, что :я не заключал с ним никакого договора об авторстве, потому что мне было достаточно того, что я имею счастливую возможность реализовать то, что я всю жизнь мечтал делать - снять кино, и я не претендовал ни на какие проценты. То есть юридически я ни на что не претендую, но человечески я знаю, что Дмитрий хочет премировать съемочную группу в большой доле: Алена Солнцева: То есть это премия, а никаких условий договора у вас нет? Андрей Звягинцев: Не было никаких условий договора, это его частная инициатива, его как человека. Алена Солнцева: Андрей, а вот, получив деньги, если они вдруг будут большими, вы их готовы потратить на съемки следующего фильма? Андрей Звягинцев: Деньги, которые: Алена Солнцева: Которые получите именно вы? Вы готовы вложить их в производство следующего фильма? Андрей Звягинцев: Вы знаете, такой сослагательный вопрос, имеет сослагательное такое наклонение в том смысле, что когда предлагают, когда мне предлагает "Осиан филмс" вложить деньги или Луиджи Лаурентис, и американцы, и итальянская компания предлагают деньги вложить в следующий фильм, то, вы понимаете, о каких бюджетах там идет речь. Лесневский заинтересован, и мы с Димой очень:я бы хотел работать с ним дальше, и мы обсуждаем темы и идеи, с которыми мы могли бы запуститься со следующей картиной. И я просто не вижу необходимости вкладывать эти деньги, незначительные деньги в производство своего следующего фильма. Если бы я был в другой ситуации, я бы вложил. Три года назад я собирался вложить свои там полторы тысячи долларов и снять на видео фильм, потому что я знал, что летом 2000-го года я сниму что-нибудь как-нибудь без никого, с актерами, которые будут, как бы сказать, бесплатно работать. Я просто чувствовал, у меня зуд был уже, и я сказал Лесневскому, что я хочу снимать этим летом. Ну, вот так повернулось, что, оказалось, мои деньги не потребовались для этого. Марина Тимашева: Я очень прошу прощения, что вмешиваюсь, но у нас звонок из Эстонии. Несколько неловко держать человека. Да, мы вас слушаем. Представьтесь, пожалуйста. Слушатель: Здравствуйте. Дмитрий. У меня вопрос такой. Дело в том, что мы в Эстонии чувствуем себя и ощущаем как бы периферией Европы и в то же время периферией России. Практически премьеры у нас не устраивают, в основном это, скажем так, финские порнозвезды сюда приезжают на премьеры своих изделий. Хотелось бы спросить, собирается ли Звягинцев презентовать этот фильм в Эстонии и сможет ли он приехать сюда? Потому что максимум, кого мы видели, это Никита Михалков приезжал со своим "Цирюльником", и это закончилось полным провалом. Марина Тимашева: Спасибо за вопрос. Слушатель: Мои поздравления Звягинцеву. Огромное спасибо за этот фильм. Я уже смотрел пиратскую копию. Андрей Звягинцев: Да вы что! Пиратскую копию вы смотрели? С ума сойти. Ну, в общем, ничего особенного, ничего удивительного в этом, конечно, нет. Вообще говоря, я знаю точно, что запланирован показ в Риге, это будет 4-го или 5-го числа. Вот меня приглашают, фестиваль в Риге, приехать туда, на закрытии будет показан фильм. Три дня там я, кажется, буду. Ну, по крайней мере, один показ там будет, знаю это точно. В Эстонии пока об этом речь не шла. И мало того, я ведь сделал фильм, и дальнейшая его судьба зависит уже не от меня, а от нашего дистрибьютора, который занимается этим фильмом, Раисы Климентьевны Фоминой. Вот она принимает, я знаю, все заявки на покупку, на прокат фильма. Она открыта, она человек, вообще говоря, открытый и очень радушный. Она ждет этих предложений или, как это назвать? Уверен, что не откажет. Она в страшном разочаровании с нашим прокатом. И если люди хотят, чтобы фильм был показан где-то, скажем, в Эстонии, если будет инициатива с вашей стороны, я имею в виду на каком-то уровне проката или государственные какие-то учреждения подключатся, то я думаю, что с нашей стороны будет только "да". Марина Тимашева: Спасибо, Андрей. У нас есть еще один звонок из Москвы. Да, алле! Мы вас слушаем. Слушатель: Здравствуйте. Вы знаете, я хочу вам возразить насчет квот. Вы знаете, мы жили в совке, где нам показывали то, что хотели показывать, и покупали