Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Полвека в эфире. 1989Цикл подготовил и ведет Иван Толстой На нашем календаре сегодня год 1989-й. Первый, полностью свободный от глушения год работы. Для радиожурналиста такой прорыв был не только заветной мечтой. Свободная от помех слышимость подняла вопрос, какими будут передачи, если критика советской системы уже доступна на каждом советском перекрестке. Драматичность положения сформулировал в своей статье "В поисках уничтоженного времени" московский эссеист Юрий Карабчиевский. Диктор Юрий Мельников (за Карабчиевского): Итак, свобода? Нет, гласность. Демократия? Нет, демократизация, дальнейшее развитие социалистической... и так далее. Как и прежде, серьезные слова и пустые словечки перемигиваются, друг на друга кивают и, неопознанные, ускользают из рук. И все же будем справделивы. Сдвинулось. Грохнули застывшие, казалось, навеки сцепления, провернулись приварившиеся к рельсам колеса. И вот мы уже в другом времени, в ином качестве. Господи, неужели же сбудется? Подумав, - сказать; написав, - напечатать; услышав, - прочесть? Уехав, - вернуться и снова уехать, и снова вернуться? Хлеб и воздух западной повседневности неужели станет и нашим хлебом и воздухом? Эх, если бы наш духовный и творческий голод да помножить на их свободу движений! Ого-го! мы такого еще наделаем, напридумываем, наснимаем, напишем! Иван Толстой: 89-й - год российских споров о либерализме и национализме. У микрофона "Свободы" славист и советолог Джон Данлоп в интервью Владимиру Матусевичу. Владимир Матусевич: Доктор Данлоп, в своей работе, озаглавленной "Спектр современного русского национализма", вы условно подразделили общественных деятелей, писателей, артистов, исповедывающих идеи русского национализма или четко выраженного русского патриотизма на три группы. Первую группу вы назвали, опять-таки, условно, либеральными русскими националистами, и в этой группе вы назвали академика Лихачева, писателя Сергея Залыгина и, если мне не изменяет память, Сергея Аверинцева. Почему не намечается плодотворной, серьезной, конструктивной дискуссии между ними, центристами и теми, кого вы относите на крайне правое крыло русских националистов? Джон Данлоп: Во-первых, я хотел сказать, что журнал "Новый мир" хочет соединить эти силы. То есть, Сергей Залыгин печатает Лихачева, Аверинцева, он хочет стать центром всего спектра. Я бы сказал так, что нету понимания потому, что Лихачев, Аверинцев - высокообразованные люди. Может, слишком образованные. То есть, они говорят на ученом языке, на изысканном философском языке. А большинство этого течения, они ближе к простому народу, может, у них есть образование, но не очень высокое. Я думаю, это вопрос культуры и образования. Они люди ума, а вот те - они люди сердца, скорее. Иван Толстой: Для Радио Свобода русское национальное самосознание было среди приоритетных тем. В начале 1989 года программа "Русская идея", сделавшись постоянной, обрела и своего постоянного ведущего. Вот как это в тот год начиналось. Борис Парамонов: "Русская идея" - историко-культурная программа Радио Свобода. Радио Свобода ведет передачу из Нью-Йорка. У микрофона Борис Парамонов. Начиная с сегодняшней передачи, эту программу буду вести я, при продолжающемся, разумеется, участии коллег из Мюнхена. Считаю не лишним, в качестве нового ведущего, сказать несколько слов о том, как я понимаю и хочу реализовать задачу этой программы. Недавно Андрей Донатович Синявский, вернувшись из Москвы, в интервью французской газете "Либерасьон" сказал, что противостояние национализма и либерализма в сегодняшнем Советском Союзе важнее, чем разделение по линии коммунизм- антикоммунизм. Как бы ни относиться к подобной оценке, ясно одно: возникшая нынче тема "русская идея" совершенна необходима. В том смысле, что обойти ее нельзя, нельзя ею принебречь. Однако я не стал бы трактовать эту тему исключительно в плане этого ныне идущего спора - спора либералов и новых националистов. Этот спор не охватывает всего объема темы. Он даже, если угодно, мелок для того, что назвали русской идеей. Нам нужно, по-моему, стараться