Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-09-05]
Новые подходы в преподавании химии в школеАвтор и ведущий Александр Костинский Александр Костинский: Сегодня мы будем говорить о новых подходах в преподавании химии в школе. Как сделать изучение химии увлекательным? Как разумно расположить материал, чтобы школьник в нем разобрался, а не захлебнулся в потоке химических формул, терминов и недопонятых абстрактных построений?
Об этом расскажут гости нашей программы: доктор педагогических наук, заведующий кафедрой химии Института открытого образования Павел Оржековский и преподаватель химии 57 московской школы Елена Стрельникова. И первый вопрос - Павлу Оржековскому. Скажите, пожалуйста, а зачем учить химию в школе? Сейчас уже хотят вообще сделать такой единый курс естествознания и слить все там: химию, биологию, физику: Если бы вы ребенку объясняли и его родителям, что бы вы сказали? Павел Оржековский: Первое, что хочется ответить, каждый ребенок, молодой человек должен быть способен объяснять явления, с которыми он сталкивается. И многие явления имеют химическую природу, этих явлений масса, начиная от горения бензина в автомобиле и кончая природными катаклизмами. И не имея основательных знаний по химии, человек становится беспомощным, он не может прогнозировать результат каких-то последствий воздействия на природу, своих действий. Поэтому очень важно это. И второе, в России очень много сырьевых ресурсов, и она просто обречена на развитие химической промышленности. И если мы не будем развивать химическую промышленность, то останемся просто сырьевым придатком и мировыми задворками, из которых невозобновляемые ресурсы выкачивают и ничего от этого не получают, кроме денег шальных, которые не делают ничего путного, кроме инфляции. Александр Костинский: Вы говорите о том, что должна быть какая-то химическая культура, то есть - в широком смысле - люди должны понимать какие-то вещи, не только узкие, а какие-то широкие. Павел Оржековский: Конечно, человек должен понимать даже самое элементарное, что связано с химией и что не связано с химией. То есть где и какого уровня его проблема, в каком направлении надо искать ответ, чтобы решить ту или иную проблему. А если не знают химию, то трудно сориентироваться. И дело не в том, насколько широка химическая эрудиция и насколько глубоко человек знает теорию, а вот хотя бы сориентироваться, где химическая проблема, а где проблема, которая относится к физике, например, к биологии. Это очень важно. Александр Костинский: Вопрос - Елене Стрельниковой. Скажите, пожалуйста, вы преподаете в школе, преподаете, в общем, хорошим ребятам (57-ая школа - одна из лучших школ, наверное, не только в Москве, но и в стране). Расскажите, пожалуйста, каково отношение к химии и как эти замечательные и правильные слова, что надо ориентироваться, воплощаются? Насколько химию уважают? Елена Стрельникова: Я хочу сказать в первую очередь, что очень грустно слышать от представителей нашего общества о том, что предметы в школе изучаются в соответствии с их утилитарной пользой. Это потребительский подход, который в последнее время в нашей стране усиливается и усиливается, почерпнутый из американских традиций. У них же фактически утилитаризм - это такая концепция образования с 20-х годов - и вот он проникает в наши семьи, потому что отношения к предметам в школе идет, конечно, из семьи. Сама ценность знаний пропадает в семьях. Я задала детям вопрос сегодня, у меня были на первых уроках два восьмых и десятый класс (десятый - математический, восьмые классы - общеобразовательные, простые так называемые классы). Я попросила их ответить коротко на этот вопрос свое мнение изложить. Я сказала им, что они - представители народа, это глас народа, что их мнение хотят узнать на Радио Свобода, и что они могут не подписывать свои фамилии и не писать, что "я обожаю химию, я, такой-то и такой-то, готов с утра до ночи заниматься химией". И чтобы они свои шутки высказали вслух, но не писали их на бумажке, потому что дело серьезное. И они, действительно, к этому отнеслись очень серьезно. Александр Костинский: То есть вы прямо перед нашей программой провели опрос школьников. Замечательно! Елена Стрельникова: Да. И интересно то, что аргументов они назвали гораздо больше, зачем изучать химию. Кстати, тех, кто говорит, что химия в школе вообще не нужна, среди учеников не оказалось. Александр Костинский: Я такого не говорил: Елена Стрельникова: Ну, заменить химию чем-то другим. Практически не оказалось. Ну, восьмой и десятый класс - у них разные мотивации, поэтому разный уровень аргументации: в десятом в основном ориентированы на дальнейшую профессию, в восьмом классе - на интерес к этому предмету (они только начинают, им все интересно, и у них больше мотивация ситуативная). Вот такие у них аргументы. Есть среди них утилитарные, что химия обязательно нужна, но нужна она не всем, а тем, кто, допустим, будет писателем, химия никогда в жизни не пригодится. Есть такой аргумент, что химия обязательно нужна, потому что "мы еще не знаем, кем мы будем (это в основном восьмой класс), и она нам пригодится для выбора профессии, может быть, кто-то будет великим химиком; а если я хочу заниматься медициной, мне тоже нужна химия". Александр Костинский: Дети так пишут? То