Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Герои времениБуратиноАвтор и ведущий: Петр Вайль - Как итальянский деревянный мальчишка Пиноккио превратился в безошибочно русского деревянного мальчишку Буратино?
Обо всем этом - в программе из цикла "Герои времени". В ней принимают участие: историк литературы Мирон Петровский, режиссер фильма "Приключения Буратино" Леонид Нечаев, внук автора "Золотого ключика" Иван Толстой, ведущий Петр Вайль. Буратино - культовая фигура. Это, вероятно, доказывать не нужно. Вошедшие в обиход фразы и образы: "прекрасно придумано, сизый нос", "мысли коротенькие-коротенькие", "я буду умненький-благоразумненький", "богатенький Буратино", "зрители были растроганны, одна кормилица даже прослезилась, один пожарный плакал навзрыд", "крекс, фекс, пекс", "не отдам некту яблоко, хоть он дерись", "Карабас ты Барабас, не боимся очень вас", и так далее. Книжка, которую написал Алексей Толстой, переложив сказку Карло Коллоди. Его настоящая фамилия Лоренцини. Жил в 1826-1890 годах. Написал приключения Пиноккио в 1881-83. Только к началу ХХ века в Италии вышло около 500 изданий. Толстой сделал русского Буратино. Как это вышло, рассказывает историк литературы Мирон Петровский. Скажите, пожалуйста, каковы главные отличия, по-вашему, сказки Толстого от сказки Коллоди? Мирон Петровский: Я полагаю, что проще исчислить сходства этих двух произведений. Это вопрос, ответ на который займет гораздо меньше времени. Потому что, если сходство сказки Алексея Толстого со сказкой Коллоди локально, то различия между ними тотальны. В сущности, сходство распространяется на первые несколько эпизодов, которые Алексей Толстой добросовестно, близко к итальянскому тексту, пересказал своим замечательным, сочным, обаятельным русским языком, вплоть до сцены, где Сверчок предупреждает деревянного человечка о том, какие трудности и несчастья ожидают тех, кто покидает собственный дом, уходит от родного очага и выходит на дорогу странствий, дорогу бедствий. Вот эти три топика - дорога, очаг, дом - переломили сказку, и с этого момента Алексей Толстой от литературного пересказа перешел к совершенно самостоятельному творчеству. И я полагаю, что говорить о связи этих двух сказок можно в том же смысле, в каком можно говорить о связи летящей в космосе ракеты со стартовой площадкой, которая ничего не ведает о полете. Вот именно такой стартовой площадкой послужила для Алексея Толстого сказка Коллоди. Петр Вайль: Это различия сюжетные, формальные. А вот что касается содержания? Например, такой факт: Коллоди был активным участником национально-освободительного движения в Италии. Того самого, которое нам больше всего известно по фигуре Гарибальди. И в приключениях Пиноккио он давал сатирическую картину современного ему итальянского общества. У Толстого тоже явные элементы сатиры. Кто больше сказка, кто больше сатира? Мирон Петровский: Слухи о сатиричности сказки Коллоди сильно преувеличены. Он оперировал стандартным набором сказочных элементов. И если национально-освободительное движение Италии каким-то образом и отразилось в его сказке, то не в сюжете, а в самом факте появления этой сказки. В ее обращении к национальным сказочным традициям. Только это можно рассматривать, как влияние национально-освободительного движения. Я, по крайней мере, не помню эпизода, кроме одного, где воцаряется новый молодой король и по случаю коронации выпускает заключенных из тюрем. Только этот эпизод и можно связать с актуальной тогдашней итальянской действительностью. Сказка же Толстого сатирична в несколько слоев. В ней, во-первых, слой пародий, сатиры, направленный на русский Серебряный век, с которым Алексей Толстой сводит счеты почти таким же образом, каким будет сводить Анна Ахматова в "Поэме без героя". Но в своей сказке с героем Алексей Толстой этим не ограничивается и дает общесказочные сатирические мотивы противостояния бездеятельных активным, ловких - неловким, умных - глупым, богатых - бедным, эксплуататоров - эксплуатируемым. Идет второй слой сатиры, который, по-видимому, и был прочитан в 30-е и последующие годы, как основной. Это и придало сказке статус весьма советского произведения. Петр Вайль: А когда вы говорите о сатире на Серебряный век, можете привести примеры каких-то конкретных параллелей? Мирон Петровский: Конечно. Это, прежде всего, вечная нескончаемая тяжба Алексея