углубиться в само существо русских проблем. В сущность и содержание русской духовной культуры. На путях этих поисков, может быть, прояснится и идущий сейчас спор. Вот так поставленной задаче я и буду стараться следовать. Иван Толстой: Через несколько недель Борис Парамонов развивал ведущую тему года. Борис Парамонов: Что, прежде всего, бросается в глаза читателю Шафаревича, как явное расхождение с фактами? Самое первое - он непомерно преувеличил роль и значение, я бы сказал, значимость тех эмигрантских и самиздатских авторов, с которыми он полемизирует. Ни Янов, ни Померанц, ни покойный Амальрик, при всех их возможных достоинствах, не могут претендовать на роль концептуально мыслящих теоретиков, тем более, идеологов, определяющих политику Запада в отношении России. Шафаревич их ставит на уровень, скажем, Бжезинского, действительно, что-то если не решающего, то подсказывающего. Но выводить на этот уровень, скажем, Янова - это несомненная аберрация восприятия. Подобные ошибки делал благородный но, увы, безумный Дон-Кихот. И второе, об авторах, по мнению Шафаревича, теоретически обосновывающих русофобию. У них есть одно, так сказать, негативное достоинство, которым, по определению, не обладает Шафаревич и которое позволяет им видеть то, чего он сам не видит. Это, скажем так, прохладное отношение к России. Неослепленность любовью, способствующая зоркости взгляда. Как говорил Бердяев: "Ненависть тоже может быть методом гнозиса". Безусловно, чисто научная аргументация в построениях того же Янова подчас приближается к нулю. Но зато у него, у них, есть нечто иное - интуиция, подсказывающая, что в русском сознании, как таковом, наличествуют опасные тенденции, что это сознание несовременное, не секуляризованное, наполненное опасными предрассудками. Перечисляя высокие достоинства русского народного сознания, Шафаревич не замечает, что они в другом повороте могут оказаться недостатками, а то и пороками. Укреплению тоталитарного социализма в России способствовала не в малой степени как раз вот эта самая социальная мечтательность, порывающаяся осуществить на земле самые высокие, небесные, так сказать, идеалы. Вот в этом смысле мы и говорим о несекуляризованности русского сознания как об источнике опасности. Это не светское, не прагматическое, не трезвое сознание. Оно способно попадать в ловушки. Такой ловушкой и стал в наше время для России социализм. Иван Толстой: Последнюю дюжину лет сетка вещания Свободы держится на большой информационной программе. Об истоках нынешней "Либерти лайв" я говорю по телефону с Савиком Шустером. Запись начала 2001 года. Савик Шустер: Тогда никто не обращал такого пристального внимания на то, чем занимается в информационном поле русская служба и насколько важно все это фиксировать и оставлять у себя в архивах. Тогда не было ощущения, что будет август 1991-го и потом декабрь 1991-го. Тогда было ощущение, что может рухнуть берлинская стена, и все на нее тупо смотрели. Иван Толстой: Савик, но вы уже были полностью вовлечены в наше информационное вещание. Скажите, какие существовали тогда концепции. Савик Шустер: Тогда не было никаких концепций. Когда я пришел на Радио Свобода в 1988 году, я с ужасом узнал, что ни одного корреспондента нет на месте. А так как я пришел из западной журналистики, то мне это казалось просто дикостью, что нет людей, которые сообщают с места события. Это основа основ журналистики. И когда я начал искать людей, не имея права въезда в Советский Союз, все на меня криво смотрели, потому что я, якобы, подбирал агентуру в Советском Союзе. Но это было столконвение между пропагандой и журналистикой. Надо сказать, что это должны были быть очень храбрые люди, которые в том Советском Союзе соглашались работать на Радио Свобода без псевдонимов, без каких-то ограничений выходить в эфир и рисковать, потому что в 1989 году у власти был вместе с Михаилом Горбачевым и Владимир Крючков. Если уж сегодня к этому возвращаться, то из того поколения стрингеров, внештатных корреспондентов и родились такие люди, как Андрей Бабицкий, Михаил Соколов, Виктор Резунков, Дмитрий