есть это взрослые такие мнения. Елена Стрельникова: Да, очень взрослые. И главное, очень трогательные рассуждения, потому что написано эмоционально, написано очень индивидуально, не сглаженно, читать чрезвычайно было интересно. Третий способ аргументации: вообще просто в жизни может пригодиться, мы не знаем. Мало ли что может случится, те же самые катастрофы, о которых Павел сегодня говорил, если что-то случится на кухне, нужно будет какую-то проблему решить. Александр Костинский: Ну, тот же газ, обыкновенный газ, да? Елена Стрельникова: Да. Если бы мы не изучали химию, как бы мы знали, что газ горит. На самом деле, конечно, знали бы. Люди жили в древности, не зная теоретической химии, но газ зажигать умели, могли сжигать горючие вещества. Но все-таки дети чувствуют, что нужна какая-то теоретическая подоплека. Александр Костинский: Ну, угарный газ - конечно, это уже немножко другой уровень: Елена Стрельникова: Но есть целый ряд аргументов, которые выходят за рамки утилитарных. Есть дети, их довольно много, которые не подвергают сомнению самоценность образования. Должно быть общее образование, оно должно быть для эрудиции, для кругозора. Как же мы не будем чего-то в этой жизни знать? У маленьких детей была аргумент - "очень интересно этим заниматься". То есть им интересна их деятельность, им интересны опыты. Один мальчик, например, написал: "Как мы узнаем, как сделать взрыв из магазина "Хозтовары"?" Про взрывы кое-то писал, хотя это сейчас детям менее интересно в связи с петардами китайскими, но, тем не менее, интерес все-таки еще есть. Есть дети, которые ссылались на необходимость знания окружающего мира, как устроен окружающий мир - такой, можно сказать, философский вопрос. Александр Костинский: Это уже постарше ребята, да? Елена Стрельникова: Нет, и маленькие. Они и не очень маленькие - восьмой класс. Александр Костинский: Да. Елена Стрельникова: Так вот и те, и другие говорят, что "мы должны знать, как устроен мир вокруг нас". Александр Костинский: Это философский подход. Елена Стрельникова: Да, философский подход. Если из этих знаний вытащить массивный кирпич химии, то получается какой-то пробел, здание покосится, и целостного представления нет. Есть еще такие интересные соображения. Один мальчик, правда, в десятом классе, написал, что уменьшение преподавания естественных наук в школе приводит к размножению всяких квазинаучных методов и учений, и химия - это средство борьбы с шарлатанством. Интересная точка зрения десятиклассника, это 16 лет мальчик. И еще одна точка зрения, двое учеников, один из восьмого класса и один из десятого, высказались так. Восьмиклассник написал: "Химия структурирует мои мозги". Десятиклассник подробнее написал, что есть науки, к которым относится химия, которые дают пищу для развития интеллекта. И это на самом деле так, потому что именно изучение химии способствует наиболее полному развитию теоретического или абстрактного мышления, потому что при обучении химии мы неизбежно пользуемся моделями, то есть одними эмпирическими приемами при изучении химии обойтись нельзя. Александр Костинский: То есть мы не видим молекул, атомов. Елена Стрельникова: Да, и мы должны для себя построить модель этого материального объекта, который мы, может быть, не наблюдаем непосредственно. И хотя мы проводим реакцию, но мы не видим, что происходит с молекулами, но дети должны научиться на уроках химии смоделировать ситуацию, предсказать ее результаты. И если весь этот путь пройден полноценно и грамотно, в конце концов, ребенок получает не просто полноценные знания по предметы, но еще и получает целостную картину окружающего мира и развивает свой интеллект. И дети это понимают, как выяснилось. Александр Костинский: Спасибо большое. Вопрос - Павлу Оржековскому. Когда эту программу анонсировали, даже один из наших ведущих говорил: "Ну что может быть в химии интересного?" Как заинтересовать ребенка? Я внимательно прочел концепцию вашего учебника нового (о котором вы сейчас расскажете) как раз для восьмых-девятых классов, и там - очень важно - сказано, что ребенок может изучать какой-то предмет, если его личность в этой заинтересована. Как это сделать? Павел Оржековский: Я хочу начать с цитаты Менделеева. В свое время великий русский ученый писал: "Не нужно огонь познания гасить избытком топлива". Первое, что, на мой взгляд, необходимо сделать, это уйти от глубокой рутинности. Александр Костинский: А что такое "избыток топлива"? Это не заваливать мелочами? Павел Оржековский: Слишком большая интенсивность, когда каждая мелочь имеет какое-то значение как наиболее существенное учение. Александр Костинский: То есть надо отделять главное от второстепенного. Павел Оржековский: Да. И когда приоритетов нет, при высокой интенсивности, когда ребенок не успевает понять, он успевает только выучить, это знание от личности отделено, он выучил, но он не понял, это не стало его сущностью. И вот выход только один - сделать познание личностно обусловленным, когда теория становится востребованной, когда ребенок встречается с фактами, удивляется этим фактам, которые нужно объяснить, изучая уже теорию. Теория начинается работать, когда он встречается с фактами, которые он может объяснить, может прогнозировать, и когда встречается с фактами, которые он не