Толстого с Александром Блоком. Читатели толстовской трилогии сразу отметили, что в романе "Сестры", который первоначально так и назывался - "Хождение по мукам", только впоследствии уступив это название трилогии, есть малосимпатичный образ Алексея Алексеевича Бессонова. И современники мгновенно прочли это как некий литературный поворот темы Александра Александровича Блока. Впоследствии Алексей Толстой объяснял, что он имел в виду не самого поэта Александра Блока, а его многочисленных и малоталантливых эпигонов. Но трудно понять, почему нужно было эпигонов Блока изображать в биографическом и портретном облике Александра Блока. В сущности, Пьеро в толстовской сказке (образ, которого начисто нет у Коллоди - это целиком толстовская придумка) - это последовательная сатира на Александра Блока. А если учесть, что Пьеро в этой сказке еще и поэт, и посмотреть, какие он сочиняет стихи, то будет видно, что эти стихи последовательно пародируют блоковские тексты и даже не какие-то конкретные тексты, а сам образ поэзии Александра Блока. Тяжба с Блоком сопровождала Алексея Толстого на протяжении всего его творчества. Если, скажем, в романе "Петр Первый" какой-то голландец молодого Петра оскорбил, а Петр Первый отвесил ему оплеуху, то можете не сомневаться, что у этого голландца фамилия Блок. И если где-то в провинции застрелили какого-то губернатора, то можете не сомневаться, что у этого губернатора фамилия будет Блок. Это исторически достоверные факты, но Толстой выбирает именно их. Ему непрерывно нужно свести какие-то свои счеты с Блоком. Эти счеты, по-видимому, имеют и личный характер, что за пределами моих интерпретационных возможностей, и идеологический характер, потому что Блок и Толстой, в сущности, два национальнейших, я бы сказал, националистичнейших русских художника. Но их национализмы резко контрастируют. Изобразив всю мерзость российского существования, Блок добавляет: "Но и такой, моя Россия, ты всех краев дороже мне". Для Толстого такого рода патриотизм и национализм совершенно немыслим. Для него Россия просто всех краев дороже, без всяких уступительных придаточных предложений. Петр Вайль: Какие-то действительно, видимо, счеты были у Алексея Толстого с Серебряным веком и не только с Блоком-Пьеро, но и с театром Мейерхольда, на который явно намекает театр Карабаса Барабаса. Обратите внимание, когда компания Буратино пробивается сквозь очаг в коморке папы Карло и обретает свой театр, на занавесе этого театра - зигзаг молнии. Конечно, зигзаг молнии - это чайка, МХАТовская чайка. Таким образом, Алексей Толстой делает явное предпочтение традиционалистской эстетике МХАТа перед авангардистской эстетикой Мейерхольда. Это само по себе страшно интересно. Но гораздо интереснее, что называется, и сказочный, и человеческий аспект, с чем я обращаюсь к своему собеседнику Ивану Толстому. Иван я представил вас как внука автора "Золотого ключика", вот в амплуа внука, пожалуйста, продолжайте. Что для вас была эта сказка в детстве и сейчас? Иван Толстой: Я согласен с теми литературоведами, которых немножко почитал, особенно готовясь к этой передаче, которые занимают такую точку зрения, что Буратино воплощает и выражает все те черты и устремления, симпатии и предпочтения Алексея Толстого, которые вообще разлиты по его творчеству. Буратино - это совершенно законный литературный продукт в череде его писаний - его романов, его стихов, его драматургии. Вот я с этим согласен. Буратино всегда казался мне не столько сказкой, столько еще одним авантюрным сюжетом в длинном списке авантюрных сюжетов, которые у деда были. Это и "Похождения Невзорова", и "Петр Первый", и масса рассказов 20-х годов и его ранние, как бы сатирические, а на самом деле, приключенческие рассказы из цикла "Заволжье". Петр Вайль: Я думаю, ваши соображения целиком подтверждает Мирон Петровский, который как раз и говорит о том, что Буратино - любимый герой Алексея Толстого. А кто тогда сам Толстой в этой сказке? Какой-то гибрид Буратино и Карабаса Барабаса? Мирон Петровский: Нет, зачем же так? Буратино не просто эпический герой сказки, а весьма лирическое создание Алексея Николаевича Толстого, поскольку он является средоточием, перекрестком, квинтэссенцией всех любимых толстовских героев. В нем и простодушие Ивана Телегина, и боевой азарт красноармейца Гусева, и беззаветная храбрость, доходящая до бессмысленности, Алексашки