Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Энциклопедия русской души
[10-04-04]

"Энциклопедия русской души"

"Эстетика русского быта"

Ведущий: Виктор Ерофеев

Виктор Ерофеев: Сегодня у нас в гостях - искусствовед Екатерина Деготь и художник-дизайнер Дмитрий Алексеев. Здравствуйте. Кстати говоря, Катя один из организаторов замечательной выставки в Москве "Москва-Берлин". Не пропустите. Она до июня, да?

Екатерина Деготь: До середины июня.

Виктор Ерофеев: Тема нашей программы сегодня - "Эстетика русского быта". Что значит эстетика русского быта? Слово "эстетика" звучит, может быть, пугающе. Но на самом деле это значит, что мы все вешаем у нас на стенах, и почему мы это вешаем, и что мы любим из искусства. Катя, в России остается основной, главный реалистический стиль во главе с Репиным, или последние 50 лет все-таки наш российский народ сдвигается в сторону авангарда и любит уже покрасоваться своим знанием Малевича, Филонова и так далее? Какое ваше мнение на этот счет?

Екатерина Деготь: На самом деле народ как любил голливудское кино, так любит его и сейчас. На самом деле оппозиция между Репиным и Малевичем совершенно надуманная. Потому что даже если у современного человека и висит на стене, как он думает, Репин, на самом деле это вовсе не Репин, а фотография с Репина. То есть вообще-то это произведение современных технологий. И здесь уже не так важно, Репин это или Малевич, все равно это некое произведение репродуцируемого искусства, которое абсолютно победило. И к этому искусству относится, конечно же, и кино. Так что кино по-прежнему для нас важнейшее из искусств.

Виктор Ерофеев: А вот наш слушатель Энди говорит о том, что Репин - это художник, а о Малевиче стыдно говорить. "Думаю, - пишет Энди, - Татьяна Толстая сказала, не повторяться же, иногда вешают себя, иногда соседа". Но это Энди шутит насчет повешений. А вот что касается Татьяны Толстой, что она сказала? Почему тут как бы о Малевиче говорить стыдно? Вы представляете себе, о чем идет речь?

Екатерина Деготь: Насколько я помню, она сказала то же самое, что говорили в 1914 году, что Малевич - не искусство, и что это все богохульство, потому что "Черный квадрат" висел на месте иконы, как бы в красном углу комнаты.

Виктор Ерофеев: А на самом-то деле, богохульство ли это? Потому что еще один слушатель, Фима, говорит: "Черный квадрат" оригинал, я его сам нарисовал". То есть некоторые до сих пор считают, что "Черный квадрат" может нарисовать каждый.

Екатерина Деготь: Ну и прекрасно. Пусть у каждого будет в доме свой "Черный квадрат". На самом деле Малевич хотел создать не просто одну интересную картину - "Черный квадрат". Он хотел создать совершенно новую систему искусства, которая, как он сказал, будет разноситься по миру и вообще у всех это будет. На самом деле так оно и вышло, потому что если мы посмотрим вокруг себя, то в наших домах кругом сплошные черные квадраты на каких-нибудь дизайнерских упаковках. И мебель наша, если она у нас модная, то она тоже каких-то таких квадратных форм. Абсолютно все это победило. Так что тут уж спорь-не спорь, но это уже есть. А если кто-то при этом еще и нарисует у себя дома "Черный квадрат" и повесит на стену - прекрасно.

Виктор Ерофеев: Дима среди прочих своих замечательных, художественных занятий, занимается также и тем, что оформляет, упаковывает квартиры в Москве. Да?

Дмитрий Алексеев: Да.

Виктор Ерофеев: Что вообще любят больше всего сейчас преуспевающие москвичи? Что они хотели бы увидеть на стенах?

Дмитрий Алексеев: Вы знаете, есть, конечно, сияющая вершина айсберга - это московские коллекционеры и клуб коллекционеров современного актуального искусства - это вершина. Внизу, конечно, любят достаточно странные вещи. И тут, в общем, конечно, масса проблем. С одной стороны - это заказчики, которые приезжают, подбирают живопись с кусочками ткани под обои, под портьеры, тем самым превращая интерьер в какой-то культ личности, культ своих идей. Очень много архитектурного мусора присутствует в интерьере. А раз нет живописи, значит, нет личности. Потому что любая покупка - хорошая она или плохая - это прежде всего лицо покупателя. То есть он формирует некую среду вокруг себя, в которой ему было бы комфортно существовать. Это может быть актуальное искусство, и тогда человек достаточно продвинут и понимает искусство Малевича. Это может быть буржуазное искусство, это могут быть какие-то пейзажи, постеры, все что угодно - это второстепенно. Главное, что это некое лицо. Исчезли абсолютно фотографии семьи из интерьеров, что на самом деле...

Виктор Ерофеев: В отличие от Америки, правда?

Дмитрий Алексеев: В отличие вообще от всего мира. Это чудовищная вещь. Значит, люди не любят себя, люди не любят себя в своем собственном доме.

Виктор Ерофеев: И семейные ценности.

Дмитрий Алексеев: Конечно.