может объяснить, теория не работает - значит, он удивляется, и возникает потребность в новой теории. И пройдя этот путь теоретического моделирования, знание становится осознанным, становится востребованным, и интересно проходить этот путь. Александр Костинский: То есть, как я понял, вы стараетесь вначале естественно поставить какой-то интересный и важный для самого ребенка вопрос. Потому что они в восьмом классе приходят - и им интересна химия, они что-то от нее ожидают не рутинного, а каких-то открытий. Павел Оржековский: Ну, представьте, есть учебники, в которых начинается изучение химии со строения атома. А ребенку дела нет, в чем разница между строением калия и кальция, он и калий, и кальций нигде не встречал, и у него даже в мыслях не было, что есть такие металлы. Александр Костинский: То есть вы считаете, что идет забегание вперед. Павел Оржековский: Да, мы сразу навязываем теоретические знания, и это теоретическое знание неактуально, не востребовано. Мы проводили тоже на кафедре опросы учеников, и при таком обучении 85 процентов детей учат теорию, чтобы "два" не получить, чтобы не было проблем с родителями и не было проблем с учителем. Ужасные данные, что 85 процентов детей для этого учат химию! Александр Костинский: То есть они учатся не для знаний, а чтобы от них отстали. Павел Оржековский: Да, чтобы проблем не было. Александр Костинский: То есть как раз та ситуация, о которой мы говорим. Павел Оржековский: Да. А приобретая такой субъективный опыт познания, естественно, для ребенка химия становится интересной. Для любого человека наука становится интересной, если он может что-то объяснить, если он может предсказать, если он сталкивается с удивительными фактами, которые он может объяснить, и у него голова болит, как же объяснить. Александр Костинский: Тем более в химии масса таких есть как бы приманок. Ведь массу чудес можно показать: меняется цвет, что-то там еще. То есть очень много эффектных экспериментов, которые ребят могут заинтересовать. Павел Оржековский: Да, они могут привлечь внимание учеников в силу необычности, и здесь возникает опасность, чтобы эти внешние эффекты не стали фокусом. Тогда учитель превращается из учителя в кружковода, который развлекает детей - "два притопа, три прихлопа", и это уже не серьезные познания, а это развлечение. Это глубокое заблуждение, что нужно учить с легкостью. Учеба - это тяжелый труд. И если он делается осознанно, то это - труд с радостью, а если принудительно, чтобы "два" не получить, тогда это уже рутина, и ребенок просто скрывается от проблем, покрываясь как бы панцирем, в который учитель уже не может проникнуть. Александр Костинский: Скажите, пожалуйста, а удается так написать учебник, чтобы дети действительно заинтересовались? Вы апробацию проводили вашего учебника, вот они чувствуют эту разницу? Когда на них вываливают знания фактически квантовой механики, самых современных или очень современных данных науки, они, естественно, переварить это не могут. Павел Оржековский: Первый признак учебника, который в той или иной мере удался: если ребенок заболел, может почитать параграф - приходит и отвечает. Александр Костинский: То есть он имеет самостоятельную ценность даже без учителя. Павел Оржековский: Да, если ребенок может самостоятельно разобраться в материале. И таких учебников из всего множества не так много. Александр Костинский: К сожалению. Павел Оржековский: Да. Как правило, учебник требует глубокой проработки учителем, и после этого еще не все ученик понимаете, и дальше проработка, проходит время - и многое остается еще непонятым. Александр Костинский: То есть вы хотите сказать, что, грубо говоря, то, что сейчас в школе, не будем говорить про все, но большинство учебников - это фактически не учебники, это пособия. Это, условно говоря, то, что нужно в помощь при хорошем учителе. А если хорошего учителя нет, то получается, что ребенок вообще не может никак, да? Павел Оржековский: Я бы так не сказал, эта книжка создается как учебник, единственное, что авторы часто поддаются соблазну, чтобы дать химию сразу на высоком теоретическом уровне без каких-либо переучиваний. Тем самым наступают на грабли, на которые наступали педагоги еще 100 лет назад. Все это старо, как мир. Опять приведу цитату Менделеева, в свое время он писал, что не нужно учить сразу на высоком теоретическом уровне, и педагоги, которые это делают, смотрят на зады. Нужно учить познавать мир, и тогда студент, ребенок получает актуальный материал, науку, которой он может воспользоваться, востребованную. А если мы даем какую-то, пусть самую современную, модель и логическую проработку, то здесь возникает опасность, что логическая проработка этой модели является критерием истинности самой модели, и привязки модели к реальности уже не требуется. А это - путь манипуляции общественным сознанием: любая модель, которая воспроизводится по телевидению, в силу логической проработки воспринимается как действительность и не требует привязки к реальности. И у человека не формируется критическое мышление, чтобы критически воспринимать модели. Логично - значит, правильно. Александр Костинский: Нам прислал на пейджер слушатель такое сообщение: "Какой бы учебник красивый ни был, как бы в нем правильно ни было построено содержание, но химия