Меншикова - главного героя романа о Петре. И если посмотреть эту череду любимых героев Алексея Толстого, то будет видно, что они все варианты по отношению к инварианту, заключенному в Буратино. Здесь для Толстого наиболее полное выражение национального характера, как он его представлял, разумеется, с некоторой оглядкой на себя, как типичного представителя. Петр Вайль: Иван, Мирон Петровский только что очень убедительно показал, что Буратино - любимый герой Алексея Толстого. Но, мне кажется, еще интереснее понять, важнее понять, почему Буратино, пустоголовый, набитый опилками, в конечном счете, почти как Винни Пух, вытесанный из деревянной чурки, стал любимым героем русской культуры. Ведь он герой более пятисот анекдотов. Столько анекдотов о Буратино я нашел на сайте "анекдот. ру". Что интересно, Буратино - герой разных анекдотов. Например, выделяется его деревянная основа. Здесь есть перлы настоящего юмора. Буратино приходит в школу с поленом под мышкой и говорит завучу: "Родителей вызывали?". Но при этом он еще и герой эротических анекдотов. Целый, огромный цикл эротических анекдотов связан с Буратино. В чем, по-моему, он уступает только пресловутому, легендарному поручику Ржевскому. Попробую, не нарушая нравственности наших слушателей, да и нас с вами, привести несколько примеров. "Запер как-то папа Карло Буратино с Мальвиной в сарае, чтобы они ему дровишек на зиму заготовили". Здесь та же деревянная структура. Или: "Мальвина провела ночь с Буратино. Утром подружки спрашивают: ну как все было? Она отвечает: без сучка и задоринки". И уже не совсем анекдот, а выдумка каких-то интеллигентов московских: "Казанова - это перевернутый Буратино". Действительно, смешно и остроумно. Эротика в теме Буратино, конечно, обусловлена длинным носом, который во все времена, у всех народов связывается с длиной другого органа. Тут стоит задуматься над тем, что два самых прославленных длинноносых героя мировой культуры - Пиноккио-Буратино и Сирано де Бержерак - как раз совершенно асексуальны. Сирано выступает пассивным орудием своего влюбленного друга, а Буратино, глядя на Пьеро и Мальвину, просто не понимает, что это за влюбленность такая. Но сам факт обладания длинным носом делает его сексуальным гигантом фольклора, что и позволяет группе "Несчастный случай" исполнять песню с припевом: "Буратино - секс-машина". Это все развитие, центробежная сила фольклора. Но что так привлекает в Буратино, по-вашему? Чем он так симпатичен огромным массам населения? Иван Толстой: Непосредственностью, отсутствием какой бы то ни было рефлексии, исполнением своих непосредственных желаний, неоглядчивостью, всей той прямотой, которая нравится нам в детях, когда они шалят. Буратино ведь шалун, он не хулиган. У него нет идеологии хулиганской. Понятно, что у него нет идеологии отрицательной. Но у него нет и положительной идеологии. Он - полная непосредственность, дитя природы, он из полена, он не может осознать себя и постичь мир и какую-то его соразмерность. Поэтому у него нет шкалы ценностей и нет шкалы зла. Он живет, как дышит. Помните, там есть такая деталь в сказке - "два круглых, как у мышонка, глаза". Вот такой вот прямой непосредственностью, природностью, по-моему, он и симпатичен. Разговор Тортилы с Буратино: - Так это ты, безмозглый дурачок, ты бросил школу и совсем не умеешь считать? - А вот и умею. Просто мне сейчас нечего считать. А когда у меня были деньги, я умел считать до пяти. - Значит, ты хочешь быть богатым? - Еще чего, нипочем не хочу! - Тогда прости мне мое любопытство, зачем тебе деньги? - Чтобы купить театр. - Ты думаешь, что можно купить театр? - А разве вы не знаете, что за деньги можно все купить? Петр Вайль: Я догадываюсь, что вы в уже детстве читали сказку своего деда. А с чем вы сопоставляли Буратино? Иван Толстой: Как я вам уже сказал, с другими взрослыми героями. Мне он не казался куклой. Я очень придирчиво смотрел на иллюстрации к сказке. У нас дома было 7 или 8 изданий с разными иллюстрациями. Большинство мне категорически не нравились. Не нравились мне книжки, правда, они появились гораздо позже, не в моем детстве, такого иллюстратора Кошкина. В цветовом отношении - совершенно безупречно, очень сложно, насыщенно. Но у него были какие-то неправильные представления о Буратино, как мне казалось. Во-первых, как, кстати, и в фильме режиссера Нечаева, нос