Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-09-00]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманИнформационная безопасность: не в красоте, а в полнотеЛев Ройтман: 15 сентября Союз Журналистов России выступил с заявлением. Оно, насколько можно судить, пока опубликовано только в Интернете, поэтому приведу выдержки: "Союз Журналистов считает, что главную угрозу информационной безопасности России представляет та политика, которая воплощена в доктрине информационной безопасности, подписанной президентом 9 сентября. "О новой политике XXI века с нами говорят на старом языке гарнизона осажденной крепости, на языке советского Агитпропа... - и далее. - Весь документ пронизан духом конфронтации, ксенофобии и закрытости". Опыт Чернобыля и "Курска", чеченской войны и финансовых кризисов показывает, как дорого обходятся людям государственное молчание и государственное вранье". Вот о доктрине информационной безопасности и пойдет наш сегодняшний разговор. Участвуют: профессор Андрей Зубов; ведущий научный сотрудник Американского Совета Внешней политики Виктор Ясман; директор Центра экстремальной журналистики Союза Журналистов России Олег Панфилов. Олег Валентинович Панфилов, вы знаете, я очень внимательно прочитал эту доктрину информационной безопасности и считаю, что ее можно понимать и толковать как угодно. Кстати, как, например, всеобщую Декларацию Прав человека или Международные пакты о правах человека. Вопрос: почему практически во всех откликах самих российских журналистов на эту доктрину только тревога, и только опасения худшего? У вас есть объяснение этого? Олег Панфилов: Во-первых, конечно, нужно сказать о том, что этот документ является декларацией новой власти. Этот документ не имеет юридической силы, как закон, как указ президента или постановление правительства. Это - взгляд новой российской власти на то, как должна работать российская пресса, и почему он вызывает недовольство российских журналистов: я уточню, что в упоминаемых вами публикациях российская пресса, независимая, прежде всего, беспокоится по поводу того, что из себя представляет эта доктрина. Конечно, когда мы составляли наше заявление, то мы имели в виду, прежде всего, несколько положений этой доктрины. В первом разделе ("информационная безопасность и национальные интересы Российской Федерации в информационной сфере и их обеспечение"); и во втором ( "составляющие национальных интересов Российской Федерации в информационной сфере") говорится о том, что для того, чтобы достичь обеспечения государственной политики Российской Федерации необходимо "укреплять государственные СМИ и расширять их возможности по своевременному доведению достоверной информации до российских и иностранных граждан". Во втором разделе того же параграфа: "Виды угроз информационной безопасности", -говорится об "угрозах информационному обеспечению государственной политики Российской Федерации". Понятно, что когда мы знакомились с этим документом, то имели в виду как бы наши мечты по созданию независимой российской прессы, которые не осуществлялись последние 9 лет, но сейчас российская власть пытается вернуть нас к советскому прошлому. То есть, пытается укрепить роль государственных СМИ, а по большому счету, на наш взгляд, российская власть сейчас создает новый механизм пропаганды. Для этого она будет уделять внимание укреплению и развитию государственных СМИ, и, как нам кажется, уделять меньше внимания развитию независимых СМИ, и без того находящихся в России в очень незавидном положении. Таким образом, мы будем через какое-то время наблюдать, если эта доктрина будет выполняться и подкрепляться новыми законами, новыми постановлениями и указами, то мы будем наблюдать картину, которая будет возвращать нас в советское прошлое, в 70-е годы, по крайней мере. Второй раздел, вторая идея этой доктрины, которая вызывает у нас беспокойство - противостояние российской власти, которая, конечно же, себя сравнивает с российским обществом, иностранным СМИ. Я полагаю, что, в первую очередь - радиостанциям, которые вещают на русском языке, которые пока еще можно слушать на территории России, в первую очередь, это радиостанции "Свобода", "Немецкая Волна", "Би-Би-Си" и "Голос Америки". Лев Ройтман: Спасибо, Олег Панфилов. Парадокс деятельности, в частности, нашей радиостанции в том, что мы исторически боремся за ситуацию, когда наше вещание окажется ненужным, излишним для России, где пресса и СМИ будут свободны. Но вы, Олег Валентинович, говорите, что эта доктрина еще не закон, и это точно соответствует, кстати, тому, что говорит и Анатолий Стрельцов - заместитель начальника Управления информационной безопасности Совета Безопасности России - такое управление есть, пока только в Совете Безопасности, где эта доктрина и была разработана. Но Анатолий Стрельцов говорит дальше вот что: "Подлинную безопасность может обеспечить только деятельность по реализации доктрины органов государственной власти совместно с общественностью". Ну, деятельность органов государственной власти может принимать и законодательный