без опытов на уроке не химия. Хватает ли реагентов для этого в школе?" Павел Оржековский: В Москве с реагентами проблем нет, даже избыток реактивов. Здесь ничего не скажешь, московский Департамент образования постарался, и учителей химии реактивами обеспечили в полной мере. Елена Стрельникова: Я знаю, однако, что к нам приходят ученики из других школ, и выясняется, что они изучали химию в восьмом классе и практически не видели опытов. Александр Костинский: Но там же обязательно должны быть опыты. Елена Стрельникова: Они должны быть, и при этом есть реактивы, и есть посуда для осуществления этих опытов. И даже если чего-то нет, это легко в Москве можно достать, поехать в Институт открытого образования нынешний, там попросить помощи, попросить помощи в педагогическом институте, попросить помощи у коллег из других школ. В помощи обычно никто не отказывает, мы всегда достаем все, что нам нужно. Но в чем заключается проблема? Она, кстати говоря, связана как раз с тем, о чем говорил Павел. При той сетке часов, которая отведена на изучение химии, в то же время при том объеме содержания, который втиснут в учебники за восьмой и девятый класс, иногда учителю некогда показать ученику эксперимент. Александр Костинский: Нет времени? Елена Стрельникова: Времени нет. Я после уроков в восьмом классе выхожу просто взмыленная - такая интенсивность обучения. В десятом классе после этого отдыхаешь. Нужно успеть за 45 минут все то, что авторы вложили в свою программу, передать и попытаться получить отдачу от детей. И иногда времени не хватает. Мы в нашей школе стараемся этим не жертвовать, мы все-таки большинство практических работ, которые в программе приведены, и лабораторные опыты проводим. Но я знаю, что некоторые учителя с этой проблемой не справляются. И мы тоже не в полной мере это делаем, иногда думаешь: "Хорошо бы этот опыт провести", но где уж там. Некогда. Александр Костинский: Вы хотите сказать, что мало часов на тот объем? Елена Стрельникова: Да, часов мало. Мы учились с Павлом в другое время, практически в другой школе. Учились мы по-другому. Произошло перераспределение содержания образования в связи с введением концепции образования концентрического. Александр Костинский: То есть вначале надо все дать до девяти классов, а потом подробно - до одиннадцатого. Елена Стрельникова: Да, идея такая, что, поскольку многие ученики заканчивают образование в девятом классе, значит, общее представление обо всех разделах содержания нужно дать им до девятого класса (это во всех предметах так, не только в химии). И выходит, что то, что мы раньше изучали на протяжении трех лет (седьмой, восьмой, девятый класс), и начало органической химии, которую мы раньше изучали в десятом классе, в последний год обучения, - все это засовывается в программу восьмого и девятого класса. При этом не просто больше объем содержания, но еще он перераспределяется, как правильно сказал Павел, теоретически важные вопросы переносятся на первый год обучения. Но у детей еще пока не созрел для этого понятийный аппарат, не созрел интеллект, они еще плохо ориентируются в таких понятиях, как молекула, атом, они еще не научены абстрагироваться. Они не знакомы с построением моделей, и этому нужно учить долго. Поэтому из тех учебников, по которым в основном мы сейчас работаем, из тех, с которыми я знакома, я отмечаю программу и учебник питерских авторов - Кузнецова, Титова и компании, учебник по химии. У них методологически все построено очень грамотно, они эту проблему понимают. И все равно в восьмом классе очень большой объем содержания, и с этим невозможно справиться. Мы этот учебник взять не можем, потому что нам просто на это не хватит времени, это же очевидно. Вот тот учебник, который предлагает Павел и его коллеги, он обладает двумя достоинствами. Во-первых, на восьмой класс не отнесены все эти сложные вопросы строения атомов, химические связи, строение вещества, это все будет в девятом классе. В восьмом классе закладываются основы изучения химии: атом, молекула, вещество и основные классы. Александр Костинский: Тут у нас такое вот пришло сообщение, Ольга прислала: "Мой сын в таком шоке от непонимания химии, что бросил школу в целом". Вот такое грустное сообщение от Ольги. Пожалуйста, давайте продолжим наш разговор. Елена Стрельникова: Я хочу еще сказать, что в учебнике коллектива Павла Оржековского первое достоинство, как я уже говорила, - это то, что правильно структурирован материал и на начальный год обучения не отнесены сложные теоретические вопросы, а второе - методологическая грамотность. Вот учебник Кузнецовой, Титовой и прочих тоже обладает этим достоинством. Мы в химии работаем с моделями, а работа с моделями - это основной инструмент теоретического или абстрактного мышления. Но в обычных курсах сразу начинают эти модели применять, не объясняя детям толком, что это не реальность, а модель, поэтому дети отождествляют модель с реальностью. Как говорил один студент в XIX веке, "атомы - это суть деревянной плашки, которую придумал господин Дальтон". Точно так же молекулы считают шариками с палочками, которыми учитель размахивает на уроке. Александр Костинский: А это не так. Елена Стрельникова: Ну, это не совсем так, да. И химия в наше время из науки о веществах и их превращениях