был не прямой, деревянный, не глупенький такой, а несколько гнущийся. Такое впечатление, что не из деревяшки, а из какой-то резинки - в продолжение эротических образов. Мне казалось, что этот Буратино неправильный. Он должен быть, как у художника Каневского, если кто-нибудь знает эти иллюстрации. Там наибольшее соответствие с реалистической позицией, с реалистической эстетикой Алексея Толстого. Петр Вайль: Кстати, вы упомянули фильм Нечаева, и у нас будет принимать участие в передаче сам Леонид Нечаев, автор фильма "Приключения Буратино". Вы говорили о внешности мальчика в фильме. Мальчика играл Дима Иосифов. К сожалению, он не пошел дальше по артистической стезе, потому что типаж-то был подобран великолепно, мне кажется. И был замечательный грим. Гримеры создали нечто парадоксальное, невероятное. У них получился курносый Буратино. Они умелым образом создали безошибочно, безусловно русского Буратино, тем самым подчеркнув его русскость, которую Алексей Толстой так умело подал, заимствовав изначально некоего итальянца из сказки Коллоди. Иван Толстой: Я знаю, что этот фильм Леонида Нечаева нравится целому поколению детей. Он появился тогда, когда я уже был человеком взрослым. Но мне как раз Буратино этот не кажется правильным. Не кажется он своей одной чертой, но, по-моему, фундаментальной. Этот Буратино не свободный шалун. Он пай-мальчик, который играет шалуна. Буратино должен быть отвязанный, абсолютно непосредственный, он должен быть неугомонный, на него нужно сердиться. Не злиться, а именно сердиться. Его хочется наказать. Но ты понимаешь, что он милый, поэтому, вместо того, чтобы его наказать, ты его берешь и на колено сажаешь. Буратино у Нечаева в этом фильме-мюзикле - пай-мальчик, которому разрешили поиграть шалуна. Он коленки не пачкает. Он приходит домой, и папа Карло должен быть доволен, что его штанишки остались чистыми. Петр Вайль: Иван, я думаю, что Леонид Нечаев и впрямую возразил бы вам, а по сути, он возразил в своем понимании образа Буратино и когда я разговаривал с ним. Выход картины на экран стал важным моментом в картине и биографии. У каждого героя, сделавшегося народным, несколько дат рождения, разбросанных во времени. В данном случае, это начало 80-х годов XIX века, когда Карло Коллоди сочинил свою сказку. Это 1936 год, когда Алексей Толстой превратил итальянского деревянного мальчишку Пиноккио в русского деревянного мальчишку Буратино, перекрестив его диковинным образом. Итальянское же слово "буратино", что означает просто кукла, марионетка, стало русским именем. Если в России так не называют детей, то уж на прозвища имя разошлось широко. В каком-то современном рассказе женщина говорит о своем муже: "Вы уж там присмотрите за моим Буратиной". И без всяких объяснений ясно, что речь идет о беспечном охламоне. В биографии Буратино есть и другие даты рождения. Например, выход в 1939 году фильма Александра Птушко "Золотой ключик", в финале которого компания Буратино, победив группировку Карабаса, обретает новый мир с безошибочно узнаваемыми советскими признаками. И первая попытка продолжения, сейчас бы сказали сиквела, - "Побежденный Карабас" Елены Данько 1941 года. Да и вообще каждое новое обращение к образу Буратино дает ему новое воплощение. Будь то очередной анекдот или пародия на сегодняшнюю рекламу: "Водка Буратино. Почувствуйте себя дровами!". Или интеллигентский псевдонаучный язык: "Буратино - это антропоморфный дендромутант". Или просто напоминание о буратиньем опыте в нашей жизни. Ведь сам этот образ вырос из множественного человеческого культурного опыта. Тут работают разные уровни. Есть библейские архетипы, библейская травестия. В начале сказки перед нами сотворение человека. Папа Карло выступает как папа вообще, как всеобщий отец, творец. Есть фольклорные аллюзии. Уж очень много родственного у Буратино с Иванушкой-дурачком. Иванушка-дурачок советской эпохи, неунывающий и удачливый, самый свободный герой русской культуры, даже свободнее Венички Ерофеева. Есть литературные ассоциации. Мы уже говорили о Серебряном веке, об Александре Блоке, о театре Мейерхольда. Но тут и фонвизинский Митрофан, и вольтеровский Кандид, простодушно блуждающий по джунглям цивилизации. Тут и сатира на досоветский и советский этикет и быт, и легкая издевка над захребетной сервильной интеллигенцией в образе Дуремара. И, если угодно, даже подспудные