Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[01-08-04]

"Впервые по-русски"

"Новый очевидец"

Редактор и ведущий Сергей Юрьенен

Сергей Юрьенен: В Москве на выходе новый российский журнал. Представит его нашим слушателям заместитель главного редактора - известный стране и миру писатель и журналист Александр Кабаков, находящийся в московской студии Свободы... Прошу вас, Александр.

Александр Кабаков: 16 августа в Москве выйдет первый номер нового журнала, который так и называется "Новый очевидец". Журнал небывалый для России во всех отношениях, начиная от внешнего вида, кончая его сущностью. Те, кто придумывал этот журнал, а это прежде всего два человека - издатель итальянка, сицилианка, француженка, очаровательная Паула Месана и его главный редактор Сергей Мостовщиков, вероятно, памятный слушателям "Свободы" по знаменитой "Столице", которую он делал, и знаменитому "Большому городу", который он делал до недавнего времени. Итак, эти два человека придумали журнал, который для себя обозначили как русскую ипостась знаменитого "Нью-Йоркера". Идея сделать нечто вроде "Нью-Йоркера", только по-русски и на русской почве, носилась в воздухе уже очень давно. Десять лет назад это приходило в разные головы, в том числе, кстати, и в мою, поскольку уже к тому времени было понятно, что все ниши в периодике заняты. Появилось огромное количество глянцевых журналов, неисчислимое количество ежедневных, еженедельных и прочих газет любой ориентации и любого характера, от самых "желтых" до серьезных, качественных, политических. И не было только нового современного художественно-публицистического, как теперь называется "Новый очевидец", журнала.

И первое, что приходило в голову, - это, конечно, "Нью-Йоркер", который уже давно существует, процветает и считается престижнейшим местом публикации для прежде всего, конечно, англоязычных авторов, но, вообще говоря, и авторов из всех стран. Опубликоваться в "Нью-Йоркере" с рассказом или эссе или стихами - это большая честь и, между прочим, большие деньги. Так вот "Нью-Йоркер": можно, конечно, говорить, что "Новый очевидец" будет чем-то вроде русского "Нью-Йоркера", но можно пробудить в себе национальную гордость великоросса и вспомнить, что, вообще говоря, была "Нива", то есть журнал, который публиковал и прозу, и стихи, и собственно журналистские жанры вроде репортажа или заметки или очерка, и эссе, и политические статьи. И это было гораздо раньше, чем возник в гарвардских головах американских интеллектуалов замысел "Нью-Йоркера". Был дореволюционный "Огонек", собственно, журнал такого типа. Так что в России традиция так называемого тонкого с частой периодичностью, в нашем случае еженедельного журнала, который публикует и литературу, и журналистику, она не такая уж новая и не только с "Нью-Йоркером" связанная. Вот, собственно, все, что я хотел сказать. 16 августа выходит новый еженедельный иллюстрированный, с большим количеством прежде всего рисованных картинок, с рисованной обложкой журнал "Новый очевидец", который будет печатать рассказы, стихи, эссе, репортажи, очерки, статьи.

Сергей Юрьенен: Впервые по-русски - "Новый очевидец". В одном из первых номеров новый журнал публикует американский рассказ про русского писателя, 100-летие со дня смерти которого отмечается в этом году в России и мире. С разрешения журнала несколько фрагментов в чтении Дмитрия Волчека. Рассказ, кстати, впервые появился в журнале "Нью-Йоркер". Итак, Реймонд Карвер, "Поручение"...

Вечером 22 марта 1897 года он отправился в Москве на обед со своим другом и наперсником Алексеем Сувориным. Этот Суворин был очень богатым газетчиком и книгоиздателем, реакционер, человек, который сам себя сделал. На бородинской битве отец его был простым солдатом. Внук крепостного, как и Чехов. Этим и были схожи, у обоих в жилах текла мужицкая кровь. Во всем же остальном, и политически, и по темпераментам их разделяли версты. Тем не менее, Суворин был одним из немногих близких друзей Чехова, чехов обожал общаться с ним.

Естественно, что пошли они в лучший ресторан этого города под названием "Эрмитаж". Заведение, где можно было просидеть до полуночи, справляясь с обедом из десяти блюд, что, конечно бы, включило бы несколько вин, ликеров, кофе. Чехов, как всегда, одет был безупречно: темный костюм с жилеткой, обычное его пенсне. В тот вечер он выглядел точь-в-точь как на фотографиях того периода. Был расслаблен, весел. Пожал руку метрдотелю, и, глядя по сторонам, вошел в большой зал. В ярком свете роскошных люстр за столами сидели элегантно одетые господа и дамы, непрестанно возникали и исчезали официанты.