Виктор Ерофеев: У нас звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Говорит Миша Сморчевский, художник, когда-то известный был в Советском Союзе. Сейчас я здесь создаю негосударственный музей "Американское искусство". Привез 70 полотен известных американцев. Это в основном ХХ век, еще немножко ХIХ. Малевич, Кандинский - это наша перспектива, это наше будущее. И они просто ушли не в ХХI век, это ХХП, ХХШ век. И сравнивать Репина, который отстал по интеллекту, совсем невозможно с Малевичем. Потому что Репин - это одна культура, один век, а Малевич - это ключ к открытию мироздания, вообще понятию того, где мы находимся, в какой стране, на планете Земля, и мы являемся частью космических объектов, и сами представители космоса. И вообще ваша передача очень приятная и симпатичная. И я сейчас вам скажу, что проживаю на Поварской улице в Москве. У нас здесь живут самые богатые люди России. И если вы зайдете к нашим людям, посмотрите, что у них висит дома. Это, прежде всего, подделки под Айвазовского, под Репина. Ни у кого вы не встретите Малевича, Кандинского, потому что эти работы стоят десятки миллионов долларов. И картины этих авторов в основном находятся не в музеях, а в сейфах, никто их выставлять, собственно, не собирается. Вот, например, у нас в Чикаго в музее Кандинский присутствует, Малевича, собственно, нет, потому что это слишком дорогой автор.

Виктор Ерофеев: А что у вас на стенах висит?

Слушатель: На моих стенах что висит?

Виктор Ерофеев: Да.

Слушатель: Прежде всего, портреты моих предков. Я сам из боярского рода по материнской линии, а по линии отца - это графы Сморчевские. Но сам я себя не причисляю ни к каким аристократам, потому что это все в прошлом. Я сам художник. У меня висят мои работы и работы известных русских мастеров. Ну и в основном американские художники, которые мною приобретены в Чикаго. И я хотел бы, знаете, обратить ваше внимание, что вообще искусство - это вещь не для толпы, не для народа, это все элитарное, так сказать. И нельзя вот так огульно сказать, что у народа в России висит. У народа в России, мне кажется, не картины висят с иконами, а висят до сих пор портреты Ленина, Сталина, президентов. А искусство - это только избранные и обеспеченные люди, вот об этом можно только сказать.

Виктор Ерофеев: Спасибо вам за ваше мнение.

Я попрошу Катю прокомментировать насчет того, что Репин отсталый и уже никому не нужный художник. Так ли это, Катя?

Или вот наши слушатели нам на сайте рассказали о том, что у них репродукция "Мишек в сосновом бору". Это что, действительно отсталая живопись? Все, уже она нам больше не нужна? Только у тех, кто доживает свой век в бедности и нищете, висят такие картинки?

Екатерина Деготь: Нет, еще у очень продвинутых художников тоже, которые из этого делают уже какую-то свою собственную инсталляцию и так вот выражают уже какие-то свои эстетические чувства. Нет, Репин есть Репин, ничего в нем плохого нет. Я, конечно, абсолютно разделяю восхищение Малевичем, и тоже считаю себя, безусловно, его последовательницей. Хотя, разумеется, иметь дома у себя подлинник Малевича довольно мало кто из нас может себе позволить. Хотя здесь есть подвижки. Потому что я знаю, что в Москве работает целая армия людей, которые "производят" новых Малевичей 14-го года, так что скоро, я думаю, с этим будет проще.

Виктор Ерофеев: То есть подделывают, да? Подделки появились?

Екатерина Деготь: Да. Ну, с этим будет проще. Так что, может быть, и мы сможем как-нибудь позволить себе.

Виктор Ерофеев: На самом деле, я должен сказать нашим дорогим радиослушателям, я недавно вернулся из Германии, и довольно много общался с немецкой интеллигенцией. Они как раз почему-то сейчас гораздо более активно обсуждают Репина. "Бурлаки на Волге" вызывают у них огромный интерес. Эти картины, которые нам кажутся пройденными еще в школе, для них это какое-то открытие. Это такое огромное количество эмоций... Или, например, Суриков "Боярыня Морозова". Это такой мир огромных эмоций, который, как им кажется, очень свойственен русским. И эта свойственность нашей суперэмоциональности их по-своему приводит в какое-то и умиление, и восторг, и растерянность даже.

Екатерина Деготь: Это все абсолютно правильно. И Репин, и Суриков - художники очень прогрессивные и еще не оцененные. Но надо сказать, что самые лучшие у них картины, как, в общем, и у Малевича, это те, которые как раз не предназначены висеть в интерьере. Потому что картину "Боярыня Морозова" довольно трудно представить себе висящей над диваном.

Виктор Ерофеев: Даже по теме, да?

Екатерина Деготь: Ну да. Вообще-то не очень комфортно под ней сидеть и пить кофе. Когда ее купил для себя Павел Михайлович Третьяков, он покупал ее не для своего дома, а покупал ее для коллекции русского искусства, и вообще это была совершенно другая история. Искусство это хорошо тем, что оно очень идеологическое, такое необычайно значительное и не вполне подходит для какой-то частной коллекции, мирного сосуществования с искусством. Так что за это его и любят.

Виктор Ерофеев: У нас есть звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Это Георгий Георгиевич из Петербурга. Дело в том, что, разговаривая об искусстве, надо учитывать гигантское классовое расслоение, мне кажется, нашего общества. Одни "Челси" покупают, а другие нищие. Поэтому если наш президент поддерживает олигархов, то остальному народу что остается? Только картинки природы вешать - вот "Мишки на Севере". То есть все успокаивающее - море, Левитана, то есть все, что успокаивает его нервы. Мне вот так кажется. Как вы к этому относитесь?