политические намеки. Все это вехи биографии Буратино, его даты рождения. Из них одна из самых главных - фильм 1975 года "Приключения Буратино". С музыкой Алексея Рыбникова, с песнями Булата Окуджавы и Юрия Энтина, с целым набором популярных и любимых артистов: Рина Зеленая, Владимир Этуш, Владимир Басов, Ролан Быков, Елена Санаева, Николай Гринько. Поставил эту культовую картину по сценарию Инны Веткиной Леонид Нечаев. Я попросил его рассказать, как возникла идея фильма "Приключения Буратино". Леонид Нечаев: Совершенно авантюрная история, совершенно невероятная. Дело в том, что я перед этим снял картину "Приключения в городе, которого нет" на "Беларусьфильме". Приехал с этой картиной. Ко мне подошел руководитель в "Экране", такой Ершов. И сказал: "Леня, у меня есть сценарий пятисерийного фильма "Приключения Буратино", мультипликационного. Снимешь?". Я говорю: "Я не умею снимать мультипликации. Никогда этого не делал" - "Да брось, что ты?" - "Нет, нет" - "Возьми сценарий. Почитай". Я взял сценарий Веткиной. Прочитал. Там было много околобуратиньих дел. История была с современными детьми. В общем, некая история с недоверием к самой сказке. Ее осовременить хотели. Во всяком случае, лежит у меня этот сценарий. Я поехал в Минск и, в поезде, когда ехал, подумал: "Дай-ка я эти странички, где написано "1-я серия, 2-я серия", вырву". Вырвал эти странички, и когда уже был на студии, написал двухсерийный музыкальный телевизионный фильм "Приключения Буратино". Это просто была авантюра. Они поставили в план. Тут же как раз было время его утверждения. Я приехал в Москву, поговорил с Веткиной. Она была в ужасе. Но как-то очень быстро мы с ней договорились. Самое главное, я понял, что нужно его делать музыкальным и фейерверкным. Петр Вайль: А как получилось, что вы стали сотрудничать с Окуджавой в этом фильме? Как появился Окуджава? Леонид Нечаев: Тоже совершенно невероятно. Я хотел это делать с Юлием Кимом. Но Юлий Ким (тогда по фамилии Михайлов), был запрещен на телевидении. Кстати, через год, когда я начал снимать "Красную шапочку", я все-таки заставил их согласиться, и там писал Юлий Ким. Мы долго думали - кто. И вдруг: а что, если Булат? Поскольку я человек простой и решительный, я говорю: "А я съезжу". Он говорит: "Да не знаю, подходит ли это?". Во всяком случае, Булат написал все песни. Причем очень много - 12 или 15. Мы договорились, прошло время, все, мы уже запускаемся с картиной. Он, может, и не знал, что песни нужны гораздо раньше, чем все остальное, отнесся к этому просто и уехал в Дубулты. Я из Минска выхлопотал себе командировку и бросился за ним туда. Приехал, договорился с дежурным, чтобы меня поселили в номере рядом, и каждое утро в 7 часов стучал ему в стенку. Будил его, чтобы он садился писать. И за столом нас рядом посадили, и он видеть меня не мог, потому что я ему досаждал жутко. И вдруг, на третий или четвертый день моего пребывания там, я слышу, в фойе Булат с гитарой поет: "Не прячьте ваши денежки по банкам и углам". Он разошелся, разогнался и написал их все. Но многие из песен были настолько серьезно философски запутаны, что мне пришлось от них отказаться. Обиделся он ужасно, и поэтому там половину написал Юра Энтин. Петр Вайль: Как вам удалось собрать такой звездный состав актеров? Леонид Нечаев: Опять невероятно. Это все невероятно. Прошло времени довольно много, и частенько посещает меня мысль, что это вовсе не я делал. Это такое невероятное стечение всех обстоятельств. Невероятно, что оказались свободны Ролан и Лена Санаева. Помню, пригласил на Тортилу Раневскую. Я позвонил ей, она говорит: "Да, интересно, очень интересно: мне только черепаху и играть. Только знаете, Ленечка, я согласна в том случае, если съемки будут проходить в моем подъезде". И вот попалась Рина Зеленая, которая не снималась перед этим лет 15. Так же и с Этушем, Гринько. Так получилось, что они все были свободны. А потом очень многие актеры страдали. Им хотелось подурачиться, хотелось посниматься в детском кино. Тем более, я их соблазнил, что они все будут петь. А этого очень всем хотелось. Петр Вайль: Сейчас, когда вы вспоминаете или смотрите этот фильм, как вам кажется, в какой степени время, в которое вы снимали, повлияло на трактовку и образа Буратино, на жанр, стиль? Леонид Нечаев: Я понимаю, что я сейчас бы ни за что не снял такую картину. Время влияло: и мое, и