Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-07-01]
Власть против прессыАвтор и ведущий Олег Панфилов Сегодняшняя программа посвящена одному событию - аресту таджикского журналиста Дододжона Атовуллоева. Вы услышите интервью с сотрудником организации "Эмнисти интернешнл" Марианной Кацаровой и советником офиса ОБСЕ по свободе средств массовой информации Александром Иванько. Также вашему вниманию будут предложены комментарии к событию директора Института прав человека Валентина Гефтера, исполнительного редактора "Новой газеты" Акрама Муртазаева и адвоката Андрея Рахмиловича. Вечером 5-го июля в московском аэропорту "Шереметьево-1" сотрудниками транспортной милиции была задержан таджикский журналист, главный редактор независимой газеты "Чароги Руз" Дододжон Атовуллоев. Прилетев из Гамбурга, и благополучно миновав паспортный контроль "Шереметьево-2", он намеревался вылететь в Ташкент. Необходимое пояснение. Дододжон Атовуллоев, 46-летний журналист, выпускник факультета журналистики МГУ, в 1991 году основал в Таджикистане независимую еженедельную газету "Чароги Руз" с тиражом 20 тысяч экземпляров, довольно быстро ставшую популярной. В декабре 1992-го года в Таджикистане сменилась власть, и новое руководство страны начало борьбу с независимой прессой. Страну покинули более ста журналистов, было закрыто 32 газеты и "Чароги Руз" в числе них. В 1993-м году газета была зарегистрирована в Москве и начала выходить на таджикском, русском и английском языках с пометкой под логотипом - "Газета в изгнании". Все эти годы "Чароги Руз" была единственным источником информации о том, что происходит в Таджикистане и вокруг него. Публиковались заявления оппозиционных партий и движений, доклады "Хьюман райтс вотч" и "Эмнисти интернешнл". Но больше всего неудобств властям Таджикистана доставляли статьи как самого Дододжона Атовуллоева, так и других авторов. В самой республике, куда газета доставлялась почти как большевистская "Искра", газета распространялась подпольно. Известно несколько случаев арестов и избиения сотрудниками спецслужб журналистов и распространителей. Два человека были убиты только за то, что в их домах были найдены несколько номеров газеты "Чароги Руз". Делая еще одно отступление, хочу привести ужасающие цифры. Только за последние восемь лет в Таджикистане погибло более шестидесяти журналистов, большинство из которых когда-то представляли независимую прессу. Российские власти не тревожили Дододжона Атовуллоева еще и потому, что с 1994-го года он является беженцем, имеющим официальное удостоверение правительства Москвы о своем статусе. В Германии Атовуллоев находился последние несколько месяцев по приглашению общественных организаций этой страны. А то, что произошло 5-го июля этого года можно с большой долей уверенности назвать целенаправленной акцией против Атовуллоева после публикации в последнем номере газеты "Чароги Руз" статьи о Махмадсаиде Убайдуллаеве, мэре Душанбе, занимающем еще и пост председателя верхней палаты парламента. Согласно конституции, вторая после президента должность в стране. Правда, в прессу просочились претензии, связанные с другими публикациями - в "Независимой газете", в "Коммерсанте" и в "Новых известиях". Однако, в любом случае, преследования журналиста, его арест и попытка экстрадиции, связана с его профессиональной деятельностью. Но ни власти Таджикистана, ни российская прокуратура не ожидали такой мощной волны протеста, с которой выступили практически все крупнейшие правозащитные и общественные международные организации. Вот интервью, подготовленное корреспондентом Радио Свобода Еленой Фанайловой с Александром Иванько, который представляет венский офис ОБСЕ по свободе средств массовой информации. Александр Иванько: Первое сообщение мы получили на следующий день после задержания Дододжона Атовуллоева. Господин Дуве, представитель ОБСЕ по свободе СМИ и я в это время находились в Париже, где господин Дуве должен был выступать на