то, что хотели покупать. И теперь вы хотите, может быть, ваш фильм гениальный, я его не видела, не знаю, но, может быть, гениальный. Но американские фильмы - это американские фильмы. И все равно они лучше европейских сейчас, на данный момент. И вы хотите, чтобы квоты какие-то:французы дурью маются, бесятся, и вы хотите, чтобы у нас в России это запретили. Зачем это надо-то? Андрей Звягинцев: Отличный вопрос. Спасибо вам за него. Он просто немножко раскроет мою мысль, что я называю квотами. Представьте себе рынок, рынок, где большой лоток, и пришел, с позволения сказать, хам, расставил свои руки и сказал: вот будете покупать только у меня, а вот у всех, что там теснятся за моей спиной, вы у них покупать не будете. 89 процентов американского кино, которое идет у нас в прокате, это хамство. Хамство по отношению к нашей стране, к людям, которые ее населяют и которые хотят смотреть русское кино, какое бы оно ни было. Это первое. Второе: я с вами не соглашусь, европейское кино обладает культурой гораздо более древней, глубокой, но это моя оценка. Когда я говорю об американском засилье, я говорю о блокбастерах, которые, естественно, веселят публику, развлекают ее, и сделаны совершенным образом, да? Но представьте себе, скажем, "Матрицу", фильм, в котором ювелирно сделана погоня, да? Я сам смотрю и восхищаюсь. Именно восхищаюсь тем, как люди это сделали. Но куда они дальше движутся? Ну, что, этот Нео будет биться с миллионом этих самих агентов или со всей планетой? Понимаете, это движение тупиковое, дальше нет пути. Нужно уйти к человеку - к тому, чем занимается европейское кино, и заниматься тем, что внутри человека происходит. Развлечение должно быть. Квоты это не запрещение американского кино, а просто деликатная просьба к американскому кино немножко потесниться: ну, дайте хотя бы там 20-30 процентов. Ведь дело в чем? Почему у нас такое кино? Почему оно в таком отмороженном состоянии находится последние 10 лет? Потому что людей принудили состязаться с американцами. Мы не можем с ними состязаться по определению, нереально состязаться с их империей, понимаете? А мы вынуждены: режиссеры, продюсеры - они вынуждены делать что-то подобное. Но мы никогда этого не сделаем. Поэтому мы говорим как бы:вот представьте себе, за столом сидят два человека - американец и, скажем, русский; русскому не дают слова сказать, говорит только американец, вы понимаете? Мы привыкаем к этому языку, и мы пытаемся подделаться под этот язык, что-то коверкаем в себе и пытаемся походить на них. Мы никогда не будем на них походить. У нас есть свое, дайте и нам сказать. Вот я о чем говорю. Квоты - это не запрет, это не какие-то радикальные меры, это некоторая, как бы это сказать, некоторая деликатная просьба о доле, вот и все. Марина Тимашева: Этот вопрос не был обращен ко мне, но, тем не менее, меня все-таки очень задевает вся эта фразеология, простите, насчет совка, в котором давали то, что надо было. Я при советской власти, кажется, посмотрела "Дорогу" Федерико Феллини и "Ночи Кабирии" тоже, они шли достаточно широким экраном. Далее я могу начать перечислять фильмы Висконти, фильмы Антониони, фильмы Куросавы и далее до конца этого получаса я буду перечислять те фильмы, которые люди, которые имели какой-то к этому интерес, имели возможность посмотреть. Поэтому я бы так вот все , что было, одним цветом не красила. Это то, что я хотела сказать. А еще у нас есть звонок. Я боюсь, что мы просто не успеем до конца этого получаса ответить, но давайте попробуем задать его сейчас. Хорошо? Слушатель: Алле! Здравствуйте. Меня Александр зовут. Я был страшный киноман: мог в день смотреть по два, по три и даже по четыре фильма. Но вот уже лет 10-12, наверное, я не был в кинотеатре, и честно говоря, и не тянет. Я хотел спросить: вы только что из Европы, и в свое время в Советском Союзе были очень популярны французские, итальянские, там польские фильмы, а вот как сейчас обстоит дело в европейском кино и в европейском кинопроизводстве? Марина Тимашева: Андрей, у вас две с половиной минуты, или, Костя, на ответ. Андрей Звягинцев: Костя, может быть, ты? Я ничего про это сказать не могу, потому