время мировое. Мне 33 года, я с жадностью дорвался я до работы. Какое-то было детство с моей стороны. Детство упорного, как осел, человека. Я так упорно добивался своего, что многие мне говорили: что это он так ведет себя воинственно? Вон какие старики и асы здесь. Хотя все старики и асы очень помогали. Время такое было хорошее, веселое. Или я не очень видел то, что творится по сторонам. Во всяком случае, я не смотрел, что творится. Меня это устраивало, меня устраивала эта жизнь. Я никогда нигде не состоял. Ни в партии, никогда не ходил ни на какие собрания, мне все было до фени. Петр Вайль: Были аполитичны, как Буратино? Леонид Нечаев: Абсолютно. Я и сейчас такой. Петр Вайль: А какие вам хотелось мотивы из классической сказки Толстого усилить, а какими пренебречь? Что вас больше всего привлекало в образе Буратино и в самой сказке? Леонид Нечаев: Мне вообще-то хотелось сделать игру. Она делалась, конечно, не для малышей, не для маленького зрителя. Это семейная картина. Кстати, тогда у меня эта мысль и родилась. Я начал это называть семейным кино. Наверное, потому, когда появилась картина, было такое огромное количество писем от людей взрослых. Бригады писали, трудовые коллективы. Что вот теперь они будут жить и работать прекрасно оттого, что у нас есть такое кино. Просто хотелось сделать игру. Если помните, в финале, в зрительном зале сидят мои герои - Буратино, Мальвина, Пьеро. И аплодируют сами себе, тем, которые на площадке там танцуют. Это вообще у меня родилось ночью, после того, как все кино было сделано. Его нужно было везти сдавать в Москву. И вдруг я ночью вскакиваю с этой идеей, звоню своему второму режиссеру и говорю: "Ребята, давайте, собирайте всех, поставьте мне ряды, мы будем снимать вот таким образом". Петр Вайль: А где вы снимали эту условную Италию? Вообще, важен для вас был антураж или так, более или менее приблизительно? Леонид Нечаев: Нет, конечно, мы не думали об Италии. Снимали почти все в Ялте. Петр Вайль: А почему все-таки "Буратино" сделался таким культовым фильмом, а сам Буратино героем колоссального количества анекдотов и всевозможных народных баек? В чем его главная привлекательность? Леонид Нечаев: В простоте абсолютной, даже некотором примитиве. Он примитивный. Ему везет. Он выскакивает из всяческих передряг, разных положений. Любят таких героев. Вот прошла заумная "Шапка", и зрители сказали: "Зануда, все говорит, философствует". Петр Вайль: "Красную Шапочку" вы имеете в виду? Леонид Нечаев: Да. "Приключения Буратино" фильм примитивный, простой, но лихо получилось. Потому что музыка хорошая, артисты великолепные. Все было расковано, просто. Не выпендривались, не снимали через левое ухо. Все было прямо и просто. Эта простота - она и привлекает. Зритель у нас уж очень прост. Петр Вайль: Иван, вы посмотрели этот фильм. Какие у вас впечатления по сравнению с литературной основой? Иван Толстой: Мне кажется, совершенно неверно поняты характеры героев и отношение автора к ним. Герои в фильме положительные. И Мальвина положительна при своем исходном, казалось бы, занудстве и невыносимости. И Пьеро, который невозможен и который, как мы уже услышали, есть пародия на Александра Блока, его Алексей Толстой по своим причинам не любил, Пьеро в фильме, безусловно, положительный. И Артемон, похожий на хорошенькую девочку, положительный герой. И Буратино, главное, положительный. Я не понимаю этого. По-моему, режиссер не услышал самого главного: все герои у Алексея Толстого - дураки. И этим они привлекательны. Буратино терпеть не может Артемона, Пьеро и Мальвину. Но, тем не менее, как человек простой, не любя их, он их принимает и он их спасает. В фильме этой драмы, этого парадокса нет. Петр Вайль: Иван, более того, Карабас Барабас совершенно не такой в сказке, как в кино. И это открытие современного человека. Готов с вами поделиться. Ведь он хрестоматийный злодей и зверь. Но, обратите внимание, он говорит "спасибо" когда Буратино приветствует его чихание словами "будьте здоровы". Вот в фильме это мотивировано. Куклы подучивают Буратино поговорить с Карабасом, дескать, он в чихании добрый. В книге такого мотива совершенно нет. Карабас говорит "спасибо" в ответ на "будьте здоровы" потому, что он воспитанный, он из другого времени. Если ему желают здоровья, он отвечает благодарностью. Точно так же он, вопреки собственному образу, впускает в