Виктор Ерофеев: Спасибо. А что у вас на стенках висит?

Слушатель: А вот у меня висит пруд, лес - то, что успокаивает нервы.

Виктор Ерофеев: Вы знаете, Георгий Георгиевич, я вспоминаю такой замечательный анекдот, который еще слышал от своего профессора в университете, в МГУ. Как-то группа узбеков пришла посмотреть на картины Левитана, и гид рассказывает об этих картинах и говорит: "Вот посмотрите, "Над вечным покоем", какая картина, какие грустные эмоции". А узбек в тюбетейке выходит вперед и говорит: "Да какая грустная - веселая картина" Она в ужасе говорит: "Почему веселая?". Он говорит: "Воды много". И мне кажется, что это же не обязательно, раз пруд, значит, пойти и утопиться. Наверное, каждая картина имеет для каждого человека самые разные интерпретации.

Дима, а вот все-таки есть молодежная эстетика? Я понимаю, девочки вешают постеры с актерами. А вообще есть какая-то эстетика, которая свойственна сейчас московской молодежи?

Дмитрий Алексеев: Я для начала отвечу человеку, который позвонил. Мне кажется, что на самом деле, сам того не замечая, он очень остро подметил ситуацию, сложившуюся на сегодняшний момент. Что, конечно, Абрамовичу - Малевич, а всему остальному русскому народу - Репин и так далее. Дело в том, что когда у людей появились деньги, люди стали выезжать за границу, и стали посещать музеи, стали более тонкими ценителями, появилось понимание западной культуры. Отсюда пришло понимание современного искусства. Потому что современное искусство - это проблемное искусство, оно говорит с нами на нашем языке. И если говорить о современной живописи, которую вешают у себя молодые люди, то я не могу не сказать, допустим, о московском клубе коллекционеров актуального искусства. Достаточно молодые люди, которые поставили себе цель поднять рейтинг современного московского искусства. И для этого они участвуют в биеннале, они оплачивают каталоги, они создали клуб, они с этим клубом выезжают в Париж, в Бельгию к каким-то своим собратьям, коллекционерам западным. Они переоценивают западное и современное искусство. На самом деле, чтобы понять современное искусство, надо иметь достаточно серьезное образование. И любишь ли ты Малевича или любишь ли ты Репина, это момент общеобразовательный. То есть понимаешь ли ты задачи актуального или современного искусства. А сейчас вообще время переоценок.

Виктор Ерофеев: Мне вот что кажется важным, и об этом у нас постоянно идет разговор с нашими радиослушателями. Действительно, разрыв между богатством и нищетой в России чудовищный, и это очевидно, и Георгий Георгиевич совершенно прав. И это, к сожалению, стало общим местом. Но я в рамках моей передачи "Энциклопедия русской души" настаиваю на том, что каждый человек может, тем не менее, бороться с этой бедностью и нищетой. И это не значит, что если бедный человек - повесь прудик и успокойся. Мне кажется, что вот так же, как мы можем и одеться достаточно стильно, если у нас не хватает денег, то, наверное, можно как-то и свои стенки украсить красиво, не прибегая к каким-то большим затратам. Правда, Катя?

Екатерина Деготь: Конечно, можно.

Виктор Ерофеев: И тут кто захочет, тот импрессионистов или Ван-Гога повесит, ничего в этом страшного нет. Хотя одна наша радиослушательница (она скрылась под таким кокетливым "Коза-Егоза") пишет: "У меня Путин висит на стенке. Очень сексуальный мужчина". И дальше вызов: "А чего, нельзя?". Конечно, Коза, можно, вешайте кого хотите. Я думаю, что от этого вас не убудет.

Екатерина Деготь: А я бы посоветовала проявить какой-то творческий тогда подход - пририсовать что-нибудь к Путину. Не обязательно что-нибудь плохое, можно что-нибудь хорошее. Но вообще мне кажется, что всегда творческое отношение было хорошей стороной у нашего населения.

Виктор Ерофеев: Тем более, что если творческий мужчина, то можно, конечно, что-то пририсовать, это безусловно. А кстати говоря, тут еще одна важная вещь. К нам на сайт пришло сообщение Алены из Санкт-Петербурга. "У меня на стене висит рисунок моей дочери. Когда она его нарисовала, ей было 6 лет". Кстати говоря, в 6 лет, по-моему, все дети гениально рисуют. Да?

Дмитрий Алексеев: Да, прекрасно рисуют.

Виктор Ерофеев: И мне кажется, вот это как бы тоже начало возможности возвращения к семейным ценностям - повесить рисунки своих собственных детей. Как вы думаете?