пленарном заседании ежегодной сессии парламентской ассамблеи ОБСЕ. Господин Дуве начал свое выступление с рассказа о сложившейся ситуации вокруг Атовуллоева. Он призвал членов российской делегации, депутатов Госдумы, которые находились в Париже (делегацию возглавлял Геннадий Селезнев), использовать все свое влияние для того, чтобы воспрепятствовать передаче Атовуллоева таджикским властям. Кроме того, мы связались с рядом неправительственных организаций, господин Дуве встретился с таджикской делегацией на парламентской ассамблее и выказал им свою озабоченность попытками властей арестовать журналиста. Также господин Дуве связался с МИДом Германии и поставил вопрос об оказании том, чтобы оказать политического давления на Москву, чтобы попытаться освободить господина Атовуллоева. И как мы вчера узнали, он был освобожден и отбыл в Германию. Елена Фанайлова: На каких условиях он туда уехал? Александр Иванько: Он является стипендиатом одного из фондов в городе Гамбурге, и этот фонд согласился продлить ему стипендию еще на год. В связи с этим господин Атовуллоев отбыл в Гамбург. Елена Фанайлова: Александр, вам известны юридические подробности освобождения, какие механизмы больше всего повлияли на довольно быстрое освобождение Атовуллоева и, более того, на то, что ему были принесены извинения российскими властями? Александр Иванько: Я думаю, что на его освобождение в первую очередь повлияло политическое давление на Москву, а также достаточно широкая компания в Европе и в США, энное количество заявлений мы получили с требованием освободить Атовуллоева. Олег Панфилов: Второе интервью с Марианной Кацаровой, сотрудником "Эмнисти интернейшнл". Елена Фанайлова: Как "Эмнисти Интернешнл" принимала участие в деле освобождения Дододжона Атовуллоева? Марианна Кацарова: После того, как его арестовали 5-го июля в аэропорту "Шереметьево", мы сразу начали расследовать это дело, опубликовали нашу срочную акцию. Это обычный метод "Международной амнистии", когда мы считаем, что человека преследуют за его политические убеждения, и особенно в случаях, когда им грозит возвращение обратно в ту страну, где их могут осудить на смертную казнь или пытать и так далее. Наши сотрудники по всему миру стали обращаться к президенту Российской Федерации, к Генеральному прокурору Российской Федерации. Мы настаивали на том, чтобы было принято решение об освобождении Атовуллоева, и чтобы его не возвратили обратно в Таджикистан, где, мы считаем, его бы немедленно арестовали и подвергли пыткам и жестоким обращениям. В этом деле помогло мнение и позиция немецкого правительства, министра иностранных дел Германии Йошки Фишера, который высказался очень критичным образом. Елена Фанайлова: Во всем мире существует экстрадиция подозреваемых в результате судебного разбирательства. И только в России и бывших странах СНГ существует так называемая минская конвенция, которая предусматривает упрощенный порядок выдачи подозреваемого по постановлению прокуратуры. В сентябре 1999-го года по ордеру казахских спецслужб был задержан в Москве лидер казахстанской оппозиции Кажегельдин, но затем он был освобожден российскими властями. Можно сказать, что дело Атовуллоева - это второе такое дело. Что, по вашему мнению, послужило здесь основным, из-за чего был освобожден Атовуллоев? Марианна Кацарова: Российская Федерация является членом не только Совета Европы. Она должна применять европейскую конвенцию в защиту прав человека. Российская Федерация является членом Совета Безопасности Объединенных Наций, она подписала и ратифицировала международные документ. Например, Международную конвенцию о предотвращении пыток. По этим документам Российская Федерация должна не возвращать тех людей, которые просят политического убежища в России, которым грозит нарушение их прав, если их вернут обратно. И это касается не только стран СНГ, это касается всех остальных людей, просящих политического убежища: из Африки, с Ближнего Востока. По той же