превратилась в науку о формулах и уравнениях реакций. На то есть некие внешние причины, потому что работу учителя контролируют по тому, как ученик правильно составит уравнение реакции и составит формулу, - вот как нас контролируют. Поэтому учитель не может этому не научить, забывая или не успевая растолковать, что формула - это всего лишь модель, и уравнение - это модель. Вот понятие модели в учебнике Павла Оржековского представлено на первых страницах, и далее постоянно напоминается о том, о чем мы говорим, что это не реальность, а ее идеализированное отражение. Александр Костинский: Спасибо. Алишер из Томска до нас дозвонился. Пожалуйста, Алишер. Слушатель: Здравствуйте. У меня к Елене вопрос и реплика. Вы апеллируете к мнению восьмиклассников, но ведь они еще не совсем сознательные люди, и это вы, наверное, по себе знаете, что в этом возрасте еще сознание довольно неопытное. И, второе, по личному опыту, по собственному впечатлению, химия была интересная, а вот задачами загружали. Елена Стрельникова: Да, я с вами совершенно согласна, и я бы сейчас для разгрузки программы из химии восьмого и девятого класса расчетные задачи исключила бы, потому что это, по сути дела, физика и математика. Александр Костинский: Совсем исключили бы? Елена Стрельникова: Перенесла бы в старшие классы, где уже в концентрической системе мы работаем. Сначала мы знакомимся с основами, так давайте мы будем знакомиться с основами химии. У нас времени просто нет. Это хорошо решать задачи, правильно, но, конечно же, лучше, если бы они появились позже, если у нас так мало времени. Относительно сознательности восьмиклассников, вы знаете, не имею времени прочитать то, что они написали. Вот если бы прочитали, вы бы изумились, насколько глубокие и хорошо сформулированные мысли они высказывают. В общем-то, себя вспомните, это 13-14 лет, и не так уж мы были несознательны в этом возрасте. Вспомните, что вы читали, что вы думали о себе, об окружающем мире. Ей богу, не так они малы. Александр Костинский: Спасибо. Вопрос Павлу Оржековскому. Скажите, пожалуйста, а как, собственно, учить пониманию, учить самому главному? И один рецепт я уже освоил из этой программы, что не надо перегружать, что если мы говорим о главном, надо об этом и говорить. Наверное, что-то придется опустить, как это ни грустно слушать людям, которые составляют большие программы, что должен знать ребенок. Павел Оржековский: Еще раз скажу, познание начинается с удивления. И вот дети интересуются историей науки. История науки удивительна. Александр Костинский: И драматична. Павел Оржековский: Да, и драматична. И если мы начинаем изучать простые и сложные вещества и занудно говорить, что в состав простых веществ входят атомы одинаковые, а в сложные - разные, то мы вроде как сформировали критерии. Но привязки к реальности никакой. Александр Костинский: А ребенок не может никак понять, чем отличается: Павел Оржековский: Да, если ему дать простое вещество и сложное, и спросить, простое оно или сложное: Александр Костинский: Железо и алюминий, например. Павел Оржековский: Да, и он никак не может отличить, потому что нет культурно-исторического контекста, как эти понятия образовались. А если к этому обратиться, сразу станет понятно, почему называется простое и почему сложное. Не потому что простое вещество просто устроено, иногда оно сложнее, чем сложное. Но во времена алхимии, если вещество нельзя было разложить дальше, называли его простым, проще состава уже не может быть. Если можно разложить, то оно сложное. И вот это детям скажешь, покажешь, как сахар разлагается и получается уголь и вода, - вот критерий сложного вещества. А если мы греем тот же уголь, как ни греем в отсутствие кислорода - ничего не происходит, то есть нельзя разложить. Вот это удивительно, и если обратить внимание детей на удивительные катаклизмы науки и удивительные явления, с которыми они сталкиваются, но не замечают, тогда химия будет интересна, и дети с удовольствием будут ее изучать. И любой ребенок готов учиться, он же хочет хорошо учиться, но если мы на него сливаем огромный поток информации, он не в состоянии выделить второстепенное и главное, естественно, он уходит в свой панцирь, информационный кокон и играет на компьютере, и ни до чего ему дела нет. Александр Костинский: Ему кажется это неинтересным и не имеющим отношения к его жизни. Павел Оржековский: Да. Александр Костинский: А сахар и уголь имеет отношение, да? Хорошо. И Елена из Москвы, слушаем вас. Слушатель: Здравствуйте. Благодарю вас за передачу. Я сама преподаватель языка, а моя близкая родственница преподает химию. С большим энтузиазмом она пришла преподавать, закончив Московский университет. А сейчас я вижу, как она задыхается от количества учеников в классе, от количества занятий, от жутких перегрузок. Ей всегда хотелось показывать опыты, но она физически не имеет возможности это сделать. И вот что мне хотелось бы еще сказать. Задачу надо решать с главного. Если действительно химия является приоритетной областью знаний для государства, то нужно по крайней мере восстановить то хорошее, что было. Я вспоминаю, в свое время я ходила на лекции для юношества в Политехнический музей, и это было удивительно интересно для всех. И я еще выбирали, какую мне выбрать область - лингвистику или