Волчек. Иван Толстой: Под воздействием гласности в СССР меняется лицо самиздата. Сегодняшний руководитель русской службы Марио Корти возглавлял в 1989 году отдел, называвшийся "Архив самиздата". Марио Корти: Это был период неопределенный для всех, потому что само понятие самиздат подвергалось некоторому пересмотру. То есть, самиздат пошел другой, и у нас возник спор - самиздат это или не самиздат. После гласности, перестройки, самиздат в традиционном виде уже не существовал. Не мы придумали, но, видимо, придумали в Советском Союзе тогда новое определение. Мы это стали называть "неформальной прессой". Самиздат, в основном, распространялся в форме машинописных листов. Исключения были - некоторые религиозные группы издавали, у них были подпольные типографии. Но в основном это была машинопись. В отделе самиздата начали оспаривать само существование отдела. Зачем сам отдел, если самиздата нет? Это было одно. Другое было - это более глубокий процесс. Я говорю за себя. Перестройка - это был такой период который очень глубоко повлиял на меня. В каком смысле? Мне пришлось тоже перестраиваться. Это перестройка в голове. Я привык думать о Советском Союзе и о коммунизме, как о чем-то вечном, которое никогда не рухнет или не скоро рухнет. И вдруг это все рухнуло. И это для меня, и не только для иеня, а для тех, кто занимался на Западе Советским Союзом, для советологов, кремленологов это был большой внутренний кризис, внутренний перелом. Видимо, столько лет мы перестраивались, сколько длилась перестройка. Иван Толстой: Программу "Поверх Барьеров" - культурно-политический радиожурнал - вели в 89-м из Мюнхена Сергей Юрьенен, из Нью-Йорка - Петр Вайль, из Лондона - Игорь Померанцев. Игорь Померанцев: Мы ведем передачу из лондонской студии Радио Свобода. У микрофона Игорь Померанцев. Песня:
Игорь Померанцев: Московская рок-группа "Звуки му" на гастролях в Англии. Интервью с гитаристом группы Александрм Лепницким в заключение радиожурнала, минут через 20. Начнем с философского комментария преподавателя Лондонского университета Александра Пятигорского. Телевидение Би-Би-Си в посление месяцы повторяет передачи 25-летней давности об искусстве и литературе. Передачи эти черно-белые, и у публики вызывают чувство приятной ностальгии. Совсем недавно телезрители смогли, кто снова, а кто впервые, посмотреть интервью с Артуром Кестлером, одной из самых колоритных личностей европейской культуры 20 века. Его знаменитый роман "Слепящая тьма" о природе сталинщины долгие годы ходил в советском самиздате, а теперь издан в толстом журнале. Сперва голос Кестера. Он говорит по-английски с тяжелым центрально-европейским акцентом. Александр Пятигорский: "В 30-е годы подростки были другими, - сообщил в 1964 году Артур Кестлер, интервьюировавшему его Эндрю Шенфилду. - Они были серьезные, интересующиеся. Тогда я уже пришел к коммунизму как к источнику чистой, прозрачной воды. И я ушел от него как от смрадного болота". И сколько еще можно говорить и слушать о том, как кто приходил к коммунизму и уходил от него. Зачем это все? Но все-таки, правда, тогда подростки были другие. Не такие, как теперь. Их уже били и мучали, почти как взрослых, и уже начинали приучать, часто тех же, кого били и мучали, как бить и мучить других подросков и взрослых. "Когда я в первый раз увидел во время Испанской войны, как человека, подростка вели на расстрел, и он крикнул: "Мама!", тогда я" - это почти начало рассказа Кестлера о Кестлере-писателе. Тогда в Испании вместе с Орвеллом, Хемингуэем, Кольцовым, генералом Мате Залка, советским генералом Смушкевичем, Андрэ Марти - все они, писатели, генералы, шпионы и полупрофессиональные палачи, тогда были неразмышляющими. Им было не до размышлений о своей судьбе. Люди были слишком заняты судьбами человечества в целом. Были слишком во власти своего времени, чтобы думать о себе. Время затянуло их крепким узлом, что твоя виселица. Конечно, были и случаи побега. Так, английский поэт Уистен Оден и его друг драматург Кристофер Ишервуд укатили из Испании, едва ли до нее доехав. Советский Кольцов был отозван в Москву и расстрелян - ему помогли. Хемингуэй как-то продержался на испанском бренди, "Фондадор", кажется. Только двое почувствовали то время 30-х годов - Орвелл и Кестлер. Игорь Померанцев: Со мною в студии гитарист группы "Звуки му" Александр Лепницкий. Александр, вы выпустили пластинку. У меня, лично, сложилось такое впечатление, что Великобритания - это страна, если мы имеем в виду поп-культуру, это страна крайне самодостаточная. То есть, англо-американская музыка, она любима, она известна. Иностранным группам, даже по ту сторону Ла Манша, даже соседям-фанцузам, очень трудно пробиться на британский рынок. А у вас есть опыт выступления в других странах, помимо Советского Союза и помимо Великобритании? Александр Лепницкий: Мы же приехали в Англию из Парижа, где мы сыграли концерт в апреле. До этого выступали в Бурже и в Лионе. Выступали мы с двумя отличными группами из Ленинграда - "Аукционом" и "Кино". К сожалению, во Франции случилась неприятная история с "Аукционом", которая сейчас дала реакцию в советской прессе. Игорь Померанцев: Вы можете коротко рассказать, что произошло? Александр Лепницкий: Там получилась такая история. Французские продюссеры - молодые люди, для них это первый опыт. И для того, чтобы продать пластинку "Аукциона", выпущенную ими в Париже, они приукрасили обложку, которую нарисовали сами ленинградские музыканты, приукрасили изображением солдата, похожего на советского, советским военным самолетом. И все это вызвало крайне негативную реакцию атташе по культуре советского посольства в Париже товарища Степановой. Она со мной имела длительную беседу, где утверждала, что пластинка "Аукциона" и ее название "Как я стал предателем" - это намек на то, как я стал предателем родины. То есть, такая идеологическая натяжка, в абсолютно таком старом доперестроечном духе. Но реакцию это имело, к сожалению, очень неприятную. Потому что и "Советская культура", и "Комсомольская правда" написали статьи о наших выступлениях во Франции, где особо выделили группу "Аукцион" как позорящую родину и прочее. Иван Толстой: 89-й год. Его основные события. Наш хроникер - Владимир Тольц. Владимир Тольц: - В середине января в СССР была проведена всесоюзная перепись населения. В стране было насчитано 286 717 000 человек. - 24 января Политбюро приняло секретное решение о выводе советских войск из Афганистана. Он завершился 15 февраля. - 11 февраля в Венгрии вводится многопартийная система. - 14 февраля Аятолла Хомейни призывает к убийству писателя Салмана Рушди. - Во втором номере журнала "Век 20-й и Мир" опубликовано сочинение Александра Солженицына "Жить не по лжи". - 15-16 марта пленум ЦК КПСС принял решение об аграрной реформе, разрешено фермерство. - Апрель 89-го. Войска Тбилисского гарнизона саперными лопатками разгоняют мирную демонстраций в Тбилиси. Имеются человеческие жертвы. - 17-го апреля а Польше разрешена деятельность "Солидарности". - 2 мая Венгрия снимает колючую проволоку на границе с Австрией - начало демонтажа "железного занавеса". - 11 мая Верховный совет Литовской ССР провозгласил декларацию о государственном суверенитете Литвы, провозгласил верховенство законов республики над союзным законодательством и призвал съезд народных депутатов СССР осудить тайный протокол Молотова - Риббентропа от 23 августа 39 года. - 25 мая Съезд народных депутатов СССР постановил избрать Михаила Горбачева председателем Верховного Совета Союза. - В ночь с 3 на 4-е июня в Башкирии в результате утечки газа произошла тяжелейшая железнодорожная катастрофа, повлекшая многочисленные жертвы. - В те же дни в Ферганской области Узбекистана случились погромы, массовые беспорядки и столкновения на почве межнационального конфликта узбеков и турок-месхетинцев. Погибло более ста человек, сотни были ранены, тысячи остались без крова. - 4 июня в Пекине - разгон вооруженными силами начавшейся еще в апреле с требованиями демократизации студенческой демонстрации на площади Тяньаньмэнь. - 21 июня в Ленинграде открыт музей Анны Ахматовой. - В Кузбассе и Печорском угольном бассейне проходят забастовки шахтеров. - 23 августа в трех советских республиках