Дмитрий Алексеев: На самом деле детские рисунки - это удивительная история. И у меня есть история, которая с этим связана. Мы с моей женой помогаем одному детскому дому при Савво-Старожевском монастыре. И вот настоятель попросил к приезду губернатора оформить детские рисунки детей очень трудных, которые живут в этом доме, с такими судьбами, что вообще даже об этом и говорить не хочется. И я был потрясен, во-первых, роскошью гаммы. То есть когда у маленького человека, 7-8-летнего, умирает мать, отец, он воспитывается в каких-то приютах, бездомный, при этом у него живопись полна радости. Может быть, она расцвела, конечно, в стенах этого монастыря. Но это поразительная выставка. И потом я спрашивал, какая реакция была у губернатора, когда он получил эти работы. Он говорит, что вообще-то, на самом деле, они были удивлены, что за этими работами была драка - то есть кому, какой рисунок достанется. На самом деле это очень трогательно. Потому что такие официальные подарки, как правило, прячут и никогда не достают. Но какая-то такая трогательность есть в этих детских рисунках, что я думаю, что они воздействуют на всех одинаково. То есть все могут только понять, насколько чистая и драгоценная душа перед тобой, которую...

Виктор Ерофеев: Которая тебя же и очистит.

Дмитрий Алексеев: Да, которая тебя ж и очищает. Поэтому детские рисунки - это, безусловно, серьезная история.

Виктор Ерофеев: На пейджер от Виталия пришло такое сообщение: "У народа на стенах, во-первых, висят обои". Ну, это действительно. "А под обоями иногда бывают тараканы". Это тоже, наверное, относится к некоторой традиционной инсталляции, такой живой. "А во-вторых, не надо богохульствовать насчет Малевича. Малевич - герой своего и нашего времени". Виталий, я считаю, что вы абсолютно правы, и он герой своего и нашего времени. Хотя и Репин был тоже героем своего и нашего времени. Поэтому, наверное, путь эти художники будут в вечности жить дружно.

У нас есть еще один звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Это Николай. Я хотел бы сказать, что Малевич не думал о коммерции, он просто выражал себя, и поэтому изобразил "Черный квадрат". Если бы он думал о сбыте своих картин, он, может быть, сделал бы не черный, а зеленый - успокоительный, или оранжевый, или красный.

Виктор Ерофеев: Николай, вы очень правильно подходите к этому вопросу. Точно совершенно. А что у вас висит?

Слушатель: И я бы хотел сказать, что у меня лежит на столе. Девушка сказала, что у нее Путин на стенке, - это не круто. У меня на столе для взбадривания два жилета. Один с железной дороги, ярко-оранжевый, на обеденном столе вместо скатерти, а второй, типа как у милиции, у него и цвет дорожный - желто-лимонный. Подбадривает, когда пишешь что-нибудь.

Виктор Ерофеев: Хорошо. Николай, из какого вы города?

Слушатель: Из Смоленской области.

Виктор Ерофеев: Хорошо.

У нас звонок. Здравствуйте. Наконец позвонила дама, а то все мужчины, мужчины...

Слушатель: Меня зовут Вера Васильевна. Я из Москвы. Я хотела сказать, что я не люблю, когда противопоставляют старых художников и художников авангарда. Мне такое противопоставление кажется неправомерным. Есть река под названием Волга, у нее есть истоки, где она берет свое начало. У нее есть русло, где она полноводная, красивая. И у нее есть устье. Это процесс. Я абсолютно уверена, что и Кандинский, и Малевич - это были глубоко образованные люди, которые ценили и понимали прежнее искусство. Их не могло бы быть, если бы не было Репина, Сурикова и тех старых художников, которые были, и были высочайшего класса. Я абсолютно уверена, что человек, который не понимает Репина, не способен понять Малевича. Я не говорю, что любит, я говорю, что не способен понять Малевича. Я уверена в том, что смешно противопоставлять это. Я совершенно не согласна с человеком, который приехал из Америки и говорит, что сейчас висит в квартирах у людей - портреты, я не знаю, Ленина, Сталина, Путина. Мне это просто кажется смешным. Потому что, да, есть люди, новые русские, которые заказывают современным художникам очень дорогостоящие работы и украшают ими свои интерьеры. Пусть они смешны для нас. Да, у людей нет сегодня той культуры, которая была. Да, они подбирают живопись под обои. Но, в конце концов, они вешают ее в коридорах, не пользуются лучшими, так сказать, экспозиционными площадями. Но в чем их упрекать? Они хотят, чтобы это был не ковер, они хотят, чтобы это была живая кисть. Вот когда говорят о тиражированной продукции, когда я слышу, что искусствовед сказала, что теперь будет у нас много Малевичей, потому что где-то там ребята в Питере сейчас постараются, для меня это звучит ужасно, вот просто ужасно. Потому что я считаю, что лучше ладошка детская, обведенная детской рукой, повешенная в комнате, чем лихие ребята, которые тиражируют Малевича.

Виктор Ерофеев: А что у вас висит на стенах?

Слушатель: У меня висят работы современных художников. К сожалению, это не Шилов, не Глазунов. У нас кого из современных художников мы знаем, кроме пяти имен? Я могу сказать, что это прекрасный грузинский художник Апакидзе, я могу сказать, что Александр Семенов тоже прекрасный художник. Но это же имена, которые ничего не говорят, хотя они выставлялись в галереях и в своем тесном кругу они достаточно знакомы.

Виктор Ерофеев: Мы сейчас спросим у Кати. Катя, говорят вам эти имена что-нибудь?

Екатерина Деготь: Не очень.