что мы были в Европе, да, но ни Костя, например, ни я, мы не видели ни одного фильма. По-моему, Костя, ты что-то посмотрел? Константин Лавроненко: Нет. Андрей Звягинцев: Нет? Мы ничего не увидели, потому что были сплошные пресс-конференции. Дня три просто по 8-10 часов без перерыва, я уже это где-то говорил в прессе, и без обеда мы отвечали на вопросы и стояли перед журналистами, тележурналистами и пишущими журналистами. Мы ничего не смогли посмотреть вообще. Но вопрос такой общий и совсем не ко мне: я не знаю, что там происходит в Европе. Я могу со своей такой кочки об этом судить. Михаэль Хайнэке, австрийский режиссер. То, что он делает, замечательно. Вообще, в Европе другой подход к кино, хотя, может быть, я не знаю, что происходит в Америке. Я познакомился в Америке с одной дамой, она сказала: вас пичкают вот этим чтивом, не чтивом, а зрелищем вот этим вас пичкают, потому что в Америке есть авторские работы, есть люди, которые озабочены другими вещами и делают кино авторское, но до вас оно не доходит, потому что ваши прокатчики его не покупают. Так что, извините, я не смогу ответить на ваш вопрос, что происходит в Европе? Ну, что-то там хорошее происходит. Марина Тимашева: Я напоминаю, что у микрофона Марина Тимашева. В эфире "Час прессы", ежедневная программа московской редакции Радио Свобода. И мы продолжим после сводки новостей. Наши гости - режиссер фильма "Возвращение" Андрей Звягинцев и исполнитель роли отца в этой картине Константин Лавроненко. Наши телефоны в Москве - 796-96-44 и 96-45. И насколько я понимаю, у нас есть звонок из Германии. Слушатель: День добрый. Марина Тимашева: Добрый день. Слушатель: Меня зовут Владимир Николаевич. Я уже несколько лет проживаю в Германии и хочу выразить восхищение именно российскому или бывшему советскому кино. Я являюсь большим любителем кино. У меня сейчас есть возможность сравнивать европейское кино (у меня около 300 телевизионных программ) и американское. Так вот хочу высказать категорическое несогласие с тем, что американское преобладает над европейским. Это неверно. Американское кино ходульное, добротное, качественное в смысле профессионализма, но глубина психологизма далеко отстает, если не на два порядка, от российского. Так держать молодым авторам и опытным профессионалам. Вперед, ребята! Спасибо вам за кино. Марина Тимашева: Спасибо большое. А у меня вот какая просьба. Алена видела фильм "Возвращение" в кинотеатре "Пушкинский", правильно я говорю? Аленушка, вы были свидетелем непосредственным реакции российского зрителя и российского зала. Что там происходило? Алена Солнцева: Вы знаете, к сожалению, я не была в кинотеатре "Пушкинском", а видела этот фильм в профессиональном зале Госкино. И происходила там, на мой взгляд, довольно своеобразная ситуация, потому что до того, как люди фильм посмотрели, уже сложился некий миф про этот фильм. И вот с этим придется бороться, я думаю, довольно серьезно самому фильму, хотя, может быть, иногда лучше получить негативное предупреждение, и тогда, мне кажется, фильм ловит и попадает в тебя гораздо сильнее, чем когда уже всем рассказали: вы увидите шедевр - люди приходят и шедевр не обнаруживают, и даже внутренне сопротивляются тому, чтобы этот шедевр увидеть. На самом деле, мне кажется, что для этого фильма очень важна непредвзятая внутренняя подготовка, потому что фильм, несмотря на то, что про него говорят, и это абсолютная правда, что это авторский фильм, глубокий, очень профессиональный, этот фильм триллер по жанру, но это психологический триллер. Там нет крови, там нет убийств, там нет насилия, там нет ничего страшного, ну, в таком визуальном смысле. Но там есть очень сильное напряжение, поэтому лучше не рассказывать ни содержание фильма, ни в коем случае не рассказывать, чем он закончится, а просто прийти и посмотреть, потому что это очень сильная, на мой взгляд, история, которая касается каждого, и я думаю, что в Европе-то ее потому так и полюбили, что она очень понятна на любом уровне любому человеку, для него не нужна никакая подготовка кинематографическая, только человеческая. Нужно просто быть открытым и воспринимать, потому что фильм ставит зрителя на место мальчика - главного героя, он является главным героем, его позиция является той, с которой соотносит себя любой зритель. И поэтому это очень сильное впечатление. Марина Тимашева: У нас есть еще звонок. Да, мы вас слушаем. Слушатель: Алле! Здравствуйте. Я звоню из Москвы, и у меня вопрос к Константину. Насколько я понимаю, вы представляете собой такой редкий тип театрального актера, который в какое-то время ушел со сцены и туда не возвращался. Вот скажите, пожалуйста, вы не жалели никогда об этом? Не жалели о том, что ушли из театра в кино? Константин Лавроненко: Ну, я ушел из театра не в кино (спасибо за вопрос), но я просто покинул территорию, скажем так, театра вообще по своим причинам, это очень долгий разговор, на эту тему я не буду говорить. Вот поэтому я ушел не в кино, а просто я ушел из театра, я его покинул. Ушел абсолютно сознательно, хотя решение это зрело долго. Поэтому я сейчас нисколько не жалею, потому что то, что я наблюдал долгие годы то, что происходит в нашем театре, я наблюдаю это и сейчас. Поэтому не жалею и, во всяком случае, туда возвращаться не собираюсь. Вот так. Марина Тимашева: Я, в принципе, понимаю этот вопрос, потому что, действительно, это уникальное, конечно, явление: ну, некоторые люди уходили в монастыри или в религию, но так, чтобы молодой абсолютно человек покинул то место, где ему аплодируют (ну, это не Венеция, может быть, не 15 минут оваций, но все-таки почти каждый вечер). Ну, в общем, вопрос я понимаю, но и ответ мне понятен. У нас еще один звонок. Алле! Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Виталий Валентинович, Москва. Виталий Валентинович, 66 лет. Я не видел этого фильма, но вполне доверяю той оценке, которую он получил на международном фестивале: там просто так такую высокую или высочайшую оценку фильму не могли бы дать. Поэтому я хочу поддержать мысль Андрея Звягинцева о том, что у нас руководит культурой Швыдкой - совершенно не патриот, не известно, вообще, чем занимается его Министерство, поскольку такой фильм или, скажем, такие фильмы русские, которые появляются на мировом экране, должны, вне всякого сомнения, вне всякой очереди появляться и на экранах кинотеатров, и на экранах наших телевизоров, потому что, если бы не было таких ребят мощных, как Андрей Звягинцев, наше кино вообще бы загнулось. Большое спасибо Андрюше. Желаю ему успехов и хотел бы посмотреть хотя бы по телевизору когда-нибудь этот шедевр. Марина Тимашева: Спасибо вам большое. Я сейчас подхвачу эту тему и процитирую газету "Коммерсант-Дейли". Алена, в принципе, ее коснулась в самом начале, но мне кажется, что это бы надо акцентировать. Итак, цитирую: "По словам продюсера фильма главы компании "Интерсинема арт" Фоминой, крупнейшие киносети "Карофильм" и "Империя кино" отказались пустить в широкий прокат работу Андрея Звягинцева, мотивируя это тем, что фильм слишком сложен для публики и не будет иметь коммерческого успеха". Вот это сильно, потому что опять какие-то господа знают, какой фильм вот для меня сложен, а какой прост, и собственный народ считают быдлом, даже вполне беззастенчиво это говорят. И вот, исходя из этого своего глубокого знания собственного народа, они навязывают людям второсортную и очень дурную продукцию. А вот отвлекаясь от идеологии, я обращусь к моей коллеге к Биргит Боймерс, она профессор английского, британского бристольского университета, и мы с ней разговаривали до этого эфира, и она мне ответила на один мой вопрос. Марина Тимашева: В газете "Коммерсант" сообщается, что две крупнейшие прокатные компании отказались брать этот фильм для проката в российских кинотеатрах, потому что он сложный и его не поймут зрители. Вот мне интересно, возможно в Западной Европе, на твой взгляд, чтобы так поступили с фильмом, который получил две главные награды Венецианского фестиваля? Биргед Боймерс: Нет, это исключено. Я не могу припомнить ни одного случая, когда фильм, который был награжден на Каннском или Венецианском фестивале, не пошел бы в прокат по всему миру практически, и это вне зависимости от того, коммерческий ли этот фильм или более авторское кино, может быть то, что мы называем на Западе артхаус. Вне зависимости от этого фильмы обязательно появляются в прокате, причем обычно в прокате крупных киносетей. Почему этот фильм в России не хотят прокатывать, это как-то сложно понять, с точки зрения прецедента, а с точки зрения вкуса и возможного зрительского успеха этого фильма, это уже другой вопрос. Я видела, как этот фильм принимали в Венеции, как зал стоял, аплодировал, там 15 минут оваций. Это было на официальном показе в Зала-гранде. Но дальше этот фильм повторили несколько раз по просьбам участников фестиваля. А в России, когда я была на показе, я была просто поражена тем, что, во-первых, полупустой зал в "Пушкинском" 20-го числа, и, во-вторых, то, что там были овации, это нельзя сказать. В общем-то, его достаточно так спокойно принимали, скажем так, не то, что плохо, но просто как бы совершенно спокойно, будто это вот нормально, что фильм победил на Венецианском фестивале и взял два "Золотых льва". Марина Тимашева: У меня вопрос к Алене Солнцевой. Она сегодня в газете "Время новостей" опубликовала статью, посвященную выходу в прокат двух фильмов "Прогулка" и "Коктебель". Алена считает, что некоторые из этих фильмов, например, "Коктебель", могли бы вполне обойтись и без широкого проката. Алена Солнцева: Мне кажется, что действительно должны быть обязательно сети широкого проката в нашей стране. Они включают в себя не только московскую, но сейчас уже довольно активно и периферийную публику, куда ходят:ну, знаете, это все равно как разница (наверное, не очень хорошо прозвучит), разница между продовольственным рынком и бутиком. Есть люди, которые ходят на продовольственный рынок и им нужна дешевая продукция, дорогую они не купят, и есть люди, которые хотят выбрать индивидуальную продукцию. Так и с кино: артхаусное кино должно иметь возможность идти в прокате долго, должны быть специальные места, куда человек может прийти всегда и посмотреть, пересмотреть, восьмой раз посмотреть этот фильм. Он не должен идти, как обычно, там две недели, и все, он пропадает. С другой стороны, широкий прокат, конечно, может быть более разнообразен, и возможно будет. Я, вообще, хочу сказать тут одну вещь: когда мы говорим о том, что фильм "Возвращение" не берут, потому что он артхаусный, я хочу сказать, что фильм "Бумер", который никакой не артхаусный и который уже собрал полтора миллиона долларов в прокате меньше чем за месяц, тоже не берут сети основные. Так что дело тут в данном случае не в том, что они берут или не берут фильмы, решают за нас или не решают. Дело в том, видимо, что есть система, и, возможно, она связана просто с тем, что они пакетом покупают западное кино, и владельцы им говорят: "Ребята, вы чего делаете? Вы наши деньги отбираете. Вы у нас отбираете наши деньги, когда ставите в хорошее время не наши фильмы". И эта проблема может решиться, она очень широко обсуждается, это не сегодня она возникла, она уже оформлена, она решается только одним: увеличение количества залов и увеличением количества российских фильмов. Именно поэтому Министерство кино, Министерство культуры( все-таки я вступлюсь за него немножко, потому что такая была резкая критика) все-таки увеличило в 5 или 6 раз финансирование кино за последние годы, и поэтому оно ставит перед собой задачу создания 100 картин в год, 120 картин в год. Поэтому было решено, что нужно снимать очень много. Как уж наше министерство справится с этой задачей, это другой вопрос. Но то, что оно ее осознало и поставило, это уже ему, в общем, плюс. А что касается картины "Возвращение", то я думаю, что она все-таки пойдет на всех независимых экранах, которые есть вне сетей, и поэтому все-таки люди ее посмотрят и сами вынесут свой вердикт. Марина Тимашева: Я должна напомнить, что у микрофона Марина Тимашева. В эфире ежедневная программа Радио Свобода "Час прессы". И у нас в гостях Андрей Звягинцев и Константин Лавроненко, которые представляют фильм-лауреат Венецианского фестиваля "Возвращение". Вот что я еще хотела спросить. Я приведу цитату, и я думаю, что вы поймете, о чем идет речь. Вот газета "Известия" пишет: " "Возвращение" - типично фестивальное кино. У жанра "фестивальное кино" есть своя специфика, это фильмы не очень зрелищные, скорее, экспериментальные. Фестивальные фильмы входят в историю кино, а публикой забываются очень быстро". Ну, я тоже могу замолчать свое мнение, хотя я полагаю, что люди помнят те же "Ночи Каберии" ничуть не хуже, чем фильм "Есения". То есть у меня как раз совершенно иная точка зрения. Но вот любопытно, во-первых, они считают фестивальное кино жанром, жанр "фестивальное кино". А, во-вторых, какая-то получается осетрина не изведанной мною свежести. Андрей, Константин, вы сами принимаете это деление на фестивальное кино и какое-то другое еще? Андрей Звягинцев: Я уже отвечал на этот вопрос неоднократно, и у меня уже выработался такой стереотип ответа. Я бы хотел задать этим людям вопрос: а что они полагают нужно сделать, чтобы фильм оказался фестивальным? Уверен, что они ничего не смогут ответить вразумительного, потому что нет такого (вы очень точно сказали), такого жанра не существует "фестивальное кино". Ну, что оно должно быть заумным или оно что должно быть:Что такое экспериментальное кино? Мне кажется, фестивальное движение, люди, которые занимаются фестивалями, должны открывать новые языки, кино-языки. Это необязательно эксперимент, достаточно быть просто индивидуальностью, новой какой-то, как новый остров появился, да? Так это в литературе. Никто никому не мешает, все сосуществуют в одном общем мире, и они собой являют многообразие . Так вот фестивальное движение призвано находить это. То есть не делать поточный метод, да? То есть не эпигонов призывать, а какие-то новые кино-языки открывать. Вот что такое фестивальное движение. Сделать новый кино-язык, задаться такой целью невозможно. Единственный правильный путь, как я для себя это определяю, делать кино для себя, не для публики, не для фестиваля, а для себя, потому что это единственно верный путь к публике и к фестивалю. Вот такой мой ответ. Марина Тимашева: Я тоже всегда говорю: если это интересно мне, почему же это не будет никому другому интересно? Костя, добавьте. Константин Лавроненко: Я тоже могу добавить то, что в этих фразах, вопросах, когда говорят о фестивальном кино, мне кажется, да простят меня те, кто это говорит, мне кажется, доля лукавства здесь есть. Мне кажется, эти люди сами понимают, что не может быть такого, что человек снимает на фестиваль, это просто:ну, для меня это непонятно. Поэтому два года жизни, ну, у Андрея с Мишей больше( Миша Кичман, оператор), мы абсолютно серьезно, глубоко, трудно, со всеми проблемами, но мы жили этим - только с надеждой сделать то, что мы хотим . Куда, что, какая будет судьба фильма, этого не было. Только какие-то шутки, но только: Андрей Звягинцев: А как бы так нам снять этот эпизод, чтобы нам угодить не на Каннский фестиваль, а вот на Венецианский? Константин Лавроненко: Ну, конечно, да. Андрей Звягинцев: Ну, это абсурд, просто какие-то глупости. Ей Богу, глу-по-сти! Существует какая-то такая - вот этот фильм фестивальный, но никто, никто не скажет, что это такое. Алена Солнцева: Ну, я думаю, что тут есть одна проблема: есть индустрия, то есть производство и прокат - это уже индустриальная схема, высокодоходная и требующая совершенно других товарных отношений, и существует сфера искусства, которая, к сожалению, сегодня тоже в некотором смысле вот внутри этой машины потребления. Но, тем не менее, особенно у нас, наивных людей, выросших в Советском Союзе, а потом, так сказать, вышедших на какие-то другие просторы, но внутри у нас тяга к искусству есть, сохранена, и у зрителя нашего есть эта тяга, просто они редко встречаются друг с другом. Андрей Звягинцев: Слава Богу, да. Слава Богу, тяга у нас еще есть. Константин Лавроненко: Мне кажется, вот этим немножко разъединяет, уже как бы подогревает это: вот есть фестивальное и есть обычное кино. Вот на фестивальное, люди, не ходите, это очень умно, и вы не поймете. То есть это немножко добавляет, вот как бы разъединяет: Андрей Звягинцев: Перцу, дегтя: Константин Лавроненко: Конечно. Мне кажется, в Европе этого не существует, наоборот, наоборот, как бы: смотрите! Андрей Звягинцев: Я с вами совершенно согласен, вот с вашей репликой, прозвучавшей минут десять назад, мне она понравилась, по поводу того, что :как-то я даже на показе в "Пушкинском" попробовал обратиться к зрителю, чтобы зритель забыл о том, что этот фильм с двумя "Золотыми львами", забыл о том, что там писали в передовицах "Каррера дела Сьерра", что это шедевр, забыли бы о том, что писали в "Известиях" или там еще где-то, просто забыли бы это. И это мое обращение к зрителю, я пользуюсь этой возможностью: когда вы придете на этот фильм, я прошу вас, забудьте вообще все эти обстоятельства; это очень трудно забыть, но избавьтесь от них, от этого бэкграунда всего и просто посмотрите фильм, встретьтесь с ним наедине, сами вот вы увидите что-то там или не увидите - это будет ваша встреча с ним. Забыть обо всех этих около фильма завихрениях, включая "Львов" . Марина Тимашева: Забудут через несколько лет, когда фильм выйдет в прокат как раз. У нас еще есть телефонные звонки. Да, мы вас слушаем. Слушатель: Зовут меня Анна Николаевна. Я москвичка и большая киноманка. Я очень люблю кино и посмотрела уже картину "Возвращение". Картина прекрасная, очень глубокая. В общем, одним словом, прекрасная картина. И вот я прослушала сейчас некоторые высказывания. Я хочу тоже заступиться за Швыдкого, за Михаила Ефимовича. Я считаю, что такого министра культуры у нас не было давно. А говорить, я не видел кино, но если ему дали "Золотого льва", то это значит хорошее кино, это то же самое, что говорить: я не читал Пастернака, но я могу присоединиться к тому, что он такой-то, такой-то и сякой-то. Значит, нам действительно нужны кинотеатры. И если эта проблема, вот как сказала одна выступающая, эта проблема поставлена, то эту проблему надо решать. Нам нужны кинотеатры, где бы мы могли смотреть и не по одному разу те кинофильмы, которые нам нравятся. Мы бы там смотрели Сокурова, мы бы там смотрели Звягинцева, мы бы там смотрели старые прекрасные картины, которые мне нравились, например, я бы посмотрела прекрасные картины Ромма. Ну, в общем, короче говоря, нам нужны кинозалы, где бы мы могли смотреть свои любимые картины. Марина Тимашева: Анна Николаевна, спасибо вам огромное, спасибо большое за ваше мнение и похвалу фильму. Очень приятно. И еще один звонок, да? Нет? Сорвался. Пропал у нас звонок, тогда... Алена Солнцева: Нельзя ли мне задать один вопрос? Марина Тимашева: Можно. Алена Солнцева: Потому что я очень хотела спросить, собственно, у Андрея. В этом фильме очень болезненна тема отцовства. Тема родителей, она в очень многих сразу планах заявлена. Но мне бы очень хотелось задать ему такой личный вопрос: для него, когда он этот фильм снимал, это как-то связывалось с какими-то личными впечатлениями или с социальными какими-то впечатлениями? Вот что вас задевало в этой теме, лично вас? Андрей Звягинцев: С социальными? Алена Солнцева: Ну, может быть, с социальными, может быть, с психологическими. Андрей Звягинцев: Личным или социальным. Алена Солнцева: Да. Андрей Звягинцев: Ну, вот я уже очень много говорил о том, что не хотел бы говорить о смыслах. Я уже так повторяюсь, что жуткое дело. Есть один: Алена Солнцева: Я даже не о смыслах вас спрашиваю, я о подложке. Андрей Звягинцев: Есть один сокровенный смысл, о котором я бы не хотел сейчас говорить, но на вопрос надо отвечать. И я отвечаю: тут присутствует такой момент, во-первых, есть и личный момент, может быть, мною не осознанный. Мы жили вдвоем с мамой всю мою жизнь, сколько я помню, у меня не было отца. Отец ушел, когда мне было 5 или 6 лет, не помню. Может быть, это как-то аукнулось, может быть. Но я не ставил такой серьезной задачи - вспомнить свое детство. К тому же эта вещь написана сценаристами, это Александр Новотоцкий и Владимир Моисеенко. Она написана вся целиком только ими, это их авторская вещь, просто она мне пришлась по душе. Но это вещь, ими выношенная, выстраданная, и они просто считают ее своим больным, не больным, а своим любимым ребенком, так они выразились. Что касается социального аспекта, я бы сказал, что, пожалуй, да, это усматривают все, я говорю сейчас не о фильме, а о нашей жизни: в нашей жизни ощущение отсутствия мужчины, отсутствия отцовства, вот эта безотцовщина - это, вообще говоря, большая проблема наша, в нашей стране. Я помню это, ее ощущал сам, когда вдруг понял, что мой сын растет без отца. У меня есть сын, и он растет без меня. Я вдруг вспомнил, когда мне было 32 года, своего отца, что он был 32-х лет, когда я видел его в последний раз. Там в 5 лет или в 4 я задал ему какой-то вопрос, и я помню, что этот вопрос мог бы задать мне и мой сын, и он мне его не задал, потому что меня нет рядом с ним. Я понял, что я - плод того бремени, того рока, который над этой страной висит: мужчины здесь очень безответственны, к сожалению. Но, это, вообще, общее место, очень общее место. Может быть, оно тоже получило какое-то отражение, но честно скажу, я об этих вещах не думал, когда делал фильм, потому что для меня основным мотивом была совсем другая история. Марина Тимашева: Вообще, довольно любопытно, я тоже обращала на это внимание: когда едешь куда-то отдыхать, в Европу или куда-то, где много людей разных народов, то всегда, как только женщина одна с ребенком или с двумя, обязательно русская, потому что как только какая-то семья зарубежная, европейская или американская, то обязательно папа и в основном этот папа, собственно, к детям и привязан. Кость, а можно к вам вопрос вот какой: сложно, конечно, тут, видимо, исходить из какого-то бытового основания, потому что понятно, что этот фильм, очевидно, начинаясь как бытовая драма, потом переходит в какую-то мистерию, можно сказать, можно, притчу, ну, как вам это удобнее, но все же: Андрей Звягинцев: Мистерия. Марина Тимашева: Мистерия, да? Да, ну, я, в общем, так сама подумала, во всяком случае. А скажите на милость, все-таки вот что-то вы наблюдали, каких-то людей прежде, чем сыграть этого отца, вот такого, какой он у вас есть? И мешало или помогало вам то, что Андрей тоже актер? То есть показывал он вам, заставлял обезьянничать? Константин Лавроненко: Ни за кем я не наблюдал, это не нужно было делать и не требовалось. Разговоров было очень много, я имею в виду по поводу фильма. Перед тем, как приступить к съемкам, мы разговаривали вместе, размышляли и вместе с Ваней Добронравовым и Володей Гариным, это второй мальчик, который играл старшего сына, и вместе с Андреем. Не то, что не мешал Андрей, то, что он актер, вообще, как бы мы чувствовали себя настолько свободно, и между нами было такое доверие, которое только возрастало и вообще в жизни, и на площадке в процессе съемки, что это доверие иногда просто переходило в какое-то другое качество. Я как бы сейчас говорю не только об Андрее, потому что вместе, вместе мы размышляли, потому что эти ребята уникальные, они размышляли с нами, просто иногда говорили удивительные вещи, глубокие, серьезные. И это доверие переходило, повторюсь, в другое качество, я не знаю, трудно это определить, но я помню, я их вижу все отчетливей по прошествии времени глаза Андрея, глаза Володи, он играл персонаж у Андрея, и глаза Вани:мне не хочется это определять для себя, но они, как бы глаза, говорили о многом. Поэтому нам ничто не мешало, мы были, мы жили вместе и, нет, нам ничто не мешало, никакие разговоры, никакие наши прошедшие профессии или настоящие, нет. Марина Тимашева: Очень жаль, что время наше подходит к финалу, потому что, например, та же Биргит Боймарс очень много мне рассказывала о религиозном смысле этого фильма. Я не хотела и не буду вас спрашивать о том, что на самом деле вы имели в виду, потому что это действительно дело зрителя, а дело режиссера и актеров показать то, что они сделали. Я думаю, что нам нужно, ну, просто сейчас на одну секунду остановиться на имени, которое произнес Костя Лавроненко, на имени второго актера Володи Гарина, поскольку молодой, ну, не мальчик, молодой человек, исполнивший роль в этом фильме, он погиб, и насколько я понимаю, его памяти был посвящен один из показов этого фильма. И полагаю, что посвящен будет. Мальчик замечательный, потеря ужасная. Сказать тут нечего. И на этом я должна буду прощаться с вами, мои дорогие гости, и с нашими слушателями. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|