Прибалтики - акция массового протеста против советско-германского договора о ненападении 39 года. Живая цепочка солидарности. - В 8-й - 11-й книжках "Нового мира" публикуются главы "Архипелага ГУЛАГ" Солженицына. - 17-го октября - землетрясение в Сан-Франциско. - 18 октября в ГДР пало политическое руководство страны, возглавлявшееся Хонеккером - 28 октября - разгром демонстрации в Праге, посвященной 50-летию нацистской расправы с чешскими студентами - 9-го ноября - падение Берлинской стены - 10-го ноября в Болгарии смещен со своих постов Тодор Живков - 24-го ноября - победа Бархатной революции в Праге - 1-го декабря Горбачев встретился с Папой Римским. А 2-3 декабря на Мальте состоялись его переговоры с Джорджем Бушем - 5-го декабря Болгария, Польша, Венгрия, ГДР и СССР осудили свое вторжение в Чехословакию в 68 году - 14-го декабря скончался Андрей Дмитриевич Сахаров, в церемонии прощания с которым по подсчетам КГБ приняло участие 40-50 тысяч человек - 17-го декабря началось восстание в Румынии - 29-го декабря Вацлав Гавел стал президентом Чехословакии. - Все рекорды популярности бьет французская певица Патрисия Каас... Иван Толстой: В 1989 году, когда самиздат постепенно переставал быть самиздатом, эмигрантские книги еще продолжали пугать чиновников. Отрывок из нью-йоркского выпуска "Поверх Барьеров". Петр Вайль: В газете "Советская Литва" было опубликовано недавно интервью с начальником управления по охране государственных тайн в печати Альгимантасом Бразайтисом, озаглавленное "Запретов стало значительно меньше". Речь в интервью идет об изменениях таможенных правил, связанных с вывозом из Союза, а главное, с ввозом из-за границы в Советский Союз художественной и научно-технической литературы, а также газет, журналов, альбомов, бюллютеней и другой печатной продукции. Среди прочего в этом интервью говорится и о смягчении правил, ограничивающих проникновение в Советский Союз эмигрантской литературы и прессы. Прокомментировать этот газетный материал вызвался один из участников нашей сегодняшней передачи писатель и журналист Сергей Довлатов. Сергей Довлатов: Тут в связи с эмигрантской печатью и литературой, то есть, в связи с близкой для меня областью, сказано: "Эмигрантская печать представляющая научную, литературную, художественную ценность в нашу страну уже пропускается. Однако то, от чего веет духом времен холодной войны, что продолжает разжигать конфронтацию, через государственную границу не пропускается". Но ведь было точно также и при Сталине, и при Брежневе. 15 лет в Советском Союзе я обивал пороги издательств и редакций, и везде мне давали понять: все, что представляет художественную ценность, мы печатаем, а все, от чего чем-то там веет, и все, что что-то там разжигает, мы печатать не собираемся. Весь вопрос то в том, кто будет решать, представляет данная книга художественную ценность или наоборот разжигает, веет там, противоречит, дискредитирует. Кто это будет решать - читатель наш, обворованный, униженный, многострадальный или бдительный работник таможни. И вообще, какими критериями этот таможенник будет пользоваться? На каких весах будет взвешивать труд и дело всей моей жизни, книгу? Иван Толстой: Пока в Москве решают, кто осмелится распахнуть еще тяжелые, но уже не запертые ворота, уходят последние могикане. Владимир Войнович. Памяти Вениамина Каверина.
Владимир Войнович: Скончался старейший писатель, обладавший некоторыми отличающими его от другого признаками судьбы и характера. Дело в том, что Вениамин Александрович Каверин прожил очень большую и насыщенную жизнь, он всегда очень много писал с юных лет и до самой смерти. Написано им огромное количество книг. Кроме того, он один писатель из своего поколения, который прожил свою жизнь более или менее честно. Сейчас в Москве в литературных кругах идут большие споры, кто в чем виноват, кто насколько виноват в травле Пастернака. Писатели обвиняют друг друга, а Каверин написал, что он считает себя виноватым в том, что он не явился, он уклонился. В травле Пастернака он не участвовал, но он считал себя виноватым в том, что он не пришел и не выступил