Виктор Ерофеев: "Не очень", - сказала Катя. Между прочим, я хочу вам зачитать, что Глеб прислал нам на сайт. Кстати говоря, действительно, видимо, наша радиослушательница из Москвы права: как-то Ленина и Сталина я в квартирах вижу очень редко, а скорее всего, если уж и вижу, то это в каком-то таком пародийном ключе. А вот Глеб пишет: "В моей комнате висят: оленьи рога, календарь, картина с пейзажем, подаренная мне автором, и ковер над кроватью. В другой комнате - фотографии дедушки с бабушкой. В красном углу - иконы (перечисляет какие). На другой стене - картины из Италии, тоже пейзажи. В детской - их любимые (видимо, детей) постеры, даже не знаю каких групп (наверное, музыкальных), и карта звездного неба. По-моему, типичный набор для среднестатистической семьи".

Дима, мне кажется, что среднестатистическая семья сейчас не переходит ли вот некий сексуальный рубеж и вешает уже таких девочек из "Playboy"? Насколько наша бытовая эстетика осексуалилась? Как вы думаете?

Дмитрий Алексеев: Я думаю, что девочек из "Playboy" вешают абсолютно все, у кого есть молодые дети, достигшие определенного возраста. Я могу сказать, как плакаты "Playboy" подействовали лично на меня и на мою жену. У меня есть байка замечательная. Это было где-то, наверное, год 95-ый, когда еще Москва была не такой красивой, как сейчас. И была вечеринка "Playboy" в "Ле Гастрономе", был такой огромный ресторан. И, естественно, "Playboy" к этому очень готовился. Раздавались календари "Мисс "Playboy" в 95-96-е годы, уже не помню. Естественно, мы все пошли смотреть, как это будет. Автомобили какие-то роскошные, белые кадиллаки. Появляется толпа мужиков, просто толпа гигантская - гудит. Появляется эта "Мисс "Playboy". Моя хрупкая, любимая жена, расталкивая мужиков, выходит на первый план. Она еще в очках, очень элегантная. Он подходит к этой "Мисс Диве", очки опускает на кончик носа, заглядывает, поворачивается и говорит: "Ничего особенного". Все мужики, конечно, умерли. Конечно, сейчас рисовать никто не умеет, сейчас рисунки заменяет фотография. И конечно, в общем, есть очень сильные авторы и очень сильные книги по эротическому искусству, и их очень много. И я думаю, что если кто-то из серьезных коллекционеров что-то коллекционирует, конечно, они коллекционируют, ну, не скажу Мэпплторпа, но миллион есть авторов...

Виктор Ерофеев: Надо объяснить, кто такой Мэпплторп.

Дмитрий Алексеев: Это человек, который посвятил себя продвижению определенных идей и вот такой вот эротической фотографии.

Виктор Ерофеев: В Америке, надо сказать.

Дмитрий Алексеев: Да, он был американец. И считается одним из самых сильных...

Виктор Ерофеев: И крутых.

Дмитрий Алексеев: И крутых, да, фотохудожников в этой области. Очень много современных авторов. Небезызвестный Антон Ланге, который снимает очень много обнаженных девушек для разных журналов и фотоколлекций. Большой умница, интеллектуал, и, в общем, преследует эстетические цели. Так что этот рынок огромен.

Виктор Ерофеев: То есть не надо бояться, да? Катя, вы не боитесь эротических фотографий на стенках?

Екатерина Деготь: Вообще-то я хочу сказать, что коллекции эротического искусства были всегда, и вообще эротическое искусство было бог знает когда. Но вообще-то они всегда хранились обычно в каких-то тайных папках. И вообще я не очень понимаю ситуацию с эротическим искусством, выставленным на стене. Это что такое? Или это какая-то комната действительно для уединения. Я знаю, в советское время раньше в туалетах всегда вешали эротические фотографии на дверь.

Виктор Ерофеев: Точно.

Дмитрий Алексеев: Из "Огонька".

Виктор Ерофеев: Из "Советского фото".

Екатерина Деготь: Не знаю, где-то достали и повесили на стену. А вообще, действительно, эротическое искусство, повешенное, например, в гостиной, это довольно провокативная ситуация.

Виктор Ерофеев: Это правда. Особенно если есть дети. Но я просто хочу сказать, что у нас раньше совсем другие были представления о том, что такое эротика. Да, Дима?

Дмитрий Алексеев: Я могу сказать, что сейчас немножко изменилось время и отношение к интерьеру. Сейчас модность интерьера говорит о том, что человек пропагандирует какие-то определенные свои философские, эстетические и нравственные позиции. И интерьер может быть просто готов к потреблению вот такого рода искусства. Причем оно может быть порнографическим, а может быть искусством.

Екатерина Деготь: Конечно, это заявление. То есть, в принципе, повесить такую вещь на стене - это заявить о том, какой ты человек.

Дмитрий Алексеев: Частный манифест. Для друзей, для знакомых.

Виктор Ерофеев: И если наша радиослушательница Коза-Дереза считает, что есть и сексуальные мужчины у нас в стране, и если она их вешает, то тоже в этом ничего плохого нет.