непогоду Дуремара в дом. Приглашает его обсушиться у огня, угощает мясом и вином. Опять-таки, киношники начала 70-х годов мотивируют эти действия Карабаса потому, что они сами такие, и аудитория у них такая. В фильме Дуремар обещает раскрыть тайну золотого ключика, чтоб его впустили. А для Толстого без всяких оговорок естественно, что злодей-то злодей, но правила этикета соблюдает. Все-таки он доктор, хоть и кукольных наук. Это другая эпоха. Поэтому папа Карло может наказать Карабаса укором. Он ему говорит: "Маленьких обижаете! Стыдно, доктор". И понурясь, Карабас уходит куда-то в угол. Он человек старой культуры. Киношникам середины 70-х пришлось каким-то образом это мотивировать, как-то обосновывать. В собственной коммунальной квартире такой вежливости не услышишь, как от Карабаса Барабаса. Иван Толстой: Совершено с вами согласен. Это очень смешно и, по-моему, совершенно правильно. Надо сказать, что в свое время я прочел статью Корнея Ивановича Чуковского об Алексее Толстом. Не ту статью, которая известна многим, читавшим книгу воспоминаний Корнея Ивановича, а раннюю статью, которая никогда при советской власти не перепечатывалась. Чуковский приводит примеры из ранних книг Алексея Толстого, показывая, что все его герои дураки или мечтатели. "Как бы хорошо было, - говорит один из героев, - протянуть под пахотным полем ситцевый полог, длинный, широкий, в защиту от града, чтобы градом не побило рожь". Другой говорит: "Или сделать утюг огромных размеров, раскалить его докрасна, запрячь лошадей и пускай зимой расчищает дорогу". "Или устроить фабрику раковых шеек". Сознание того, что герои - дураки, проходит через все книги, рассказы, драматургию Алексея Толстого уже к 14-му году. "Поразительно, - говорит Чуковский, - герой Алексея Толстого может быть Гамлет или Макбет, он может быть вспыльчив, влюбчив, нежен или суров, пошляк или поэт, дьякон, лабазник, дворянин, он может быть кто угодно. Но дурак он будет непременно". Мне кажется, что вот это фундаментальное объяснение, имеющее отношение к сказке о Буратино. Петр Вайль: Конечно, слишком серьезно не нужно относиться. У Толстого в сказке есть несомненная сатира. Но ее, скорее всего, додумывали читатели и, особенно, последующие поколения. Например, у него там полицейские собаки говорят Буратино: "Ты совершил три преступления, негодяй: ты беспризорный, беспаспортный и безработный". На дворе 1936 год, заметьте. Но вот и после, например, я помню, как ходил на спектакль рижского ТЮЗа в середине 70-х годов. Так там, изменив толстовский текст, со сцены кричали: "В стране дураков у каждого должен быть паспорт!" А в стране тогда шел обмен паспортов, заметьте. И, конечно, все взрослые в зале просто обмирали от ощущения своего диссиденства. Или страшная картина нищего Города дураков - каково это выглядело в советской России 30-х годов! Или такая поразительная вещь: "Жабы тащили двух ужей, ослепших от старости. Жабы уговорили их погибнуть геройской смертью... Старый слепой уж бросился головой вперед, бульдогу в глотку и винтом пролез в пищевод". Можете себе представить такое в эстетике советского общества, такую издевку над самоотверженным подвигом? Хорошо, это 1936 год. Но уже через 5 лет началась война, и каково выглядел такой змеиный Александр Матросов? Тем не менее, Толстой миновал эти все подводные рифы. Как рассказал нам Мирон Петровский, в 1933 году вышло постановление ЦК КПСС о сказке, как правильном инструменте воспитания. А перед этим сказка провозглашалась чепухой, в основном, потому, что там фигурировали всякие короли и принцессы, а они пережиток царизма. Подвергались гонениям лучшие сказки - "Мойдодыр", "Доктор Айболит". А вот Толстой уцелел потому, что в 33-м году вышло постановление ЦК КПСС, а через месяц он подал заявку на "Золотой ключик". Написал, правда, позже. Но получилось так, что он откликнулся на призыв партии. И таким образом, получил некую индульгенцию. Иван Толстой: Вот мне кажется, потому и уцелел, что никогда не претендовал на идеологию в этих своих произведениях, которые шли от души, которые шли непосредственно. Новое время, середина 30-х годов еще формируется, еще не очень понятно, собственно, какая будет ось этого времени. Главные страшные, трагические, драматические события еще впереди. Но он, схватив инфаркт, садится за легкую сказку и снова превращается в того безответственного, раблезианского