Только он сел напротив Суворина, когда внезапно, без предупреждения изо рта у него стала изливаться кровь. Суворин и два официанта помогли ему добраться до мужского туалета и пытались остановить кровотечение кусками льда. Суворин отвез его к себе в гостиницу и распорядился уложить Чехова в своих апартаментах. Похоже, после очередного кровоизлияния Чехов позволил перевезти себя в клинику, которая специализировалась на лечении туберкулеза. Когда Суворин там его навестил, Чехов попросил прощения за скандал третьего дня в ресторане, но продолжал настаивать, что с ним ничего серьезного. "Смеялся и шутил, как обычно, - отметил Суворин в своем дневнике, - сплевывая кровь в большой сосуд".

Сергей Юрьенен: Александр, сообщение, то, что вы назвали сообщением и произнесли в хорошем британском стиле "андерстейтмент" - "недоговоренность"- меня просто ошеломило, все, начиная с названия. Вот какой вопрос: мы переживаем такой период, эпоху, такой дух времени, причем по обе стороны наших условных, но, тем не менее, вполне реальных барьеров, что привыкли скорее к закрытиям радиопередач, телепрограмм, о журналах говорить не будем пока, не будем говорить и о свободе слова. Но, что касается живой, реальной современной литературы, тут пространство борьбы, ее "шагреневая кожа" сокращается. Насколько мне известно, "Нью-Йоркер", который явился моделью "Нового очевидца", в нем доминирует изящная словесность - прежде всего. Таким образом, за этим начинанием, не знаю, верно или нет, мне мерещится возвращение достоинства литературы. Так это или нет?

Александр Кабаков: Вот видите, вы говорите о закрытии всего на свете - телепрограмм, радиопередач, печатных средств массовой информации. Вы знаете, в этом смысле я вообще не люблю выражение, с которого начинаются едва ли не все телерадиопрограммы уже очень давно: "В наше тяжелое время...". Время всегда тяжелое, всегда примерно, на мой взгляд, одинаковое. Да, сейчас многое закрывается, а многое и открывается. И так оно уже давно, и это живая жизнь. Она мне не очень нравится, потому что она все еще недостаточно стабильна, несмотря на заявления властей о том, что мы вступили в эпоху стабильности. Все еще можно придти в знакомое кафе и обнаружить на его месте новый магазин. Все бурлит, варится, выскакивают пузыри. Ну, вот выскочили и мы. Надеюсь, что это не пузырь, и что это начинание не лопнет быстро, как многие другие начинания.

Что касается литературы и ситуации с ней. Опять же не буду повторять банальность, причем банальность, на мой взгляд, не совсем правильную: литература умирает, культура умирает... Ничего не умирает. Даже толстые журналы, которые вообще свято блюдут старую советскую традицию в смысле публикации литературы, живут и, я бы даже осмелился сказать, вполне процветают. Да, сократились их тиражи с миллионных до несколько тысячных, но они существуют. И поклонники такого рода подачи литературных новостей их читают. Существует "Знамя", существует "Октябрь", существует "Новый мир", существует "Дружба народов", существует в Питере "Звезда". Все на месте, ничто никуда не делось. В книжных магазинах полный завал, огромное количество и книг, и покупателей. Они иногда, видимо, пересекаются друг с другом эти потоки. Все в порядке.

Не было тонкого и частого литературного журнала, ориентированного на литературу в строгом смысле мейнстрима. И вот мы с "Новым очевидцем" хотим эту нишу и заполнить. Рассказ сюжетный с внятно выраженной рассказной интонацией, то есть именно рассказ о каком-то случае, событии, о каком-то человеке, о какой-то ситуации. Вот такая литература. Стихи с явно выраженным поэтическим чувством, не холодно сконструированные в голове. Словом, то, что традиционно и считается стержнем, я бы сказал, литературы. В журнале моя должность - заместитель главного редактора, между собой мы называем меня "замполит", то есть заместитель по литературе. Собственно литературная часть журнала и есть мое заведывание. Буду стараться.

Сергей Юрьенен: Впервые по-русски - Реймонд Карвер, "Поручение" - напомним, что полностью рассказ американского писателя печатается в одном из первых номеров журнала "Новый очевидец"...