Кстати, Виталик к нам на пейджер прислал вот такое сообщение: "Не обязательно покупать дорогих художников, можно выйти на улицу и купить красивую картину - лес, река и так далее - и повесить на стену, и будет приятно глазу, душе, карману". Мне кажется, что так вот незатейливо, но это совершенно точно. Может быть, красивая картина на улице не будет такой уж настоящей и великой, но, тем не менее, мне кажется, что всем свойственно желание как бы обустроить, по крайней мере, наши комнаты, наши квартиры. И поэтому если тяжело человеку, то можно перекрасить стены, причем взять самому и перекрасить. Мы с Димой живем в одном подъезде, он приехал, перекрасил стены у нас в подъезде - и стало сразу весело. Мне кажется, что очень часто мы просто такие инертные по жизни и все думаем, что кто-то к нам придет, нам что-то подаст, ЖЭК проведет электричество и сделает яркие лампы, и так далее. Не дождемся. Я думаю, что надо делать все самим.

Дмитрий Алексеев: Я хотел сказать вот что. Процесс повески картин на собственные стены - это процесс очень серьезный. Это очень много вопросов к себе, прежде всего. Какие книги вы читаете? Какие картины вы вешаете? В какой одежде вы ходите? Какой образ мысли вы приветствуете? Какими вещами вы себя окружаете? В какой цвет вы перекрашиваете стены? То есть всегда это процесс познания. То есть любовь к живописи - это процесс познания. Можно любить старых художников, можно любить новых художников - это все зависит от склада ума и от вашего воспитания, в конечном итоге. Ведь каждый человек несет с собой в мир какие-то определенные идеи - позитивные, негативные, философские, лирические, поэтические, эротические. И вот какую модель поведения или взаимосвязи этих узелочков с миром вы для себя придумали, так вы и живете. Это следствие того, что появляется у вас на стене.

Виктор Ерофеев: У нас пришло на пейджер довольно серьезное сообщение. "Господа, - пишет радиослушательница, - Россия наша находится в таком состоянии, что говорить об этом (то есть о том, о чем мы говорим) крайне несвоевременно. Нам нужно молиться о покаянии, о спасении России, о том, чтобы господь открыл истину президенту и нам всем" Это Людмила пишет. Катя, как бы вы прокомментировали такое сообщение от Людмилы?

Екатерина Деготь: Что ж тут можно комментировать, когда там сказано, что нельзя ничего говорить, а вообще, видимо, только молчать, и про себя молча молиться. Какой же тут вообще может быть комментарий?

Виктор Ерофеев: Да, молиться о покаянии, о спасении России и о том, чтобы господь открыл истину президенту и всем нам. Ну, может быть и такое мнение.

Екатерина Деготь: Мы люди маленькие. Лично я имею мало влияния на то, чтобы господь что-нибудь открыл нашему президенту, поэтому я позволю себе сохранить свои профессиональные обязанности.

Виктор Ерофеев: Жалко, что Людмила нам не позвонила. Было бы интересно узнать, что у нее висит на стенах в такие мрачные дни для России.

У нас звонок есть. Здравствуйте.

Слушатель: Я из Москвы. Алексей меня зовут. Я хотел бы сказать, что я и в своем доме, и в домах некоторых знакомых и в Европе, и в Москве встречал старинные географические карты, на стенах висящие, наравне с хорошим маслом, с хорошей акварелью российской. Мне тут особенно сказать-то нечего. Но, может быть, таких домов мало, поскольку просто эта тема как-то в России не тронута. Вы мне просто можете сказать, что...

Виктор Ерофеев: Уже Катя тянет руку, хочет что-то сказать.

Екатерина Деготь: Я просто загорелась страшно, поскольку я являюсь страшной поклонницей географических карт в доме. И как искусствовед, и как просто человек. Можно сказать, мне кажется, что дом, в котором висят географические карты, это очень хорошо говорит о владельце этого дома, это говорит о том, что этот человек с интересом вообще к окружающему миру, какие бы ни были эти карты. Это бывают планы городов, это бывают старинные карты, все что угодно. Во всяком случае, это нечто очень индивидуальное, и очень приятно это видеть всегда.

Дмитрий Алексеев: Я хочу сказать в дополнение к этой теме. Мой приятель, очень известный адвокат, просто построил корабль огромный, то есть дом в виде корабля у себя на участке, с фок-мачтой, с пушками. И там у него, конечно же, живопись только морская, и карты, и бинокли, и подзорные трубы - вообще все это невероятно романтично.

Виктор Ерофеев: Елена Александровна пишет нам на пейджер: "Меня очень удивляет, что совсем не звучат имена Серова и Левитана". Ну, про Левитана мы уже говорили. Про Серова, может быть, еще нет. Но, Елена Александровна, дело в том, что мы, когда говорим "Репин", то подразумеваем партию, то есть партию всех русских художников. Поэтому не удивляйтесь, если мы, например, назовем Серова, а не назовем Сомова, который, кстати, также был большим специалистом в области эротики.

У нас еще один звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Наталья Николаевна, Москва. Я просто хочу вам рассказать, что висит у меня, если вам интересно. Репродукций у меня нет. Поскольку нет возможности иметь подлинники, то репродукции я не вешаю. Но у меня есть две замечательные работы двух московских художников. Возможно, фамилию одного из них вы слышали - Бочаров. Сейчас он в Германии. Я купила эту картину, когда еще только открывалась выставка в Измайлово, если вы помните.

Виктор Ерофеев: Да, конечно.