самой Минской конвенции есть тоже рекомендации, что российские власти могут отказаться вернуть обратно человека, которому, по возвращению, как они полагают, будет грозить ущемление его прав. Эти два исключения должны стать правилом для российских властей. И мы надеемся, что это последнее решение будет началом новой тенденции соблюдения международных законов, соблюдения своей собственной конституции и соблюдения предписаний между странами СНГ. Олег Панфилов: В нашей студии находятся люди в той или иной мере имевшие отношение к ситуации вокруг ареста Дододжона Атовуллоева. Это директор Института прав человека Валентин Гефтер, исполнительный редактор "Новой газеты" Акрам Муртазаев, адвокат Андрей Рахмилович. Первый вопрос к вам, Андрей Викторович. С первого дня вам стало известно о статьях уголовного обвинения Атовуллоева, все они связаны непосредственно с его профессиональной деятельностью - журналистикой. Каким образом вы хотели выстраивать свои действия? Андрей Рахмилович: Действительно, с первого момента было известно, что Атовуллоев обвиняется в Таджикистане в публичном оскорблении президента, в публичных призывах свержения конституционного строя и в разжигании межнациональной и межконфессиональной вражды. Причем, в постановлении о привлечении его в качестве обвиняемого, вынесенном таджикской генеральной прокуратурой, было написано, что все эти обвинения основаны на тексте одной его статьи, опубликованной в Москве в "Независимой газете" в начале этого года. Сам набор статей (особенно любопытна в этом смысле статья о публичном оскорблении президента), говорил о том, что его преследование вызвано его политическими убеждениями. Человека преследуют за его политические убеждения, за то, что он эти политические убеждения открыто провозглашает. Российская конституция прямо запрещает выдачу иностранным государствам лиц, которые преследуются за свои политические убеждения. Поэтому никакого сомнения не было в том, что выдача Атовуллоева в Таджикистан противоречит российской конституции. Второй аргумент. Статья Атовуллоева, напечатанная в России, не вызвала никакой реакции российских властей, с точки зрения и российской прокуратуры, и комитета по печати, который осуществляет надзор за средствами массовой информации. С точки зрения этих ведомств, статья Атовуллоева не содержала никакого криминала. Никаких претензий ни к Атовуллоеву, ни к газете российские власти не предъявляли. Это значит, что российские власти резонно и справедливо расценили эту статью как обыкновенное, естественное высказывание политических взглядов одним из легальных оппонентов существующего в Таджикистане режима. Поэтому наш второй аргумент состоял в том, что действия Атовуллоева не образуют состава преступления по российским законам. С самого начало было понятно, что Атовуллоев не может и не должен быть выдан таджикским властям. Эта наша уверенность с самого начала и была базой всей нашей деятельности обращения к мировой общественности. Олег Панфилов: Акрам Каимович, 9-го июля, спустя три дня после ареста вашего друга Дододжона, вы написали заметку, в которой есть такие строки: "Хочу прояснить некоторые щепетильные моменты трагически жарких отношений между Душанбе и Москвой. Российская армия имеет прямое отношение к созданию нынешнего политического режима в Таджикистане. Именно российские штыки подарили Душанбе Рахмонова, именно они являются главным электоратом на всех "демократических выборах". Что собой представляет Таджикистан сегодня, знают все. Тысячи таджиков везут в Россию в своих желудках и задницах частички этого режима - героин. Сегодня таджик стал контейнером. Не страшно ли? Журналист Атовуллоев все время спрашивал, почему поддерживают этот режим? Ведь выходит, что наши налогоплательщики таким образом оплачивают доставку героина своим детям". Как вы думаете, в случае, если бы реакция на арест Атовуллоева была бы не такой мощной, решение об экстрадиции принималось не столько юридическое, сколько