в защиту Пастернака. Кроме того, иногда он делал поступки очень смелые. Например, в защиту Пастернака он не выступил, а в защиту Солженицына выступил. Он однажды написал очень резкое письмо своему бывшему другу и собрату по Серапионовым братьям Федину. Это был очень смелый поступок. И для писателя его поколения это было уже не свойственно. Писатели его поколения был полностью разложены. На их фоне он выглядел последним из могикан. Иван Толстой: 1989 год. В моде - нью-йоркское отделение Свободы. Новая фирменная программа "Бродвей 1775". Владимир Морозов (на фоне шума города): Говорит Радио Свобода. В эфире "Бродвей 1775". Встреча Буша и Горбачева. Марина Ефимова (городской шум): 80-е годы подходят к концу. Владимир Морозов (перекрикивая голоса): Пол Макартни в Америке и другие в программе "Бродвей 1775". Марина Ефимова (на нью-йоркском перекрестке): Ведут передачу Владимир Морозов и Марина Ефимова. Марина Ефимова: День подготовки программы "Бродвей 1775 начинался с разноса. Гендлер кричал: "Наш принцип - известен. Легче обучить антисоветских любителей, чем переучить советских профессионалов. Но, глядя на вас, я начинаю в этом принципе сомневаться. Потом прибавлял: "Но в общем (пауза), в целом (пауза), для начала (пауза), не так уж плохо". После этого мы кидались на улицу, на охоту за голосами, чтобы дать слушателям почувствовать дух Нью-Йорка. Марина Ефимова (ведет репортаж с улицы): Это действительно огромная елка. Семь этажей. И даже здесь, на фоне небоскребов она все равно кажется большой. И тут именно около Рокфеллер центра я оказалась в середине праздничной нью-йоркской толпы. Прохожая: Я приехала в Нью-Йорк из Австралии, всего только на один день, специально, чтобы посмотреть на рождественские украшения. Марина Ефимова: Наш новый знакомый. Прохожий: В будущем году я собираюсь стать кинозвездой. Марина Ефимова: Маленький Джеймс поздравил вас с Новым Годом и сразу сообщил свой адрес и телефон. Так что если запомнили - звоните. Я подхожу к отцу огромного семейства. Отец: Благослови Господь всех русских людей, счастливого Рождества и Нового года. Марина Ефимова: Это прорвался к микрофону совсем маленький мальчик. Он закричал: "Привет, русские ребята! Ну как там, в России?".
Марина Ефимова: Вернувшись, мы обрабатывали репортажи и готовили текст передачи, включая в него и заранее заготовленные материалы и свежие впечатления. Сережа Довлатов участвовал в каждой передаче "Бродвея". Писать год подряд для радио шедевры невозможно. Поэтому иногда его текст был проходной, относительно, конечно. Всегда интересно, всегда так, что слушаешь его с улыбкой. Но в конце текста всегда была ударная, типично довлатовская шутка. Однажды, в конце дня к нам приехали гости из Советского Союза. Тогда еще редкие. Их уже принимали в кабинете у Гендлера, а я лихорадочно домонтировала передачу. Видя мое нетерпение, наш продюссер сказал: "Да идите, я закончу, тут осталось-то всего ничего". Я говорю: "Там по времени будет больше на несколько секунд - вырежьте их из какого-нибудь интервью". И умчалась развлекаться. Минут через 15 к нам присоединился продюсер и подмигнул мне: все в порядке. Я спрашиваю: "Сколько вырезали?" - "Секунд 10". - "А откуда?". И продюсер, уже с набитым ртом, бормочет: "Да, я убрал там у Довлатова шутку в конце. Как-то она была не к чему". Весь остальной вечер я ползала по полу в монтажной, отыскивая среди клубков отходов 10-секундный отрезок пленки с шуткой Довлатова.
Сергей Довлатов: Как это ни странно, до сих пор не существует путеводителя по Нью-Йорку на русском языке. И создать такой путеводитель, в общем, непросто. Потому что Нью-Йорк совершенно не вызывает музейного трепета. Памятники истории здесь почти отсутствуют. Во всяком случае, они - не главное. Как говорил один мой знакомый: "Случись революция, нечего будет штурмовать". И все-таки, путеводитель нужен. И я даже знаю, что он скоро появится. А пока, в лучших традициях отечественного самиздата, циркулируют машинописные копии такого путеводителя. Несколько бледных страниц. И там, я это видел своими глазами, указаны главные достопримечательности