Мария Чехова, младшая сестра, навестила Чехова на исходе марта. Погода была мерзкой, метель пополам с дождем, повсюду обледенелые сугробы. Еле удалось остановить пролетку. В страхе и тревоге добралась она до больницы. "Антон Павлович лежал на спине, - писала Мария в своих мемуарах. - Говорить ему было запрещено. Поздоровавшись с ним, я, чтобы скрыть чувства, отошла к столу". Там среди бутылок шампанского, банок икры, букетов цветов от почитателей она увидела нечто ее ужаснувшее - рисунок легких Чехова. Набросок, какие делают врачи, демонстрируя пациентам то, что, по их мнению, имеет место. Легкие были обведены синим, но верхушки их заштрихованы красным. "Я поняла, что они у него больные", - написала Мария. Другим посетителем был Лев Толстой.

Сергей Юрьенен: На фоне Реймонда Карвера и Антона Павловича Чехова продолжим нашу беседу. Выходящий 16 августа российский журнал "Новый очевидец" представляет заместитель главного редактора Александр Кабаков...

Александр, "Нью-Йоркер": наверное, можно для России перевести как "Москвич". Неслучайно журнал возник в городе, творческую энергию которого вы имели возможность оценить. И возник в те времена, 80 лет назад, которые, очевидно, сопоставимы с тем, что происходит сейчас в Москве. Будет ли отражать "Новый очевидец" культурную жизнь, культурную динамику столицы?

Александр Кабаков: Обязательно. Собственно первая, главная и большая часть журнала - это программа, сделанная по нашему выбору, культурных событий в Москве на неделю. Это как бы афишный столб, но сделанный на наш вкус. Так что обязательно плюс к этому будет четыре-пять больших публикаций в жанре критики, критики литературной, критики изобразительных искусств, критики театральной, кино, музыкальной, словом, по всем родам и видам художественной деятельности. Так что мы будем писать о том, что происходит в нашем действительно сейчас бурлящем и чрезвычайно плодоносящем, во всяком случае, в смысле культуры городе.

Сергей Юрьенен: Наш слушатель, разумеется, задаст себе вопросы, которые формулировал один умный московский человек лет десять назад, кстати, задумываясь о создании журнала, который имел бы успех в Москве - журнал кого? журнал о чем? журнал для кого?

Андрей Кулаков: Журнал кого? Журнал нас - журнал Сережи Мостовщикова, журнал Паолы Месан, журнал меня и еще примерно десятка пишущих и редактирующих журналистов, которые и составляют основу штата этого журнала. Кто мы такие? Мы более или менее образованные, довольно много читающие по-русски, и кое-то не только по-русски, интересующиеся не только деланием денег москвичи. Вот чей, вот кого этот журнал.

Журнал о чем? О современной, городской в основном, жизни, не только московской и даже не только российской, потому что время от времени будет публиковать переводные тексты, переводные рассказы. Но о современной городской жизни прежде всего. И даже если собственно содержание текста - это жизнь не современная, если действие происходит где-то в глубине истории, то все равно это должно быть каким-то образом замкнуто на современное состояние городских умов. Для кого? Примерно для таких же людей. То есть людей в возрасте не совсем ранней юности, лет от 25-30 и, может быть, лет 45-50, образованных и склонных читать не только биржевые сводки и не только криминальную хронику, а подозревающих, что кроме этого и кроме модной навязываемой таким расхожим общественным мнением литературы есть еще какая-то литература. Есть большой литературный слой, который не трогается, когда называют наиболее расхожие пять-десять имен русских, зарубежных авторов, тех, кого больше всего покупают. Это для людей, которые хотят и привыкли читать.

Сергей Юрьенен: Еще один фрагмент американского рассказа про Чехова, публикуемый в первых номерах "Нового очевидца"...

При появлении величайшего писателя страны персонал впал в благоговейный трепет. Самый известный человек в России! Конечно, они должны были ему разрешить повидаться с Чеховым, несмотря на то, что несущественные визиты были запрещены. Бородатого, яростного вида старика сопроводили в палату Чехова. Несмотря на низкое мнение о способностях Чехова-драматурга, Толстому нравились его рассказы. Больше того, он просто любил этого человека. Он говорил Горькому: "Ах, какой милый, прекрасный человек. Скромный, тихий, точно барышня, и ходит как барышня. Просто чудесный". И записывал в своем дневнике (в те времена все вели дневники): "Я рад, что я люблю Чехова".