политическое? Акрам Муртазаев: Ну, это решение я бы не назвал даже политическим. Ведь нельзя считать то, что происходит сегодня в Таджикистане, государственной политикой. Мне кажется, что у нас в данном случае государственная политика в этом регионе оказалась приватизированной некоторыми людьми, которым выгоден бизнес, который сегодня происходит в Таджикистане, я имею в виду и наркотики, алюминий и прочие вещи. Поэтому это не есть политическое решение, это есть самый настоящий сговор узкого круга лиц. Олег Панфилов: Валентин Михайлович Гефтер, директор Института прав человека. Вы, в частности, собираете информацию по фактам экстрадиции из России граждан стран СНГ. Во-первых, скажите, как часто российские власти выдают людей? Во-вторых, из каких стран? И, в-третьих, известно ли что-либо о судьбе этих людей? Валентин Гефтер: Мы - правозащитный центр "Мемориал" и Институт прав человека - пять лет уже специально наблюдаем за практикой и теорией, если хотите, юридическими основаниями экстрадиций. В первую очередь из России и в страны СНГ. Я думаю, что уже сейчас мы имеем порядка трех десятков случаев с разным исходом выдачи людей, которых, мы считаем, преследуют по политическим убеждениям. Конечно, мы понимаем, что много случаев - это "обычные" преступления. Случаи разные. Это в основном преобладание имело место в середине и начале 90-х годов. Вы знаете, в Закавказье: в Азербайджане и Грузии произошли крупные гражданские конфликты и войны. Но при этом все время фигурировали страны Центральной Азии, в первую очередь Туркменистан и Узбекистан. Были случаи и Таджикистана. Это не первый случай. Какой результат? Во-первых, нужно сказать, что мы не можем отследить все случаи, даже так называемые политические, потому что сам механизм выдачи таков, к сожалению, что мы можем просто не знать о том, что произошло, особенно если выдаваемая фигура не столь громкая в публичном поле. Их тех случаев, что мне известны, только в 10-20% удалось доказать, что это преследования по политическим мотивам. Что по тем или иным правовым основаниям этого человека выдавать нельзя. Судьба всех остальных людей зачастую очень тяжелая. Я могу привести два примера выдачи в Азербайджан, - это Сурет Гусейнов, бывший премьер-министр и бывший министр обороны. Они были приговорены к пожизненному заключению, а второй даже к смертной казни, пока не осуществленной. Их судьба очень тяжела. Олег Панфилов: Андрей Викторович, в одном из интервью мы услышали о том, что Россия якобы извинилась за арест Дододжона Атовуллоева. Были ли действительно извинения, и насколько решение об освобождении Атовуллоева зависело от президента Путина, как говорил сам Атовуллоев в интервью из аэропорта "Шереметьево-2", когда он вылетал в Германию? Андрей Рахмилович: Со слов самого Атовуллоева, то высокое должностное лицо, которое к нему приехало в изолятор и сообщило о его освобождении, сообщило, что освобождение Дододжона это мужественное решение господина президента. Что касается извинений, не знаю, были ли они принесены или нет. Действительно, сам механизм экстрадиции настолько скрыт от глаз всех, включая самого экстрадируемого, что очень трудно сказать, что на самом деле там происходит, кто решает, что решает и почему решает. Собственно говоря, никакого закона об экстрадиции нет, есть минская конвенция, которая регулирует межгосударственные отношения, а внутренний механизм экстрадиции внутри страны ничем, во всяком случае, известным мне, не отрегулирован. Наверняка существуют какие-то ведомственные инструкции, известные чиновникам, но не известные ни широкой общественности, ни адвокатам. Поэтому, повторяю, сказать, какое решение и как принималось просто невозможно. Олег Панфилов: То есть вы, как адвокат, не можете подтвердить ту мысль, которую президент Путин высказывал несколько месяцев назад, упоминая о диктатуре закона? В данном случае было волевое решение самого президента, а о законе речи не шло. Андрей Рахмилович: Я ничего не могу сказать, поскольку я действительно ничего не знаю. Если какая-то диктатура закона есть, то она очень хорошо скрыта от глаз общественности, от глаз всех, кроме самих диктующих. Олег Панфилов: Валентин Михайлович Гефтер, директор Института прав человека, адвокат Рахмилович после завершения этой истории с Дододжоном Атовуллоевым посоветовал журналисту не приезжать в Россию в ближайшие годы. Как вы думаете, эта история может быть показательной для властей России, показательна ли она для журналиста Атовуллоева? Валентин Гефтер: Я не знаю, как для Дододжона, но для России, для российской юстиции, я думаю, она очень показательна. И я очень надеюсь, что с вхождением в силу нового проекта УПК, особенно если поправить его некоторые существенные изъяны в этой части, касающейся экстрадиции, то можно будет приезжать в Россию. Потому что заработает правовой, а не нынешний механизм, то есть с публичным обжалованием, с публичным приостановлением выдачи, правовым приостановлением выдачи, если она будет не на правовых основаниях, и с тем, что заработают нормальные европейские нормы, которые позволяют не выдавать беженца. И другие нормы, которые не позволяют допускать преследования по политическим, расовым, религиозным и прочим мотивам, не позволяют выдавать такого рода людей. Вот когда этот УПК, я еще раз говорю, поправленный только в лучшую сторону, надеюсь, заработает, тогда к нам смогут приезжать беженцы без опасения того, что будет келейная, подковерная выдача, как часто практикуется. Олег Панфилов: Акрам Каимович, газета "Чароги Руз" выходила, в том числе и с помощью "Новой газеты". По крайней мере, моральная помощь оказывалась всегда, а сейчас эта газета не будет выходить какое-то время. Вы как журналист, вы как человек, родившийся в Центральной Азии, понимаете, каков будет информационный вакуум для населения Центральной Азии? Будут ли последствия этой истории с Атовуллоевым? Акрам Муртазаев: Я не думаю, что газета "Чароги Руз" прекратит свое существование. Ведь надо сказать, что в этой всей истории я спасал не Дододжона, хотя мы очень близкие друзья, и он мне близок и дорог. В этой ситуации я спасал честь России, честь государства, в котором я нахожусь. Все-таки негоже моей стране выполнять поручения различных тиранов. Я спасал свое имя, свою страну. А сейчас, мне кажется, что моя главная задача заключается в том, чтобы начать организационные работы по дальнейшему выпуску "Чароги Руз". Я сделаю, не скажу все, но очень многое для того, чтобы эта газета продолжала выходить. Потому что я знаю, насколько она нужна, насколько ее ждут люди. Олег Панфилов: Андрей Викторович, в вашей адвокатской деятельности уже было несколько случаев, когда вы сталкивались с работой журналистов. Что происходит сейчас с прессой, мнение адвоката? И что происходит в отношениях между прессой и властью? Андрей Рахмилович: Как-то трудно однозначно сказать. Но, я думаю, что пресса действительно имеет огромную власть, и власть политическая это понимает, - пытается влиять на прессу, но пресса защищается. У меня такое ощущение, что пресса может за себя постоять, самостоятельно или с нашей помощью, с помощью юристов. Это очень важно и очень приятно. Олег Панфилов: А кто может ответить на такой последний вопрос: насколько все-таки было велико влияние правозащитных организаций, насколько было давление общественности в связи с историей с Атовуллоевым? Валентин Гефтер: Я думаю, что это первостепенная роль. Потому что, безусловно, власть потеряла те считанные минуты времени, когда можно было тихо принять решение. Когда это стало достоянием гласности, когда рядом с журналистами оказались адвокаты, правозащитные организации, - вот это удивительное единение вызвало тот резонанс, из-за которого Атовуллоев, принесли извинения, и Додо улетел в Германию. Акрам Муртазаев: А лучше всего на это бы ответил, наверное, Генеральный прокурор Устинов. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