химию. Ну, уж так получилось, что лингвистику. Действительно, надо удивлять, по-доброму, не заваливать детей вот этим наукообразием. Кто создает такие учебники по химии, какие сейчас можно найти в школе? Это либо жуткие бюрократы, либо люди, совершенно не знающие детей. Вот моя точка зрения. Александр Костинский: Спасибо большое. Ну, тут, в общем, отвечать нечего, это точка зрения. Кстати, очень любопытно, тут Владимир из Санкт-Петербурга на пейджер тоже написал, что в школу давно пора вернуть Пайерлса "Законы природы" и Перельмана "Занимательная:" Тут многоточие, потому что Перельман написал множество книг. У него, по-моему, "Занимательной химии" не было, у него все-таки были физика, математика, астрономия и геометрия. Но вот это, наверное, правильно, потому что эти книги как-то: Но тут еще беда, которая касается не только химии, а всех предметов, что просто после 1991 года ужасно упали научно-популярные издания, которые тоже помогали на уроке как-то ребят затащить, чтобы им было интересно. Да, учитель действительно зажат рамками, и у него нет времени заинтересовать ребят. А ребенок почитал "Юный техник", "Квант" или какой-то другой журнал - и заинтересовался. Павел Оржековский: Да, лет 20 назад дети с удовольствием читали научно-популярные книги, и они были востребованы, потому что химия изучалась обстоятельно, без гонки сумасшедшей. Александр Костинский: Из-за этой вот концентричности возникает эта гонка, да? Павел Оржековский: Сейчас в два-три, по некоторым учебникам в пять-шесть раз интенсивность обучения превышена, чем какой она была в те времена. И при таком раскладе дети уже не успевают удивляться, не успевают насладиться знанием, и в этих условиях, научно-популярная литература становится невостребованной, ее особо и не издают. И в связи с этим мы с Еленой решили организовать журнал "Юный химик", и вот сейчас мы организуем подписку, содержание этого журнала определяем. Александр Костинский: Это для школьников? Павел Оржековский: Это журнал для школьников, он еще не выходит, только с января начнется издание этого журнала. Чтобы снова обратить внимание учеников на красоту химии, на удивительные вещи, которые происходят в химии, на те вопросы, на которые с помощью химии можно ответить, проблемы, которые с ее помощью решить можно. Александр Костинский: А сейчас не существует такого научно-популярного журнала для ребят? Елена Стрельникова: Для детей - нет. Павел Оржековский: По химии этого никогда не существовало. Периодически такая идея существовала, но: Александр Костинский: "Юный химик" - не было такого журнала? Павел Оржековский: Нет. Есть замечательный журнал "Химия и жизнь". Александр Костинский: До сих пор, слава богу, издается. Павел Оржековский: Да, сейчас это "Химия и жизнь. XXI век". И в этом журнале была страничка "Юный химик", клуб "Юный химик". И вот мы с главным редактором этого журнала решили, что стоит эту страничку расширить до отдельного издания и целенаправленно посвятить учащимся восьмых-одиннадцатых классов, пропагандируя красоту, силу химии, химические знания. И здесь же мы хотим проводить дискуссии учеников между собой и с учеными, в которых можно познать себя, кто я, природа одаренности, таланта. Ведь дети часто считают, что талантливый человек - это тот, который учится с легкостью. А в свое время, например, Освальд писал, что наука - это 90 процентов ремесла и 10 процентов философии, то есть имеется в виду, что надо работать, работать и работать. С легкостью ничего не происходит, ни одно открытие с легкостью не совершенно. Вот мы читаем, что во сне произошло открытие. Да чтобы это открытие во сне произошло, до этого ученый работал годами, ночами не спал, но потом вдруг это озарение. Александр Костинский: Понятно, естественно озарение - результат огромной работы. Тут еще, может быть, важно вспомнить, что у нас замечательная российская химическая школа. Достаточно назвать Менделеева, которого знает весь мир, или Семенова, Нобелевского лауреата по химии. Павел Оржековский: Бутлерова. Александр Костинский: То есть замечательная школа. И преподавательская замечательная школа. То есть надо сказать, что химия раньше физики, раньше математики в России поднялась. Павел Оржековский: Традиции российского химического образования великолепны, они складывались веками. И когда слышишь со стороны учителей, что нетрадиционный курс - это хороший курс, то есть человек просто взял и отказался от традиций и почему-то имеет критерий, что если нетрадиционная, то хорошая. Нет, у нас традиции великолепные, за традиции боролись великие ученые: Ломоносов, Менделеев, Бутлеров: И стоит гордиться этими традициями и знать эти традиции. Александр Костинский: Конечно, и использовать. У нас Андрей из Красногорска на линии. Пожалуйста. Слушатель: Добрый день. Вы знаете, я закончил восьмой класс в 1966 году, я химию ужасно ненавидел, это был самый мне ненавистный предмет, несмотря на то, что учительница была самая моя любимая. И я до сих пор химию вспоминаю с негодованием, от нее у меня осталась только, что есть таблица Менделеева, есть легкие металлы, тяжелые металлы, есть перекиси всякие, ну, какие-то элементарные знания на низком уровне. И я согласен с той женщиной, которая звонила и Москвы, и сейчас вот слушатель звонил. Химия должна быть легким