Сняв свой шерстяной шарф и медвежью шубу, Толстой опустился в кресло рядом с кроватью Чехова. Неважно, что Чехов принимал медикаменты, что ему запрещалось говорить, тем паче вести беседы, он должен был слушать теории графа насчет бессмертия души. Касательно визита Чехов потом написал, что "Толстой исходит из того, что все мы, как люди, так и животные должны жить по принципу такому, как разум или любовь, слиться с неким всеобъемлющим началом, сущность и цели которого для нас составляют тайну. Такое бессмертие мне не нужно".

Чехов был впечатлен вниманием, высказанным посещением Толстого. Но, в отличие от Толстого, Чехов никогда не верил в потустороннюю жизнь. Он не верил ни во что, что не могло быть удостоверено одним или более из пяти его чувств.

Если говорить о его взглядах на жизнь и писательство, однажды он написал, что у него нет политического, религиозного и философского мировоззрения. "Я меняю его ежемесячно, а потому придется ограничиться только описанием, как мои герои любят, женятся, родят, умирают и как говорят". В свое время до болезни Чехов заметил: "Когда мужика лечишь от чахотки, он говорит, что не поможет, с вешней водой уйду. Сам умер летом, в жуткую жару". Но как только него у самого установили туберкулез, Чехов начал преуменьшать серьезность своего состояния. До самых последних дней он с видимой убежденностью говорил о возможности улучшения. В одном из писем, написанных незадолго до кончины, он даже убеждает сестру в том, что начинает полнеть и чувствует себя намного лучше сейчас, находясь в Баденвейлере.

Сергей Юрьенен: "Поручение" - последний рассказ, написанный американским писателем Реймондом Карвером, посвящен Чехову и впервые появился в 87 году в журнале "Нью-Йоркер". В московской студии заместитель главного редактора "Нового очевидца" Александр Кабаков...

Предприятие дорогостоящее и, разумеется, наш слушатель задаст себе вопрос, кто за этим предприятием финансово стоит?

Александр Кабаков: Вопрос важный и, собственно, когда задавался этот вопрос прежде, то на этом и заканчивались мечты о такого рода журнале. Потому что денег под эту идею, идея была, я повторюсь, у многих, денег под эту идею не давал никто, потому что, по крайней мере, первое время проект этот, конечно, будет прежде всего расходным. Нашлись и богатые, и достаточно культурные люди, чтобы финансировать этот журнал. Деньги в основном принадлежат крупнейшей в России, не помню точно второй или первой по масштабам деятельности, рекламной фирме "АДВ". Вот они и дали нам на издание этого журнала. И, насколько я знаю, понимают, что рассчитывать на мгновенную или быструю отдачу не приходится.

Сергей Юрьенен: Александр, не могли бы вы представить содержание ближайших номеров, вкратце рассказать о первом номере?

Александр Кабаков: Вы знаете, я скажу о прежде всего своей концепции составления номеров этого журнала. Я хочу, чтобы наш читатель получил представление о полной картине текущей современной литературы. То есть здесь будут представлены сочинения и заведомо мэтров, классиков живых, и совсем молодых. Возрастной диапазон наших авторов от 20 до 70 с лишним лет. В первых номерах будут стихи и таких безусловных мастеров, как, например, Евгений Рейн и Александр Кушнер, и сравнительно молодых авторов, таких как Елена Фанайлова и Александр Левин. Будут рассказы лауреата Государственной премии и уже очень известного прекрасного писателя Андрея Волоса и совсем молодого автора Горюхина. Будет текст Василия Павловича Аксенова и будет специально для нас написанный рассказ Михаила Веллера. Что касается журналистской части издания, то там будут публикации на самые неожиданные темы. Например, эссе автора, пожелавшего остаться неизвестным, о том, куда большевики дели две недели, высвободившиеся при переходе с юлианского на григорианский календарь. Или репортаж корреспондента журнала Аделаиды Сегеды о том, как теперь проводят время бывшие советские люди на бывшем советском курорте Минеральные Воды. Здесь будет репортаж о жизни московских бродячих собак и статья о наиболее распространенных русских фобиях. Вот такой диапазон.

Сергей Юрьенен: Александр, говоря с вами, я с трудом удерживаю в скобках тот факт, что для меня вы прежде всего писатель. Тем не менее, вам как-то удалось совместить эти две карьеры - писательскую и журналистскую, которую вы начинали в 72 незапамятном году в газете со смешным названием, но с великими, я бы сказал, литературными традициями - в газете "Гудок". И вот от "Гудка" до "Нового очевидца" - великолепная карьера газетчика. Я поздравляю вас с новым статусом и желаю успеха "Новому очевидцу", который выйдет 16 августа.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены