Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Русские ВопросыАвтор и ведущий Борис ПарамоновПротестантизм в России: надежды и опытыВ журнале "Неприкосновенный запас", № 6, появилась публикация, которую следовало бы назвать сенсационной, если б авторы статьи Сергей Филатов и Анастасия Струкова не выдержали ее в тоне чего-то само собой разумеющегося, мэттер-оф фактли, как говорят американцы. Их сочинение называется "От протестантизма в России к русскому протестантизму" и содержит утверждения, которым трудно поверить, - настолько они неожиданны. Вот, например, такое:
Тут сразу же возникает вопрос: а можно ли делать вывод о столь широком распространении протестантизма на такой малоубедительной основе, как количество зарегистрированных общин? Гораздо важнее другое: количественный состав самих общин; может быть, в большинстве их состоит три с половиной человека? И как-то не верится тому, что протестантов в России сейчас больше, чем мусульман, число которых, как известно, - около 20 миллионов. Как говорят в Америке, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Почему хорошо? Потому что протестантская религия, или, вернее, конфессия (религия здесь то же христианство) больше чем что-либо способствовала цивилизационному процессу в Европе и Северной Америке. Нет сомнения, что современный западный мир - результат Реформации, к чьим победам вынуждены были приспосабливаться европейские страны, оставшиеся католическими, например Италия и Франция. Что главное в протестантизме, какова основная победа, одержанная движением Мартина Лютера? Это утвердившиеся в западном мире свобода совести и сознание прав человека, выросшие из знаменитого тезиса: каждый сам себе священник. Церковь (в данном случае католическая) перестала восприниматься как авторитарный носитель религиозной и всякой иной истины. Протестантская религиозность ориентирована не на предание, то есть практику исторической церкви и ее догматы, а на Священное писание, которое сделалось единственным авторитетным источником в жизни новых христиан-протестантов. Открылась широкая перспектива для личной духовной инициативы, для постепенного превращения человеческого разума в главный инструмент познания и практического действия. Победа Реформации в ряде ведущих европейских стран рационализировала религию, сведя ее, в общем, к своду моральных правил, основанных на евангельских постулатах. С этим же связаны успехи наук, даже больше - появление и прогресс современной науки как таковой. Сегодняшний передовой мир был бы невозможен без Реформации. И главный ее результат, повторяем, - это появление нового, свободного человека. Имея в виду такие исторические прецеденты, нельзя не пожелать сходного развития для России. В определенной, и немалой, степени можно сказать, что неудача либеральных реформ в посткоммунистической России связаны с отсутствием в стране традиции личной свободы - самостоянья человека, как называл это Пушкин. Русский человек всё время ждет, что его облагодетельствуют сверху, думает, что единственным источником всех благ неизбежно выступает власть, государство, а таковое в России, и доказывать это не надо, принесло стране гораздо больше бед, чем благодеяний. Психология русского - это психология авторитарного человека, который мыслит жизнь единственно в терминах господства и подчинения. Сложилось так, что россиянин может рассчитывать на более или менее благополучную жизнь, только пробравшись, как теперь говорят, во власть. Начальник в России был и остается более важной фигурой, чем частный человек, будь он предпринимателем или даже артистом, художником. Вот почему хочется верить, да как-то не верится тому, что написано в статье Филатова и Струковой. Например:
Приводятся соответствующие исторические примеры: вспоминаются новгородские стригольники, Иван Федоров и Матвей Башкин - как доказательство того, что попытки рационализации религии были не чужды русским; но основное слово в приведенном тексте - это, конечно, сектанты. Что верно, то верно: сектантство действительно было заметным явлением в России, - и, главное, в нем, в отличие от казенной церкви, билась живая религиозная мысль (о том, какова при этом была религиозная практика, поговорим позднее). Пока удовлетворимся тем, что к этой традиции не причислены староверы, бывшие самыми настоящими религиозными фундаменталистами, хотя среди них появились крупные фигуры русского капитализма. Это естественно выводит нас к знаменитой теме Макса Вебера: протестантская этика и дух капитализма. И тут необходимо заметить, что сам Вебер, ознакомившись с фактами капиталистического генезиса в России - вот этой связью его с фундаменталистской религией, - задумался о пересмотре своей концепции, усомнился в универсальности построенной им концепции. Сейчас же хочется отметить один интересный, но, откровенно говоря, настораживающий факт, о котором авторы статьи говорят скорее в позитивном смысле. Это факт русификации протестантизма в нынешней России, его, как пишут авторы, инкультурации в русскую традиционную религиозную практику. Известно, что протестанты были иконоборцами в самом широком смысле: церковная служба в протестантизме стала исключительно проповедью, совершаемой