характер, и я думаю, что это не особенно безрассудное предположение, если мы заглянем в самый конец доктрины информационной безопасности, в тот конец, на который не обратила внимания, по-моему, ни одна газета в России, ни одно российское СМИ. Вот я читаю: "Реализация первоочередных мероприятий по обеспечению информационной безопасности, перечисленных в настоящей доктрине, предполагает разработку соответствующей федеральной программы". А это означает, в соответствии со статьей 78-й Бюджетного Кодекса, который вступил в действие с 1 января нынешнего года, что по полной федеральной программе могут выделяться и субсидии, и субвенции даже еще до окончания ее разработки. Мы можем стать, таким образом, свидетелями огромной деятельности, которая, конечно, не исключает - говорю об этом с сожалением - и коррупции. Но, поживем - увидим. А теперь прошу вас, профессор Андрей Зубов. Вы - историк, историк российского государства. Подобные попытки такого ограничения тихой сапой информационных свобод, информационных вольностей, свободы печати - они ведь были свойственны российскому государству и не только в советское время? Андрей Зубов: Безусловно, практически все государства Европы в XIX веке имели ограничения на свободу деятельности прессы. Правда, в основном они касалась не политическим в нашем понимании свобод, а проблем, связанных с нравственностью, проблем, связанных с религиозным состоянием общества. Особенные строгости появились и в Германии, и в Австрии и в России после эпохи революций 1830-го - 1848-го годов. Как бы боялись проникновения этого вируса секуляризма, вируса атеизма, вируса республиканизма на континент из Франции. Определенные ограничения тогда были и в Великобритании. В России также действовала цензура, в первую очередь, цензура не политическая, а цензура, если угодно, религиозная, которая смотрела бы за нравственным состоянием публикуемых книг и материалов. Также воспрещалась критика высших эшелонов власти, особенно, разумеется, монарха, в личности монарха смыкались идея политическая и идея религиозная. По мере секуляризации русского общества в XIX веке цензура из нравственной - в эпоху Николая Первого, все более и более становилась непосредственно политической. Кульминации эта система цензуры достигла в эпоху Александра Третьего, в эпоху как бы неоконсерватизма, наступившую после времени великих реформ. И вот, в 1905- м году Манифестом 17 октября и основными законами 26 апреля 1906-го года цензура в России была ликвидирована полностью. Оставались только церковная цензура и цензура учебная, которая дозволяла или не дозволяла использовать в общеобразовательном учебном процессе те или иные учебные пособия. Газеты и журналы выходят совершенно свободно. В это время, после 1905-го года, это был неслыханный для России уровень свободы в СМИ, вплоть до того, что допускалась критика царя под чуть-чуть завуалированными названиями. Было известное издание, еженедельная газета, где в кабинете Николая Второго был изображен мундир, над которым возвышался человеческий зад, тем не менее, это не вызвало немедленного запрета газеты - вроде бы непосредственной критики монарха не было. Во время войны, естественно, некоторые ограничения прессы были опять введены, но они были весьма условны. Так, например, когда выбрасывалась какая-то статья, ее место замещала просто белая полоса, то есть показывали, что цензура работает. В это же время, кстати, была вновь разрешена перлюстрация писем. Но неформально была не столько цензура, в этот период российского государства, сколько работа прессы, а попросту говоря - подкуп прессы государством. Правда, и здесь был один интересный момент: газеты старались, чтобы их подкупили, они искали денег, а правая пресса, скажем, очень возмущалась, что граф Коковцев прекратил неофициальное финансирование газет, которое проводил до него Столыпин. Но, разумеется, все эти игры, ловкие, не очень ловкие с ограничением прессы, которые в старое время - до 1905-го года, даже приводили к уголовным наказаниями цензоров - все это было настолько перехлестнуто в первые же месяцы советской власти, когда в течение полугода прекратили выход все вообще газеты некоммунистического направления, что о старой российской цензуре все без исключения вспоминали с некоторой ностальгической грустью, как о ворчании или легких попреках старой тетушки после того, как за уголовное преступление попал в тюрьму. Лев Ройтман: Спасибо Андрей Борисович. Я хочу заметить: вы говорите о нравственной цензуре, так в этой доктрине информационной безопасности ныне в качестве угроз упоминаются и угроза индивидуальному, групповому и общественному сознанию, духовному возрождению России. Понимать это, конечно, можно как угодно. Виктор Ясман - ведущий научный сотрудник Американского Совета Внешней политики. Как в США, где пресса, кстати, достаточно много писала о доктрине информационной безопасности России, понимают этот документ? Виктор Ясман: Американцы - люди практические, и прежде всего они отмечают два момента, на которые уже указал Олег Панфилов. Первое: это не только доктрина, но и политический идеологический документ. Если мы взглянем на языке доктрины, то увидим так такие определения, как "защита традиций патриотизма или гуманизма", или "усиление моральных ценностей общества", и так далее, что, конечно, не является юридическими терминами. Одновременно, второй аспект этой доктрины то, что она, не будучи юридическим документом, является основополагающим руководством для всех чиновников федерального ранга и всех инстанций, которые занимаются непосредственно вопросами защиты информации и так далее, и в более широком плане - для бывших органов госбезопасности. И они будут действовать в этих традициях, руководствуясь этими документами и накладывая, так сказать, свое понимание информации на все общество. Это первое. Второй аспект - то, что в доктрине сказано, что "наиболее реальными путями к изменению и улучшению защиты информационной безопасности России являются изменения федерального законодательства в этой области". То есть, это практически мы видим, что те тенденции, которые сейчас усилились, будут усиливаться еще более. Мы уже знаем о том, что были предприняты, например, первые попытки - был изменен закон о прессе в части, которая касалась распространения информации о наркотиках, практически незаметно для российского общества. Мы видим практические изменения, которые связаны с внедрением так называемой системы СОРМ, и так далее. Все это вызывает очень сильную тревогу, причем не только со стороны американской общественности, но и со стороны американских законодателей и политиков. Я слышал такие высказывания, что этот документ называют "документом обскурантизма", то есть, действительно, возврата, попытки перетаскивания каких-то ценностей коммунистического общества в XXI век. Вот эта трактовка как политического и идеологического документа превалирует здесь - в Вашингтоне. Лев Ройтман: Вы упомянули аббревиатуру "СОРМ" - система оперативно-розыскных мероприятий, технические средства содействия оперативно-розыскной деятельности, речь идет об установке прослушивающих устройств прямо в телефонные операторские сети, а также в Интернет. Это недавний приказ министра связи Российской Федерации. Я хочу вновь вернуться к заявлению российского Союза Журналистов. В нем в частности, говорится следующее: "Публикацией доктрины еще раз подтверждается тот тезис, что главная угроза интересам России в информационной сфере сегодня исходит от самого государства - от его закрытости, от нежелания тысяч российских чиновников работать со СМИ и вести диалог с обществом". Олег Панфилов, как вы расшифровываете этот пункт заявления? Олег Панфилов: Этот пункт заявления можно объяснить, еще и продолжив эту тему, которую вы Лев развивали - мы считаем, что эта доктрина станет причиной давления на журналистов или поводом для давления на журналистов не столько московских - московские журналисты, в общем, живут в достаточно хороших условиях... Любое давление на московских журналистов может стать причиной скандала. Но вся проблема в том, что мы опасаемся того, что провинциальные чиновники, главы администраций, президенты республик-субъектов Российской Федерации воспримут эту доктрину, как сигнал к действию. Мы знаем о том, что большинство случаев нарушений прав журналистов и давления на прессу происходит в провинции, и я думаю, что провинциальные чиновники давно ждали этого документа и давно ждали этого сигнала. Мы знаем, что огромное количество фактов давления на прессу они осуществляли всегда, и за последние 9 лет произошли довольно серьезные инциденты между властью и провинциальной прессой, и мы опасаемся, и уже видим, что провинциальные чиновники это уже восприняли... Я должен пересказать коротко мой разговор в пятницу на прошлой неделе с Анной Шароградской - директором Национального Института Прессы в Санкт-Петербурге. Она позвонила первому заместителю директора государственной телерадиокомпании "Санкт-Петербург" и спросила его, почему руководство компании запрещает радиожурналистке поехать учиться в Данию, на что этот руководитель телерадиокомпании сказал: "Через 10 дней в Санкт-Петербурге не останется ни одной независимой радиостанции", - он напомнил о том, что сказал президент Путин, и посоветовал Анне Шароградской поменьше работать на западные деньги, на западные гранты. Я думаю, что вот этот факт - один из тех, которые стали появляться после выхода в свет подписанной Путиным доктрины информационной безопасности. Лев Ройтман: Действительно, у России есть проблемы с безопасностью. Одна из них - проблема продовольственной безопасности, ибо по последним сообщениям у России недостаточный государственный запас хлеба. У России есть и другая проблема: "Transparency International" опубликовала на днях свой отчет о коррупции в мире. Обследованы 99 стран, Россия идет далеко-далеко за Марокко, далеко-далеко за Ботсваной, далеко-далеко за Колумбией. Она - на 83-м месте, в конце. Замыкает этот список, занимая 99-е место, Камерун. Этому бы и стоило уделить настоящее внимание. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