Слушатель: Совершенно замечательная картина, на холсте, французскими красками. Я ее люблю. А вторую картину мы купили в Ярославле, тоже на выставке художников, в старинной такой рамке действительно из черного дерева. Мальчик рисовал тоже на холсте. И сейчас его тоже здесь нет, он уехал за границу. У меня старинные иконы, совершенно замечательная икона Спасителя, там оклад деревянный.

Виктор Ерофеев: А когда вы говорите, что старинные, это примерно какой век?

Слушатель: Вы знаете, старинные действительно иконы. Одна ХVП века.

Виктор Ерофеев: Это очень серьезное дело.

Слушатель: Вторая - Николай Угодник. И у меня есть два дагерротипа, если вы знаете, что это такое.

Виктор Ерофеев: Расскажите нашим слушателям, может, другие не знают.

Слушатель: Что такое дагерротип? Сейчас, к сожалению, наши фотографы этого делать не умеют. Это портреты моей бабушки и моего дедушки. Именно дагерротипы большие, замечательно сделано. Вот это все я люблю. И кстати, могу все-таки добавить к одному из звонков, что Шилова и Глазунова даже в подлиннике я бы в доме не повесила. Спасибо.

Виктор Ерофеев: Спасибо вам.

Я думаю, что как раз такие звонки помогают жить, не хуже, чем молитвы. Потому что это значит, что у нас все-таки в России складывается какой-то свой быт индивидуальный наконец, и не только вешаются портреты по обязаловке партии, например, к которой принадлежит тот или иной человек, я так думаю, я не знаю, я такие квартиры не посещаю, но просто у нас развивается такой индивидуальный вкус. И в этом, наверное, возможность выживания для России.

У нас еще есть звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Меня зовут Алексей, я из Одинцова. Я бы хотел сказать, возвращаясь к прежней теме, когда вешают всякие эротические картины, это свидетельствует, на мой взгляд, либо о гипер-, либо о подавленной сексуальности, одно из двух. А мне кажется, что наиболее эротический представитель, если можно его так назвать, модернизма - это Сальвадор Дали. Больше всего мне нравится художник Целков.

Виктор Ерофеев: Хороший художник.

Слушатель: Если вы знаете что-нибудь о нем, то скажите, пожалуйста.

Виктор Ерофеев: Мы сейчас Катю попросим об Олеге Целкове сказать что-то. По-моему, он в Париже живет?

Екатерина Деготь: Да. Олег Целков один из крупнейших представителей нашего искусства 60-х годов. И я рада, что у него здесь все еще есть поклонники.

Виктор Ерофеев: В Одинцово.

А Вадим из Москвы на пейджер пишет такое сообщение: "Господин Ерофеев, мы вешаем в квартирах художников-моренистов, читаем Кафку и Камю. Можно ли нас считать традиционными москвичами?".

Дима, как вы думаете?

Дмитрий Алексеев: Это похвально, ничего не могу сказать. Это замечательно, что читают Кафку и Камю, вешают море - это достойно зависти.

Виктор Ерофеев: У нас, кстати говоря, в Москве где-то в 70-е годы настоящая интеллигенция вешала четыре портрета - это был Пастернак, Цветаева, Мандельштам и Ахматова.

Екатерина Деготь: Ну как? А фотографии Есенина, а фотографии Хемингуэя? Это было, собственно, у всех.

Виктор Ерофеев: Это немножко было другого как бы уровня. А вот такой как бы иконостас...

Дмитрий Алексеев: Высоцкий.

Виктор Ерофеев: Высоцкий тоже, да. Вот почему-то мы со слушателями этих, наших кумиров не обсуждали. Кстати, началось, по-моему, с Хемингуэя.

Екатерина Деготь: В свитере Хемингуэй.

Виктор Ерофеев: И Мерелин Монро, пишет один из наших радиослушателей, тоже у него висит Мерелин Монро. Видимо, тоже достойный портрет какой-нибудь.

Виталий пишет: "Это, конечно, очень красиво, но у моего друга на потолке очень много нарисовано подобной наскальной живописи. Я к нему прихожу, смотрю и думаю, что это тоже очень красиво. Так что о художестве спорить очень сложно". Виталий, я думаю, что вы правы - спорить трудно. Шилов-не Шилов, но мне кажется, что у каждого есть свой вкус.

Давайте мы еще Катю спросим насчет Шилова и Глазунова, что она думает об этих художниках.

Екатерина Деготь: Я недавно была случайно в антикварном магазине и к своему удивлению увидела там висящий портрет работы Шилова. Причем сотрудники магазина всячески уверяли, что это действительно подлинник. И я тоже сама вроде видела, что это подлинник. И все приходившие в этот магазин страшно плевались и говорили, что они не хотят это ни в коем случае покупать. И я страшно удивилась, потому что вообще-то принято считать, что Шилова просто с руками оторвут. И стоил совсем недорого, по сравнению с какой-то мебелью, которая там стояла рядом. Абсолютно почему-то никто его не хотел покупать.

Виктор Ерофеев: Я знаю, что на выставке "Москва-Берлин" довольно большая работа Глазунова висит.

Екатерина Деготь: Нет.

Виктор Ерофеев: Не весит все-таки?

Екатерина Деготь: Не висит.

Виктор Ерофеев: Все понятно. Дима?