художника, который описывает этих чудовищных ужей, так не вяжущихся с помпезными образами. Если бы он сохранил эту свою непосредственность, я думаю, что он прожил бы гораздо более свободную, счастливую жизнь. Но он снова, немедленно после Буратино, засел за большой литературный труд. Как этот труд назывался? Чудовищный роман "Хлеб". Петр Вайль: "Буратино", действительно, - легкость необыкновенная, с остроумными образными находками. Взрослому человеку необходимо перечитать "Буратино", чтобы насладиться этим. Там Мальвина в каких-то полевых условиях хочет причесаться, зеркала у нее нет, и жабы ей тащит из пруда зеркального карпа. Замечательно остроумно. Или какой-то носорог бегает, ему на рог в целях безопасности насажен резиновый мячик. Или кот Базилио "шипел от злости, как проткнутая велосипедная шина". Это с одной стороны современность такая, а с другой стороны, Алексей Толстой не боится и архаизмов, потому что, повторяю, очень важно, как в случае с Карабасом Барабасом, он человек другой культуры. И вот: "Бульдоги побежали наврать, что губернатор был взят на небо живым". Каково это, опять-таки, в 36-м году и вообще советскому читателю читать было? Опять-таки, литературная деталь, - что собаки побежали наврать, "униженно виляя задами". Сергей Довлатов обожал это выражение, часто его употреблял: "униженно виляя задом, он удалился". А что касается научной деятельности по разработке Буратино, это неизбежно, потому что классика на то и существует, чтобы ее мучили. Терзали, выкручивали ей руки и изучали под микроскопом. Но тем классика и хороша, что она все это выдерживает. Это, может быть, самая главная черта классики - то, что она терпит любые издевательства над собой и сама, внутри себя, всегда дает на это ответ. Мальвина занимается с Буратино и говорит: "Предположим, у вас в кармане два яблока. Некто взял у вас одно яблоко. Сколько у вас осталось яблок?" - "Два, - уверенно отвечает Буратино, - я же не отдам некту яблоко, хоть он дерись". Конечно, это привет от фонвизинского Недоросля. Там Митрофану дают задачу: сколько денег пришлось бы на каждого, если бы он нашел с двумя товарищами 300 рублей? Мать Недоросля, госпожа Простакова, энергично протестует: "Врет он, друг мой сердешный. Нашел деньги - ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка, не учись этой дурацкой науке". Вот вся книга Толстого - против дурацкой науки жизни. Против стереотипов. За жизнь против схем жизни. В этом главное обаяние Буратино. Иван Толстой: Долой буратинологию! Петр Вайль: Естественно, потому что буратинология рождается сама по себе, без всякого воздействия со стороны так называемой науки. Бытовая буратинология, повседневная буратинология. Мечты о еде, скромные, если не сказать убогие, мечты советского человека о еде. Жареная курица и "манная каша пополам с малиновым вареньем". Или сама идея, очень близкая сердцу многих, моему, например, - обмен азбуки на билет в театр, билет на развлечение. И, наконец, колоссальный образ - Поле Чудес в Стране Дураков, где выращивают деньги. Просто сеют деньги и рвут с веток урожай, вместо того, чтобы "горбатиться, как папа Карло", "пахать, как папа Карло". Поле Чудес в Стране Дураков - понятно, о чем идет речь? Вспомним МММ Сергея Мавроди и все прочие финансовые пирамиды, продукто-вещевые рынки в разных российских городах, которые повсеместно называются Поле Чудес, суперпопулярная телепередача "Поле Чудес". Это все и есть буратинология, как бы вы против нее ни восставали, но она существует, потому что она естественна. Песня группы "Несчастный случай" "Буратино - секс машина", о которой я говорил, и карикатуры художника Максима Смагина, который устроил выставку "Буратино навсегда", и мультфильм, и два или три художественных фильма, и вот эти самые бесконечные анекдоты. "Он и сейчас продолжает дарить нам тепло, - вздохнула Мальвина и бросила в очаг остатки Буратино". Или такой замечательный: "Буратино утонул". На этом мы заканчиваем программу из цикла "Герои времени", в которой попытались понять, как вытесанный из полена мальчик стал самым свободным героем русской культуры. Конечно, это чудо. Обычное бытовое чудо. У меня был знакомый, который каждый раз, опрокинув рюмку, с радостным удивлением говорил: "Был поленом, стал мальчишкой". Каждый может быть причастен к чуду. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