пастором, сплошь и рядом выбираемым из числа самих прихожан. Протестанты отказались, как сказал бы Остап Бендер, от астральных колокольчиков. Протестантская кирка - сарай с голыми стенами: между Богом и человеком не нужно посредников, не нужна верующему и ищущему религиозной правды декоративная сторона исторической церкви, особенно пышная в католицизме, но, несомненно, присутствующая и в православии. И вот, идя навстречу пожеланиям верующих, нынешние русские протестантские лидеры в некоторых общинах сделали значительные уступки в этом отношении: восстанавливается иконопочитание, проповедь заменяется литургией, восстановлена институция исповеди и отпущения грехов; даже в облачении пасторов намечается возврат к некоторым декоративным элементам. В принципе против этого нельзя особенно возражать: такими компромиссами обеспечивается внедрение и победа новых идей, каковая победа бывает более вероятной, когда происходит в старой привычной оболочке. Вообще компромисс в религиозной практике - важный элемент церковного развития. Самый мощный пример - инициатива апостола Павла, настоявшего на том, чтобы принимать в число христиан не только иудеев, но всех желающих: нет ни эллина, ни иудея. Отсюда и всемирно-историческая победа христианства. Всё бы это так, но вот как резюмируют данный сюжет авторы статьи о протестантском движении в России Сергей Филатов и Анастасия Струкова:
Вот тут и хочется задать вопрос: а совместимы ли с протестантизмом и его акцентом на "самостояньи человека" русская историческая традиция, русская духовность и ментальность? Не есть ли российский протестантизм - contradictio in adjecto, логическая ошибка, называемая "противоречие в определении"? Не есть ли российский протестант - деревянное железо? Приведем мысль знаменитого культуролога Освальда Шпенглера, относившего христианство вообще и русское в особенности к типу так называемого магического сознания - в отличие от фаустовского (романо-германский мир) и аполлоновского (античность) сознания:
Правда, следует помнить, что, по Шпенглеру, в романо-германском мире в сущности христианства и не было: было заимствование христианских текстов и обрядов, принципиально трансформированных в своем внутреннем значении. Даже и не соглашаясь с этой мыслью, нельзя не признать, что протестантизм как раз и являет самый острый пример фаустовского, устремленного в бесконечную высь сознания, а характеристика русского менталитета в качестве магического сознания с предельной точностью фиксирует ту его особенность, которую сами русские горделиво именуют соборностью. Это и есть шпенглеровский консенсус. И всё-таки не в этом главный вопрос, поднимаемый статьей Филатова и Струковой. Главным остается то утверждение, что в русской духовной традиции были заметные и сильные протестантские элементы, сказавшиеся в практике так называемого сектантства. Вот о русском сектантстве мы сейчас и поговорим. Несомненно, среди русских религиозных сект были общины, исповедовавшие рациональный, то есть моралистический, подход к религии: сведение религии к морали, повторяем, - основное в протестантизме. Самые известные среди них, несомненно, баптисты и так называемая штунда - секта, находившаяся под прямым влиянием немецких колонистов на юге России (само название "штундисты" происходит от немецкого слова, означающего "час"). В определенной степени то же можно сказать и о толстовцах: великий писатель в своих религиозных поисках шел, несомненно, в протестантском направлении и вообще имел все шансы стать русским Лютером. Но вот уже у толстовцев заметна одна особенность, характерная для русских: стремление к коллективистским формам жизни. В сельскохозяйственной практике толстовцы прибегали к формам самого настоящего коммунизма; причем этот самый коммунизм у них как бы и получался (вроде киббуцев в Израиле). Об этом есть интересные сведения у Солженицына в "Архипелаге ГУЛаг". Большевики разогнали преуспевающие толстовские сельхозкоммуны именно потому, что коммунизм у них был не такой, как надо: на религиозном фундаменте основанный. Но основной поток сектантства в России совсем в другой стороне пролегал: это, конечно, хлыстовство. Говоря об этом грандиозном явлении, я буду широко пользоваться ценной книгой Александра Эткинда "Хлыст". Что такое хлыстовщина, хлыстовская ересь? Это слово есть искажение (и весьма, так сказать, удачное, поэтически экспрессивное) другого, куда более понятного: христовщина. Главный тезис, можно сказать догмат хлыстовщины - убеждение в возможности каждого верующего человека самому стать Христом или, для женщины, - Богородицей. Мысль фантастическая, но в ней есть, так сказать, рациональное зерно, причем именно протестантского толка: установка на внутреннее совершенствование человека как единственную религиозную задачу. И в данном контексте Христос - это предел такого совершенствования. В других терминах - некая метафора в отношении к обычному человеку. В сущности, это индивидуалистическая установка - то есть опять же протестантская. Но в России, как и водится, всё пошло другим путем - несомненно оригинальным. Прежде всего, хлысты тяготели к коллективным, общинным формам религиозной жизни. Хлыстовская община называлась кораблем. Розанов говорил, что это очень удачно выбранное слово, подчеркивающее изолированность хлыстов в житейском море и в то же время способность в нем уцелеть: корабли для того и строятся, чтобы плавать по морю, а не тонуть в нем. Такой коллективизм, в общем, понятен: всякая секта способна выжить только при полном взаимодействии и солидарности ее участников. Но у хлыстов в их тяготении к моральному совершенству, предельно знаменуемому образами Христа или Богородицы, произошел некий срыв: вождей своих общин они действительно считали достигшими божественного совершенства, то есть Христами или Богородицами. Впрочем, дело обстояло не так и просто. А.Эткинд, говоря об этом, ссылается на Михаила Пришвина, в начале прошлого века увлеченно изучавшего хлыстовство:
Опыт показал, что вожди хлыстовских кораблей сплошь и рядом поддавались такому соблазну: теоретическая чистота идеи не выдерживалась. Отсюда - громадная, можно сказать тоталитарная, власть, приобретавшаяся этими Христами и Богородицами - со всеми выходящими отсюда последствиями. Такого рода самообожествление религиозные мыслители того времени называли очень ходким тогда термином - человекобожие. Вот еще один нюанс в теме хлыстовства, который Эткинд представляет глазами В.В.Розанова:
Хочется внести сюда поправку: дело не в том или ином настроении Розанова, а в имманентно присущем этой ситуации соблазне - всё в том же человекобожестве. Здесь не капризная импрессия, а усмотрение подлинного и, если угодно, живого противоречия в описываемом религиозном уклоне. Возникает неизбежный вопрос: почему крупные люди русского так называемого религиозно-культурного ренессанса так увлеклись этой темой - и как раз с особой эмфазой на хлыстовщине? Ответ мы находим опять же у Пришвина (которого, к слову, А.Эткинд считает писателем, в России еще не оцененным в полную меру). Именно у Пришвина мы находим самую точную формулу описываемой ситуации. Сам Эткинд пишет в связи с этим:
То, что Пришвин назвал декадентством - термин, которым злоупотребляли в то время, - и есть этот самый русский религиозно-культурный ренессанс. И действительно, этому ренессансу был свойствен тот же уклон, что и хлыстовству, - вот это самое человекобожие. Известно, что в движении тогдашней русской философской мысли произошел некий вполне ощутимый раскол по этой линии: например, конфликт когда-то единомысливших Булгакова и Бердяева. С.Н.Булгаков, будущий отец Сергий, обвинил в человекобожеском уклоне книгу Бердяева "Смысл творчества", которую тот едва ли не всю свою жизнь считал высшим своим достижением. И в то же время как характерно было для русской духовной элиты склонение к некоему сублимированному хлыстовству: тот же Булгаков признавался позднее, что он с интересом следил за Распутиным - самой яркой фигурой этой народной религии, по многим данным - хлыстом. И может быть, еще важнее, чем этот уклон к человекобожию, была другая тенденция в русской элитарной мысли: сходство с хлыстами и соответствующий духовный поиск в направлении хлыстовской же практики. Самой яркой и заметной чертой таковой были так называемые радения: круговая пляска, участники которой доводили себя до такого изнемождения, что это приобретало уже иное качество некоего духовного озарения. Это называлось - "накатил дух", и в состоянии такого экстаза радеющие начинали то ли пророчить, то ли "говорить на языках": издавать с виду бессмысленные звуки, что по-ученому называлось глоссолалией. Позднее Андрей Белый посвятил целую книгу этой теме. То, что нравилось в этой практике элитным мыслителям, было так называемое коллективное тело, полная утрата индивидуальности в некоем коллективном - "хоровом" - действе (или, как тогда еще говорили, "делании"). Главным инициатором и теоретиком соответствующих поисков был поэт и культурфилософ Вячеслав Иванов, усмотревший в практике хлыстов возрождение древнего дионисизма, лучшим знатоком которого был он сам. Вот с виду противоречивый, а на самом деле закономерный итог русского народного духовного поиска: обоготворение вождя с одновременным превращением людской массы в некое коллективное тело и растворением в нем всякой иной, кроме лидера, индивидуальности: структура, исключительно точно, даже тождественно воспроизведенная в позднейшие русские - уже советские - годы в истории сталинизма. И поразительно интересно то, что в советские годы нашелся человек, давший этому феномену высокую философскую санкцию: это М.М.Бахтин, книга которого "Рабле и средневековая народная культура" ныне трактуется как апология и сублимация сталинской практики. Такова была история и исход прежних русских народных, равно как и высококультурных, духовных поисков, шедших, казалось бы, в направлении протестантско-реформационном. Кажущееся становление личности в этом процессе обернулось тем, о чем мы и рассказывали. Так сорвалась попытка русской Реформации: вместо свободного человека на свободной земле - тоталитарная диктатура, вместо Лютера - Сталин. Мы склонны верить, что нынешние усилия в сторону протестантизма не приведут к аналогичному результату; но всё же сочли необходимым напомнить, чем однажды обернулся сходный поиск в России. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