Нью-Йорка: Эмпайр Стейт Билдинг, Метрополитен опера и магазин Тимура. Советский гость, оказавшийся в Америке может не знать, кто такой Авраам Линкольн и где протекает река Гудзон, но кто такой Тимур и где протекает его магазин электронного оборудования, знают все. Магазин существует 12 лет. И среди его клиентов - весь цвет советской дипломатии, науки и культуры. В разное время здесь побывали Аркадий Райкин, Донатас Банионис, Алла Пугачева, Людмила Зыкина, Сергей Юрский, Юлиан Семенов, Иосиф Кобзон, Андрей Петров. Да, собственно, все советские гости проходят через этот магазин. На скрещении Бродвея и Пятой авеню обосновались Тимур и его команда: менеджер Тимур, а также Сосо и красивая девушка Розита. Все они из Тбилиси. Рассказывают, что группа советских туристов с Кавказа долго прогуливалась по Нью-Йорку, а потом самый старый и уважаемый из них сказал: "Молодцы американцы, такой красивый город построили они вокруг магазина нашего Тимура". Иван Толстой: Чистый эфир открыл для свободовской радиожурналистики те музыкальные темы, которые при глушении ставить в эфир не имело никакого смысла. Коллекционер-эмигрант Владимир Мантулин всю жизнь собирал записи русских военных песен. Полковые марши в Советском Союзе вообще-то выходили на грампластинках, но всегда без слов. Радиопремьера на волнах Свободы, с комментарием коллекционера Мантулина. Владимир Мантулин:
Военная песня занимает особое место в русском народном творчестве. В армию набирали из всех слоев общества, со всех концов страны. Крестьяне привозили с собой протяжное многоголосье, фабрично-заводские рекруты частушки, северяне - древне-славянский лад, южане - степные мелодии. Полковая песнь или просто старый гренадерский марш, грозный, тяжеловесный, требующий большого хора:
Иван Толстой: Снятие глушения позволяет Радио Свобода обратиться к новой эстетике. Радиоаудитория становилась реальностью. Сергей Юрьенен: Сегодня наш специальный выпуск. "Невозвращенец" - радиофильм по киноповести московского писателя Александра Кабакова. Сеанс, он будет двухсерейный, двухчасовой, начнется минут через 10. Перед этим наша маленькая кинодрама. Киноповесть Александра Кабакова - писателя, до этого неизвестного широким кругам читателей, появилась на страницах июньской книжки журнала "Искусство кино". Вещь немедленно стала сенсацией. Сначала - в Советском Союзе. Главные редакторы "Искусства кино" дают ответ: "Да, шестой номер, где он напечатан, стал библиографической редкостью, мы и дальше будем публиковать наиболее острые сценарии". Для "Экслибриса" вопрос на этом отпадает: ставить или нет "Невозвращенца" на нашей радиосцене. Ставить, немедленно. Еще и потому, что тираж "Искусства кино" 50 с небольшим тысяч, тогда как возможности Радио Свобода по утолению вашего спроса на "Невозвращенца", скажем, без ложной скромности, несколько шире. Иным из наших коллег показалась слишком острой вещь, официально опубликованная в московском журнале, прошедшая главлит, читанная, надо думать и в КГБ, и в идеологическом отделе ЦК, а возможно, и на уровне просвещенного Политбюро. Вот точка зрения, отражающая позицию тех, кто был против постановки "Невозвращенца" на Радио Свобода. Наш коллега редактор русской службы Владимир Малинкович. Владимир Малинкович: Мое твердое убеждение: не надо было Радио Свобода ввязываться в эту историю с "Невозвращенцем", не надо было инсценировать киноповесть Александра Кабакова. Сергей Юрьенен: Что можно сказать по поводу этого мнения? Общеизвестное пушкинское: "Что можно Лондону, то рано для Москвы" перестройка, похоже, наконец, отменила. И мы теперь, по крайнем мере, в нашем читательском восприятии, вполне на равных. То, что воспринимается как сенсация в Москве, точно так же воспринимается и в Мюнхене. Острота вещи, опубликованной под советским небом отныне не утрачивается и по эту сторону границ. Этот факт перестройка, я думаю, может записать себе в актив. Что касается постановки "Невозвращенца" на Радио Свобода, то у нас тут, конечно, плюрализм. Ставить или нет, решили мнения других читателей, не только наших коллег, но и гостей радио Свобода. Мартин Дьюхерст: Я думаю, что очень стоит всем ознакомиться с этим сценарием. Он чрезвычайно интересный и хотя, может быть, не первоклассный, с точки зрения литературы, то мне казалось, что этот скрипт достаточно двусмысленный, чтобы быть весьма и весьма интересным. Сергей Юрьенен: Это говорил британский ученый славист профессор Университета в Глазго Мартин Дьюхерст. Не так давно в советской прессе он был назван одним из ведущих специалистов запада по советской литературе. Евгений Пазухин: Я считаю, что такую вещь ставить совершенно необходимо, потому что профилактика страхом является самой лучшей профилактикой во всех исторических процессах. Сергей Юрьенен: Так полагает независимый питерский религиозный писатель, литературный критик и публицист Евгений Пазухин, наш гость из Советского Союза. Наш коллега, редактор русской службы Радио Свобода Владимир Тольц. Владимир Тольц: Что значит пугать людей чтением сочинения, представляющего, по сути дела, коллаж из того, с чем читатели и слушатели и безо всяких книг сталкиваются в своей повседневной жизни! Сергей Юрьенен: А теперь о повести Александра Кабакова "Невозвращенец" говорит независимый московский журналист, издатель "Митиного журнала" и член редколлегии журнала "Гласность", литературовед Дмитрий Волчек - наш гость из Советского Союза. Дмитрий Волчек: Отчего бы не делать такой передачи? Об этой повести очень много говорят в Москве. Как я вижу, говорят и в эмиграции. Вещь сама по себе интересная, раз она вызывает такой широкий резонанс. Сергей Юрьенен: Директор русской службы Радио Свобода киновед Владимир Матусевич на вопрос о целесообразности постановки ответил нам с Юлианом Паничем однозначно. Владимир Матусевич: Стоит, обязательно стоит! Сергей Юрьенен: А теперь мы гасим свет. Радиофильм по киноповести Александра Кабакова. Постановка силами сотрудников Радио Свобода под руководством Юлиана Панича. Режиссер Ариадна Николаева. "Невозвращенец". Диктор Юлиан Панич: Я подошел к дому. При свете луны крупные черные буквы на белом читались ясно: "Свободно от бюрократов. Заселение запрещено", - было написано на табличке. В темных окнах молочными отблесками отражались луна и снег. Ветер дул все сильнее. Белые змеи ползли по мостовой все торопливее. Мы свернули на Бронную. Я хотел снова выйти на Тверскую, потому что идти по закоулкам было еще опаснее. Но... сперва из подворотни, от бывшей библиотеки метнулись тени, и через секунду все было кончено. У меня с шеи сорвали автомат. С треском разодрали ворот свитера. Подталкивая стволом, меня впихнули в подворотню. Я обернулся и успел поймать за руку несчастную охотницу за сапогами, которую обыскавший ее отправил к месту сильнейшим пинком в зад. Во дворе таких же, как мы, очумелых, было, наверное, около пятидесяти. Двор был довольно просторный. Мы стояли нетесно, как бы стараясь не объединяться друг с другом. За эти годы я успел побывать по крайней мере в пяти облавах и заметил, что люди никогда не объединяются в окруженной стражей толпе народа. Каждый пытается сохранить свою отдельность, особенность, рассчитывая, видимо, и на исключительное решение судьбы. Спутница моя немедленно выпросталась из моих объятий и отошла метра на полтора. С четырех сторон двор освещали фары стоящих носами к толпе легковых машин. Какой-то человек влез на железный ящик, взмахнул рукой, в которой был зажат длинный нож, и прокричал: Диктор: Всем стоять смирно. Вы заложники организации Революционный комитет северной Персии. Наши товарищи захвачены собаками из Святой самообороны. Если через час они не будут освобождены, вы будете зарезаны, здесь, в этом дворе. Кто будет кричать - будем резать сейчас. Диктор Юлияан Панич: В толпе раздался тихий стон. Я увидел, как женщина у дальней стены упала на землю, видимо, потеряла сознание. Человек слез с ящика и сгинул.Я сел на землю и многие вокруг тоже стали садиться. Сергей Юрьенен: Наш специальный выпуск закончен. "Экслибрис". В Мюнхене программу ведут Юлиан Панич и Сергей Юрьенен, ждем вас к приемникам через неделю, в то же время, на волнах Свободы. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|