предметом. Те, кто хочет изучать ее глубоко, изучит, а те, кому не нравится этот предмет, он никогда не понравится, ни на уровне атома, ни на уровне сложного. То есть химия должна быть легким таким, типа журнала, предметом. Александр Костинский: Понятно, и это как раз вопрос к учителю Елене Стрельниковой. Похожие вещи, может быть, точнее высказал Владимир из Санкт-Петербурга по пейджеру: "Школа должна вызывать жгучее любопытство. Вопрос - почему? - должен задавать ребенок, а не отторжение - зачем мне это надо? Елена Стрельникова: Здесь два разных точки зрения. Жуткое любопытство и ребенок задает вопрос - это совершенно правильно. А вот точка зрения, что должно быть легко: У нас есть в школе замечательный учитель, лучший учитель географии в Москве, Елена Степановна Антонюк. Так вот, она все время в таких ситуациях приводит в качестве примера рекламу слабительного: слабит легко и непринужденно, не прерывая процесса сна. Вот вы хотите, чтобы таким же был и урок? Но, к сожалению, учение - это труд. Или не к сожалению: Нет, не к сожалению. Учение - это трудно, просто своеобразный труд. Это труд, требующий напряжения интеллекта. Если человек не привык напрягать интеллект, такое бывает, не привык преодолевать трудности, да, такие люди есть, - наверное, им нужно где-то свое образование заканчивать, может быть, после девятого класса, а дальше уже идти в профессиональное образование. У всех людей разное. Но навязывать вот эту вот точку зрения человека, который не хочет напрягаться, всем: Ведь очень многие люди понимают ценность знания, образования, развития и готовы этому учиться, готовы, чтобы и их дети этим занимались. Поэтому правильным было бы, чтобы восьмой-девятый класс был просто разгружен от теоретического материала избыточного, но все равно образование должно быть не развлекательным. Вот эта вот развлекательная тенденция - мы будем сидеть и смотреть, как вы нам сделаете интересно, - я категорически с этим не согласна. В школе не должно быть наблюдателей, которые смотрят, как интересно. Кстати, в перестройку к нам приезжали американцы с программой "Кимком", и они учили нас, российских учителей, как нужно преподавать. Они презентовали программу, рассказывали. И вот они показывают опыт, который всегда показывают детям. Берут три монетки, медные одноцентовики, опускают в два раствора и одну оставляют для контроля. Получается три разных монетки: одна монетка осталась медной, другая стала золотой (желтенькой), а третья стала серебряной (беленькой). Они говорят: "Вот, смотрите, какой замечательный опыт!" Они тут же эти монетки помещают в планшетик и каждому раздают на память. И на этом обычно в американской школе все заканчивается. Но наши учителя тут же задают вопрос: "Здорово! А почему?" Вы знаете, американские учителя, которые неоднократно этот опыт демонстрировали детям, пожали плечами и сказали: "Не знаем, так вот получается". Наши учителя говорят: "Ну как же так?! Неужели вы не объясняете детям почему?" - "Нет, мы просто им показываем, что вот это интересно, и детям это очень нравится". Наши учителя (там были не только учителя, там был еще очень умный ученый из Киева) тут же стали генерировать идеи. Мы отвлеклись от темы "Кимкома" этого и стали рассуждать, почему такими стали эти монетки, нам просто не хватило времени, надо было все это экспериментально подтверждать... Но я хочу сказать, что вот разные подходы. Сегодня давайте развлечемся, посмотрим, как это интересно, узрим какую-то информацию о том, о сем, в одно ухо влетело, в другое вылетело, мы провели время. Это тоже позиция. Дети не в подворотне находятся, а сидят в чистом, теплом помещении, слушают умные речи и в это время не занимаются социально неодобряемыми вещами - это тоже хорошо, но все-таки хотелось бы, чтобы школа выполняла более высокую миссию, чем просто передержка детей на время их созревания до трудового возраста. Александр Костинский: Но все-таки я думаю, что увлечение должно быть увлекательным, мотивированным. Но не развлекательным. Елена Стрельникова: Да, увлекательным, должно быть любопытно, должны быть вопросы, но не легким, не развлекательным. Легкости не может быть, мы совершаем трудные вещи. Ребенок от эмпирического мышления, от суждений о непосредственно наблюдаемых объектах переходит к теоретическому мышлению, построению теоретических моделей. Это очень нелегко. А некоторым детям это легко дается, у кого мозг уже развит в детства родителями, который живет в такой среде, на которого родители тратили время, объясняли ему, показывали. Есть некоторые дети, которые этот уровень превзошли, но большинство еще не достигли его к восьмому классу. А мы это должны развивать, медленно, постепенно, без напряга, без давления. Я надеюсь, что учебник Павла в этом нам поможет. Павел Оржековский: Спасибо. Александр Костинский: Ирина из Москвы дозвонилась. Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. У меня вопрос к вашим гостям, и конкретно к Елене как к практикующему преподавателю. Как вы относитесь к учебникам, составленным преподавателями вузов, в частности, профессурой МГУ? Конкретно меня интересует учебник Бердоносова, который используется в одной из школ Москвы Центрального округа. Что меня поразило, когда мой ребенок и вообще наш класс с нашим преподавателем взяли на вооружение этот учебник, поразило то, что, как мы привыкли, раньше при изучении химии шла вначале органическая химия, здесь же даже понятие это отсутствует. И учебник написан таким тяжелым языком, такими длинными предложениями, что это, собственно говоря, достаточно сложно воспринимать, и это понимают даже преподаватель. И он перешел на форму обучения конспектную, то есть предлагает какие-то лекции, а ребята записывают необходимый материал. Александр Костинский: Спасибо, Ирина. Елена Стрельникова: Учебник Сергея Серафимовича Бердоносова я давно не держала в руках. Когда только появился экспериментальный образец, я ознакомилась и поняла, что это не для нас. Но могу только сказать одно, что с точки зрения верности научной изложения здесь все будет в порядке, то есть не будет абсурда. Ведь иногда в учебниках бывают просто даже ошибочные утверждения. Я работаю методистом по совместительству по химии Федерального Центра тестирования, и мы проводим централизованное тестирование, аттестационное, так называемое итоговое тестирование в девятых классах, в одиннадцатых классах и абитуриентское. Александр Костинский: В Москве? Елена Стрельникова: В Москве - абитуриентское, а итоговое в основном по всей России. То есть это, в общем-то, объективный срез. И вот как раз одно из заданий одиннадцатого класса дало удивительные результаты. Там задавался вопрос о причинах изменения свойств элементов в периоде, почему, объясните причины. И в качестве причин была названа неверная причина - увеличение числа электронов во внешнем слое. То есть если говорить проще, то при изменении порядкового номера в периоде число электронов во внешнем слое увеличивается и свойства меняются. То есть эти два фактора коррелируют, но между ними нет причинно-следственной связи, одно не является причиной другого, просто они одновременно так изменяются. И в России 50 процентов одиннадцатиклассников, выпускников выбрали этот неправильный ответ, причем большее число выбравших его были сильными учениками, то есть среди выбравших было больше сильных, хорошо успевающих учеников, чем слабых. Александр Костинский: То есть их неправильно учили. Елена Стрельникова: Их неправильно учили. Я задалась вопросом: в чем дело? Я стала учебники смотреть. Правильная точка зрения изложена в учебниках Кузьменко - Еремина, Гузей - Суровцева. Отсутствует объяснение в учебнике Ивановой - Кавериной. И неверное объяснение дается в учебнике для десятого класса Габриеляна, то есть там четко устанавливается эта причинно-следственная связь. В пособиях для подготовки к экзаменам за девятый класс "Тригон" ленинградского издания, в пособии Корощенко - Добротина, московских авторов точно также дается неправильное объяснение, тоже неправильно устанавливается причинно-следственная связь. Но ведь ученик не понимает, почему, если число электронов увеличивается, должны как-то изменяться свойства. А связи нет, смысла нет, и он просто запоминает, вместо того, чтобы понять, а потом выдает эту информацию. И получается, что понять это невозможно, можно только запомнить. Конечно, в изданиях Кузьменко - Еремина, допустим, или Бердоносова таких ошибок не будет. Ну а методология и стиль изложения, методика, распределение материала, - конечно же, здесь лучше с этим справляются те, кто с этим работает профессионально. Александр Костинский: Со школьниками, с ребятами. Елена Стрельникова: Да, работают со школьниками, имеют вот такой опыт. Конечно, это у них лучше получается. Александр Костинский: Спасибо. Павел, как же все-таки добиться - вот это главный вопрос получился нашей программы, - как сделать с одной стороны интересно, а с другой - побудить все-таки работать? Вот это важная мысль, что не может ребенок без преодоления, как и любой человек, учиться. Но ребенок с еще не сформировавшейся психикой, отключается. То есть как-то надо держать баланс что ли. Павел Оржековский: Ну, квинтэссенция нашего разговора - развитие через преодоление, это первое. И если это преодоление осознанно, то, действительно, развитие получается, а если неосознанно, то это раб кувалдой машет, насильственный труд. Александр Костинский: Соответственно, и ненависть появляется. Павел Оржековский: Да. И здесь мне сразу пришла интересная концепция в голову профессора Семенова, психолога, который показал, что если ребенок неосознанно учится, то есть не видит в этом смысла, то по психологическим функциям его работа равносильна насильственному рабскому труду. То есть различий в этом смысле в психологии никаких нет. То есть мы должны уйти от этого. Если труд осознанный, он увлекательный. Если это труд, смысл которого ребенок не видит, то это рабский труд или вообще полностью он будет отсутствовать, потому что ребенок не видит смысла, он может и уйти от этого. Александр Костинский: То есть главное - мотивировать ребенка. То есть интерес нужен как затравка, как мотивирование, а потом надо вести: Павел Оржековский: А потом трудиться, но увлекательно, с удовлетворением, что он получил какие-то результаты, он чего-то достиг. А если ребенок учится, имея достижения, он будет стараться еще больше. А если достижений никаких нет, только вызубренный материал, то он будет уходить от этого. Александр Костинский: Спасибо большое. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