Дмитрий Алексеев: У меня с Глазуновым есть замечательная история. У моего приятеля висит его портрет работы Глазунова. В доме делался ремонт. И вдруг, как он мне рассказывал, прибегает перепуганный насмерть строитель, моляр с кистью и говорит: "Боже мой, я испортил портрет". Подбегают все туда. Ему показалось, что вот где манжет рукава вылезает из рукава пиджака - такая белая манжета и черный рукав, что это мазок его кисти. И как его ни старались уверить, что это авторское, что это Илья Глазунов, он говорил: "Нет, это я. Это у меня упало - и вот так вот...".

Виктор Ерофеев: У нас еще есть звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Людмила из Подмосковья. Я хочу вернуться к Репину и Малевичу, если позволите. Мог бы Малевич сделать копию какой-нибудь картины Репина? Например, нарисовать "Квадрат черный", я думаю, может каждый с помощью линейки.

Виктор Ерофеев: Мы тогда спросим Катю еще раз. Она уже на этот вопрос немножко отвечала. Малевич мог бы написать "Бурлаки на Волге"?

Екатерина Деготь: Малевич вообще начинал с импрессионизма.

Виктор Ерофеев: И заканчивал, по-моему, тоже.

Екатерина Деготь: Да, и потом тоже делал импрессионизм. Но это вообще какой-то не интересный, мне кажется, вопрос. Тогда надо сейчас по линии технологии устроить какое-то соревнование с художниками. Уже давно искусство не этими критериями как бы живет. Красивее всех, может быть, где-нибудь палеховскую шкатулку расписывает какой-нибудь паренек, но это не делает его известным мировым художником.

Дмитрий Алексеев: Я могу ответить одно, отвечая впрямую на вопрос, Малевич был прекрасным рисовальщиком, рисовать он умел.

Виктор Ерофеев: Надо сказать, эти вопросы, по-моему, возникают в Москве где-то с 55-56-го годов, когда впервые показали Пикассо и других художников, которые были запрещены при Сталине. И москвичи бросились, а потом подумали: "Да мы бы сами такое нарисовали...".

Екатерина Деготь: Да пусть нарисуют. Если мы говорим о том, что должно висеть на стенах, то ни Репин, ни Малевич, их подлинники не доступны практически никому, и потому что они все в музеях, или вообще там их нет. Ну, пусть человек нарисует. Если он считает, что он нарисует "Черный квадрат", пусть нарисует его.

Виктор Ерофеев: На самом деле это совершенно не страшно, если наш радиослушатель возьмет, купит краски и нарисует "Черный квадрат". И если он этим уест Малевича - ну, и хорошо, уели Малевича, вот и замечательно. Вообще мне кажется, что Дюшон, который выставил в качестве объекта унитаз, он, в общем-то, скорее высказал некоторую идею, чем, например, создал новый унитаз.

Дмитрий Алексеев: Вот тут как раз провести линию может каждый. Вопрос: что за этой линией стоит? И у Малевича стоял целый мир. То есть каждый может взять тетрадный листочек в клеточку и нарисовать черный квадрат по линеечке. Но вопрос: что, какие мысли Малевич привнес в... даже не в свой век, а опередил мысль и вообще произвел революцию в искусстве. Таких революций, в общем, было не так много на веку живописи. Их было всего пять или шесть.

Виктор Ерофеев: У нас еще есть звонок. Здравствуйте.

Слушатель: Меня зовут Валентина. Я из Москвы. Я очень благодарна вам за тему эту. Но я слушала вас с того момента, когда вы говорили о детском рисунке. Меня буквально это потрясло. Спасибо этому человеку, не знаю, кто из вас... мужской голос был.

Виктор Ерофеев: Это был Дима, это Дима Алексеев, который...

Дмитрий Алексеев: Это скорее моя жена Ниночка.

Слушатель: Я очень вас поздравляю с наступающей Пасхой. Я православная христианка. Я всем желаю - и вообще радиостанции этой, и вашим гостям в данном случае, - всех благ с Господом нашим.

Виктор Ерофеев: Спасибо.

Слушатель: А у меня вот такое сообщение маленькое. Мне кажется, что действительно дискутировать о том, кому что нравится, это, по-моему, не совсем этично. Это первое. Действительно, что стояло за этим "Черным квадратом" никому не известно, это надо было спросить самого художника, если он где-то открылся о себе. Но вот я о себе хочу сказать. Мне кажется, что когда человек совершенствуется духовно, у него постепенно уходят со стен плакаты, например, того же Высоцкого - я буквально бредила им. Они у меня ушли. И, понимаете, я их люблю, я их уважаю, но они как бы у меня ушли со стен.

Виктор Ерофеев: А что пришло?

Слушатель: И вот что у меня осталось. Картины моего отца художника, он не имеет никаких степеней, но все восхищаются, его подлинники. Остались те открытки, с которых он делал копии. И заменилось это все очень такими... бумажными иконами, которые буквально меня... понимаете, я не могу без них уже. У меня буквально все завешано этими иконами. И такое впечатление, что все эти святые, они со мной, они родные мне теперь.

Виктор Ерофеев: Спасибо вам большое. У нас уже передача подходить к концу. Но я все-таки рад, что наша радиослушательница дозвонилась. Потому что идея семейных ценностей, кажется, тоже начинает покорять Россию, а значит, у нас еще все не так плохо.

Всего вам доброго.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены