Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
25.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Поверх барьеров - Европейский выпуск

Редактор и ведущий Сергей Юрьенен

  • Польша после вступления в Евросоюз: новое открытие России 2
  • Вацлав Гавел: экс-президент как писатель, или драма драматурга
  • Год после трагедии в Вильнюсе: Жан-Луи Трентиньян на парижской сцене
  • Издано в Германии: роман, по содержанию постсоветский, по форме набоковский, по национальной принадлежности - кубинский :
  • Живущий в Дании русский писатель Андрей Назаров представит свой копенгагенский литературный семинар,

    после чего мы встретимся с одним из многообещающих семинаристов. Но сначала Барселона.

    9 мая в столице Каталонии открылся и до 26 сентября будет принимать посетителей Всемирный форум культуры и искусств. Что это такое? По телефону - наш корреспондент в столице Испании Аурора Гальего:

    Аурора Гальего: Идея создания международного праздника культур и всех средств интеллектуального и артистического самовыражения под эгидой ЮНЕСКО возникла в 96-ом году, через четыре года после олимпийских игр, превративших Барселону в один из самых привлекательных городов средиземноморья. Жителям Барселоны захотелось добавить к великолепным инфраструктурам новый район города, который бы обеспечил доступ к морю, ранее перекрытый железнодорожными путями.

    Форум открыл король Испании Хуан Карлос. С ним в Барселону приехали королева София и будущие короли Испании принц Фелипе Бурбонский и его нареченная донья Летисия Ортис. Среди именитых гостей на открытии выступил бывший президент Франции Валери Жискар д'Эстен.

    Создание нового района города стоило три миллиарда евро. Бюджет самого форума превышает триста миллионов. Проект финансировали правительство Каталонии, правительство Испании, частные фирмы.

    Перед форумом гигантская мобильная скульптура, в центре как бы из моря возникает земной шар. Называется - "Двигай миром". На прибрежном пространстве - голубой треугольник под названием "Диалоги", в котором зал на 3 500 мест. Конференции, семинары, встречи. На новой эспланаде, скрывшей из виду водоочистные сооружения, проводятся концерты, спектакли, выставки. Представить мировую музыку приглашены Боб Дилан, Стинг, Филл Коллинс, Даниель Баренбойм:

    Первые две недели несколько разочаровали организаторов форума. Посетителей оказалось меньше, чем было куплено билетов. Похоже, только школы и детские сады организовали посещаемость. Испанцы ждут, когда пройдут дожди и холода, нетипичные для этого времени года, а радио и телевидение приглашает к разумной планировке будущих визитов на форум во избежание наплывов толп.

    Но будут ли толпы? Если сам генеральный директор форума Жорди Оливерас не способен объяснить толком, что собственно открылось, что собой представляет барселонский форум - не конференция, не ярмарка, не симпозиум, не выставка: "Трудно определить нечто, что никто до этого не делал, - сказал Оливерас на пресс-конференции открытия. - Я думаю, каждый посетитель сам найдет определение для того, что задумано как набор ценностей и эмоций".

    Один из самых юных посетителей форума ответил проще и точнее: "Это как парк аттракционов, только без аттракционов".

    Из выставленных объектов больше всего понравились испанцам знаменитые китайские воины из терракоты.

    Меньше всего - интеллектуальные дискуссии.

    Что касается музыки - самый большой успех выпал пока обожаемой сейчас во Франции и в Испании англо-индусской певице Сушеле Раман. Тридцатилетняя красавица, дочь пары из Южной Индии родилась в Лондоне, выросла в Австралии. Вполне в духе времени мультикультурности двуязычная Сушела Раман вдохновляется как традиционными, так и современными ритмами.

    Сергей Юрьенен: Уходя на Запад, Польша, похоже, оборачивается к Востоку: Репортаж ведет наш корреспондент Алексей Дзиковицкий.

    Алексей Дзиковицкий: Я иду по одной из центральных улиц Варшавы - улице Маршалковской. Над зданиями торговых центров, рекламными щитами, толпами прохожих и потоками автомобилей возвышается Дворец культуры и науки - дар Сталина Польше. 230-метровое творение прославленного советского архитектора Льва Руднева на протяжении десятилетий для поляков было символом оккупации и сталинского режима. Поэтому на это здание как на произведение искусства никто не смотрел. После победы демократии в Польше разгорелась горячая дискуссия - сносить дар Сталина или нет? Тогда решили оставить. А сейчас спросите у молодого поляка - нужно ли сносить дворец? И он посмотрит на вас с недоумением: с какой, мол, стати? То же самое, на мой взгляд, случилось и с русской культурой. Для многих поколений поляков она ассоциировалась прежде всего с принудиловкой, а русский язык был языком оккупанта. Именно поэтому после польской революции 89-го года поляки отвернулись от всего того, что десятилетиями насаждалось с Востока. И потребовалось всего 15 лет свободы для того, чтобы уже по собственному желанию заинтересоваться культурой Пушкина и Достоевского. На улице спрашиваю у 50-летней женщины: наблюдаются ли, по ее мнению, в последние годы рост интереса к русской культуре?

    Женщина: Да, наверняка, так можно сказать. Теперь нам не нужно все это изучать из-под палки, поэтому интерес к русской культуре добровольный, а, значит, и настоящий. Такова натура человека: он сопротивляется всему, что его заставляют делать, даже если это изучение достижений великих культур.

    Алексей Дзиковицкий: Слова варшавянки подтверждают афиши на рекламных тумбах: гастроли хора Александрова, Кремлевский Государственный балет, выставка русского плаката и, конечно же, 49 международная варшавская книжная ярмарка, которая начнет свою работу 20 мая. В этом году Россия - почетный гость этого крупнейшего в восточной части Европы книжного фестиваля. Экспозиция под девизом "Россию открываем заново" займет почти 40% всей выставочной площади. Случай в истории ярмарки беспрецедентный. В Варшаву приедут не только издатели, но и современные российские писатели - Битов, Петрушевская, Радзинский, Гришковец и многие другие. Пройдут выставки, встречи, концерты. Говорит Петр Доброленский, представитель фирмы "Арс-Полуния", который является организатором ярмарки.

    Петр Доброленский: Речь идет об эволюции, о возврате к нормальности. Это нормально, что мы больше интересуемся культурой великой страны. О том, что интерес действительно растет, свидетельствует хотя бы тот факт, что все лучше продаются учебники русского языка и русские книги. Кроме того, Россия и сама заинтересована в своем присутствии в стране, которая уже вступила в Европейский Союз. Заметьте: мы в ЕС только три недели, а в качестве почетного гостя выбрали не какую-нибудь из стран Европейского Союза, а Россию. Да и русским до Польши ближе, чем для других стран ЕС. Можно, конечно, говорить о Прибалтийских странах, но у нас, как мне кажется, другая атмосфера.

    Алексей Дзиковицкий: Ян Забродский, создатель варшавского Центра славянской книги, единственного места в Польше, где представлен широчайший ассортимент российских, белорусских и украинских изданий, подтверждает, что интерес к русской книге растет.

    Ян Забродский: На протяжении 9 лет, как существует Славянский центр, изменилось, может быть, на двести-триста процентов. Наша польская молодежь знает, что в Польше уже надо знать западные и хотя бы один восточный язык. То, что интересует - это учебники по изучению русского языка для иностранцев, это на первом месте, на втором разные словари русские. И молодежь уже заинтересована писателями современными.

    Алексей Дзиковицкий: По данным Института имени Адама Мицкевича, за последние три года в Польше было издано более ста книг русских классиков и современных писателей. Центр Яна Забродского - организация коммерческая, и дела у нее идет неплохо. А то, что на культуре из России в Польше уже можно зарабатывать, по мнению, Нины Морозовой, директора Центра российской культуры и науки, является доказательством нормализации культурного обмена между странами.

    Нина Морозова: То, что хор Александрова был - тоже по коммерческой линии приезжал и сейчас Кремлевский балет тоже. Это коммерческие структуры, которые даже имеют возможность вот это сделать. Все-таки дают какой-то доход. Потому что денег на государственном уровне все равно нет на это.

    Алексей Дзиковицкий: Стоит отметить, что билеты на варшавский концерт хора Александрова стоили от 40 до 60 долларов и, тем не менее, был аншлаг, билеты даже перепродавали в два раза дороже. Все чаще в польских кинотеатрах появляется современное российское кино. Марина Гуля - учительница русского языка одного из варшавских лицеев.

    Марина Гуля: Буквально несколько недель назад в элитном кинотеатре "Иллюзион", элитном, потому что там показывают фильмы европейские, очень много ретроспектив, фильмы хорошие, фильмы, которые выдержали пробу времени, была неделя русского кино. Был аншлаг, была масса людей. Каждый день показывали по несколько русских фильмов, и люди сидели даже на полу. Все места были заняты, все билеты были проданы. Аплодировали в конце каждого фильма.

    Алексей Дзиковицкий: Марина Гуля отмечает, что русские культурные мероприятия посещает в основном молодежь.

    Марина Гуля: Мне кажется, что растут новые люди, новые ребята, которые как-то не могут Россию ненавидеть только потому, что Россию ненавидело поколение, которое заставляли изучать русский язык. Только для них эта ненависть абстрактна, они не знают, за что они должны Россию ненавидеть. А поскольку наша русская культура очень отличается от культуры западной, это совершенно иное кино, это кино, которому даже говорят, что это элитарное кино, поэтому не всем понятно, тем не менее, здесь растет поколение, которое хочет понять. И поэтому интерес к тому, чего так долго не было, он огромен, особенно среди молодых людей.

    Алексей Дзиковицкий: Вернемся на Маршалковскую улицу, к ее прохожим. 20-летний варшавянин.

    Мужчина: Из моих знакомых никто не интересуется русской культурой. Там, наверняка, есть много интересного, но среди польской молодежи это не пропагандируется. Никто не задумывается, что в России кроме классиков, нефти и Путина может быть еще современная культура.

    Алексей Дзиковицкий: Многие годы в польских музыкальных магазинах предлагался так называемый "вечный комплект" - Высоцкий, Окуджава и Бичевская. В одном из варшавских магазинов мне традиционно предложили Высоцкого. Однако и в популярной музыке ситуация меняется. На днях в Варшаве выступит цвет российских ди-джеев и рэперов. "Откуда вы знаете, кто такой Децл?" - спросил я у девушки, которая покупала билет на их концерт. "Ну как, он же был лицом "Кока-Колы" в России", - сказала она. По-русски, кстати, запели уже и польские звезды. Марыля Родович с песней "Маруся": "Мы летим теперь только на Запад, а мне кажется, кто-то хочет украсть у нас Восток. А ведь французы продолжают любить Россию. Сам Азнавур пел: "Эх, раз, еще раз".

    Сергей Юрьенен: Европейский выпуск продолжит Франкфурт-на-Майне. Издано в Германии. Хосе Мануэль Прьето. "Ливадия".

    Мультикультурную новинку представляет русская поэтесса и немецкий газетно-журнальный обозреватель: Ольга Мартынова.

    Ольга Мартынова: Когда на развороте весенней программы знаменитого франкфуртского издательства "Зуркамп" я увидела обложку романа неизвестного мне кубинского писателя Хосе Мануэля Прьето, на которой были изображены бегущие или танцующие женские ноги под кафешантанно взбитой алой юбочкой, и в качестве названия написано мое любимое слово "Ливадия", я подумала, что это совпадение, что слово "Ливадия" что-нибудь да означает по-испански. Но нет. Издательская аннотация обещала приключения кубинского контрабандиста в неудержимо расползающемся постсоветском пространстве. Тут-то я и закрыла издательский буклет, потому что разнообразной (точнее, однообразной) русской клюквы на мировом рынке много, и от нее кисло. Незаказанную книжку тем не менее прислали, как более или менее постоянному рецензенту, замеченному в интересе к русской и восточноевропейской тематике. И я в который раз убедилась в том, что обложкам и аннотациям верить не следует.

    "Ливадия" несомненно принадлежит к числу самых интересных книг последних лет. Дело даже не в том, что она замечательно написана и тонко выстроена. в ней, даром, что сочинена по-испански, с одной стороны, воплотилась мечта постсоветского литературного бессознательного "усвоить Набокова", написать набоковский роман на материале данной нам в ощущении реальности, т. е. эту вульгарную реальность представить покрытой облагораживающей патиной, а, с другой стороны, требование постсоветского коммерческого сознания затолкать под книжную обложку все газетные новости и уличные страшилки - или наоборот: газетные страшилки и уличные новости: торговлю свихнувшимся на почве глянцевых журналов живым товаром, безудержное воровство, называемое приватизацией, конвульсивно дергающиеся границы, погубленные удобрением ДДТ поля, челночную торговлю и многое-многое другое. Насмотревшись, вероятно, американских фильмов из жизни писателей, русские издатели и критики наивно поверили, что литература берется из жизни, а не наоборот. А может, это неистребимо советское - "жизни" хотели и тогда, только новости и страшилки были другие.

    Жизненный роман Хосе Мануэля Прьето насквозь литературен. Герой сочиняет черновик письма девушке, именуемой инициалом В., которую торговцы живым товаром заманили в Стамбул, отобрали паспорт и поселили в борделе, где она и жила, пока герой ее не спас, т. е. не вывез контрабандой в Одессу. Из Турции они выехали, спрятанные за деньги на корабле "Михаил Светлов", в Одессу попали просто так, хотя и подготовили два варианта перехода границы: подкуп и утверждение, что в Москве принят указ, отменяющий визы как грязный пережиток сталинизма, хаос на советской таможне к этому времени как раз достиг своего апогея. Девушка, разумеется, тут же сбежала в свою сибирскую деревню, откуда стала писать герою письма в Ливадию. Почему Ливадия? Потому что здесь по заказу шведского коллекционера и торговца энтомологическими редкостями герой должен поймать редкую бабочку. Последний раз эту бабочку якобы поймал последний царь Николай II, отдыхая в Крыму накануне Первой Мировой войны. Чтобы у читателя не осталось никаких сомнений в происхождении этого насекомого мотива, герой пользуется определителем "дневные и ночные бабочки Российской империи" В. В. Сирина, изданным в 1895 году в Петербурге. Букинист Владимир Владимирович, у которого герой приобрел сирина, подбирает и посылает ему из Петербурга тома писем, все, какие только может найти, письма Петрарки, Достоевского, Америго Веспуччи, Ницше, Флоренского, Жорж Санд, Моцарта, конечно, мотив "Похищения из Сераля", Оскара Уайльда, - все это нужно герою, чтобы побороть свою эпистолярную робость, автору - чтобы подобрать линзы, через которые можно увидеть сочиненную им историю. Чтобы рассказать о костюме, в котором В. выступает в стриптизе, герой приводит отрывок из письма жены английского посланника при дворе Ахмеда III (начало YIII века) с описанием наряда любимой жены султана. В минуты особенной горечи из-за предательства В. он соглашается с выводами маркиза де Кюстина о русских нравах. Вспоминая о красоте В. и ее товарок по борделю, он разделяет возмущение Николая I де Кюстином, действительно, как можно было написать, что в России нет красавиц. Думая о письмах В., он представляет, как Блаватская фальсифицировала письма духов, только женщина могла вложить в письма такую силу убеждения, впрочем, добавляет он, таковы и послания апостола Павла.

    Несмотря на все вышесказанное о литературных источниках романа, даже, конечно, благодаря этому, книжка дает абсолютно осязаемую картину начала девяностых. При этом написана она так, как будто повествует о событиях тысячелетней давности, что и является тайным определением искомого постнабоковского романа. Что позволило автору заключить в добротную литературную ткань и красную ртуть, таинственный контрабандный товар, которого никто никогда не видел, и очумевших солдат, за копейки продающих всем желающим предметы непонятного назначения, вроде приборов ночного видения или ракетных установок земля-воздух, только удивляющихся, кому эта рухлядь за границей нужна, и достигших полной нравственной индифферентности мужчин и женщин? Вероятно дистанция другого языка. Именно языка, потому что жизненное пространство у нас с вами и у автора "Ливадии" в постсоветское время, в общем, было одно и то же.

    Хосе Мануэль Прьето родился в 1962 в Гаване, приехал учиться в новосибирский вуз, потом двенадцать лет жил в России. Сегодня он преподает русскую историю в Мехико. Когда мы сидели за ужином в кафе франкфуртского литературного клуба, где он читал, точнее его немецкая переводчица читала из "Ливадии", и говорили по-русски с ним и с приехавшим из Саарбрюкена его свояком, с которым он вместе учился в Новосибирске, коротко отвлекаясь: мы с Олегом Юрьевым и свояком Прьето на немецкий, сам Прьето на испанский разговор с соседями по столу - я испытывала то же ощущение, что и при чтении романа: умом я знала: это кубинский писатель и кубинский роман, но на конкретном уровне чтения, а потом разговора я понимала, что он, как и мы - результат того галактического взрыва, который сам он описывает так: "Взрыв от великого столкновения Востока и Запада 1989 года, породивший супернову, планеты и астероиды, разбросал нас по мировому пространству" и что роман его - русский, парадоксальным образом удавшийся в чужом языке русский постнабоковский роман, не удавшийся множеству собственно русских сочинителей, упомянем здесь наиболее, пожалуй, способных Леонида Гиршовича или Олега Постнова.

    Странно, что среди языков, на которые переведена "Ливадия", все еще нет нашего.

    Сергей Юрьенен: Самый интеллектуальный из президентов - так называли Вацлава Гавела. Год с лишним назад чешский драматург сложил с себя бремя власти. Вернулся ли Гавел к перу? микрофон нашему пражскому корреспонденту.

    Нелли Павласкова: Уходя в отставку, президент Чехии Вацлав Гавел часто говорил о своей мечте: отдыхать на воле, много читать, догоняя упущенное, и начать, наконец, писать свое собственное, - заветное, не только речи и выступления. Гавел хотел написать новую пьесу с главной ролью для своей жены актрисы Дагмар, ради него покинувшей сцену.

    За минувший год с небольшим ничего из этого не получилось. Трудно было стать диссиденту президентом республики, но еще труднее оказался процесс превращения президента в "гражданина Гавела" - как любил называть драматург свою будущую, постпрезидентскую роль. Уйти полностью из общественной жизни не удалось, да Гавел этого, вероятно, и не хотел. Он открыл в центре Праги свое бюро, сняв для него несколько комнат в одном из дворцов, принадлежащих его другу и бывшему директору президентской канцелярии князю Шварценбергу, вернувшемуся после революции из Австрии на родину в Чехию. Князь отдал помещения на коммерческой основе, Гавел должен был нанять персонал - и остро встал вопрос о президентской ренте. Парламенту пришлось принять специальный закон. По нему президентам Чехии полагается пенсия сто тысяч крон в месяц и еще какие-то дополнительные средства на содержание бюро.

    Гавел много ездил по миру, приглашения сыпались со всех сторон: надо было получать премии, ордена, выступать в университетах.

    Заботиться о своих трех виллах: в Праге, в северной Чехии и в Португалии.

    В печати он выступал редко, наиболее сильно его голос прозвучал в защиту кубинских диссидентов, брошенных в тюрьмы.

    Так что ни пьесу, ни мемуары Гавел пока не написал. Но на этих днях национальный театр поставил его старую, написанную в 1985 году после выхода из тюрьмы пьесу "Искушение". За постановку взялся известный американский режиссер Чарльз Маровитц. Премьера состоялась на этих днях, но Гавел не смог прийти на нее и занять почетное место автора в золотой ложе. Старый недуг - болезнь легких, заработанная в тюрьмах, свалил его после возвращения из Брюсселя, где он участвовал в празднованиях по поводу вступления десяти новых государств в Европейский Союз.

    спектакль по пьесе " Искушение" прозвучала очень выразительно. К счастью, режиссер Маровитц не пытался ее актуализировать, хотя вначале и грозился, что проведет параллель между злом в социалистическом тоталитарном режиме и структурами крупных транснациональных компаний запада. Художник победил в режиссере политического левака.

    Сам Гавел в предисловии к пьесе в 1986 году писал:

    "Начиная с 1977 года, когда я впервые попал в тюрьму, меня стала время от времени посещать фаустовская тема: она носилась в воздухе вокруг меня. Тогдашнее заключение, хотя и относительно недолгое, я по разным причинам переносил очень тяжело. Я не знал, что делается на воле, и только по газетам следил за яростной травлей нашего манифеста "Хартия 77". Меня обманывали следователи и даже собственный адвокат. У меня было ощущение, что я, один из инициаторов хартии, принес вред многим людям и вверг их в страшные несчастья. Однажды мне в камеру вместо привычного чтения типа "Далеко от Москвы" принесли "Фауста" Гете, а вслед за тем "Доктора Фаустуса" Томаса Манна. Мне снились странные сны, меня преследовали странные идеи. Я чувствовал, что меня - почти физически! - искушает дьявол. Я чувствовал себя в его когтях. И я понял, что спутался с ним. Жизнь показала мне, как можно употребить во зло все, что я писал, не греша против себя и против истины, и настойчиво напомнила - что правда - это не только мысли человека, но и то, при каких обстоятельствах, кому и зачем он их высказывает. Это и есть одна из тем "Искушения". Может быть, эта пьеса открывает какой-то новый путь, может быть, я здесь вновь нашел себя, а может быть, это, напротив, какая-то ретроспектива всего того, чего я достиг, своеобразное подведение итогов или авторезюме".

    Содержание пьесы таково: к доктору Фоустке, научному сотруднику какого-то важного идеологического научно-исследовательского института, руководство которого постоянно дрожит от страха быть обвиненными в лженауке, является в гости маленький, грязненький оборванец, инвалид-пенсионер. Он заявляет Фоустке, что знает о его увлечении магией, сатанизмом и оккультизмом и предлагает ему себя в качестве медиума, советника и помощника. Он знает о докторе все, даже то, что он увлечен и влюблен в молоденькую секретаршу института Маргариту, хотя имеет официальную любовницу Вильму, тоже сотрудницу института. Дирекция немедленно узнает о преступных увлечениях Фоустки, выгоняет Маргариту с работы, а над доктором учиняет суд чести. Фоустка подозревает в предательстве Вильму.

    Но сам он становится официальным доносчиком директора.

    (Фрагмент пьесы "Искушение")

    Самый большой парадокс театрального творчества Вацлава Гавела в том, что некоторые его пьесы перестали звучать в условиях нового режима, за который так долго и бесстрашно боролся их автор. "Искушение" выдержало испытание временем. Может быть, актуальность не потеряна еще и из-за того, что каждый месяц пресса приносит нам новые открытия: в обнародованных списках коммунистической госбезопасности появляются новые и новые имена, тайных агентов-осведомителей, среди них известные актеры, деятели культуры, научные работники, духовенство. Лишь малое число из них доносило по убеждениям, и ничтожное число агентов честно рассказало истории своего падения. В пьесе Гавела речь идет о том, как опасно заигрывать с малым, банальным злом, как опасно искушение вступить в сделку с надеждой обмануть искусителя.

    Вацлав Гавел не мог придти на премьеру своей пьесы в национальный театр. Он болен, а когда поправится, отправится на три месяца в Вашингтон, где ему предоставлена стипендия для работы в библиотеке Конгресса США. Его бюро будет три месяца находиться в этой библиотеке. Гавел мог бы последовать примеру своего коллеги экс-президента Бразилии Фернандо Кардоса, который в библиотеке конгресса написал свои мемуары, вызвавшие фурор в Бразилии.

    Может быть, в Америке Гавел и совершит то, чего от него ждут в его стране.

    Сергей Юрьенен: Европейский выпуск продолжит Копенгаген. Русский писатель и главный редактор русско-датского журнала "Новый берег" Андрей Назаров ведет здесь то, что в советские времена сокращенно называлось лито - литобъединение. Семинар. Посетим. Послушаем.

    Андрей Назаров: Темой очередного занятия, записанного для этой программы, было слово "свеча".

    Ирина Берент: Очень трудно привыкнуть к мысли, что мамы больше нет. Она умерла. Все случилось летней ночью в больнице. Тогда моя жизнь разделилась на "до" и "после". В памяти осталось только одно: в маленькой комнате, где лежало еще неостывшее тело моей мамы, горела свеча. Горела она ярко и спокойно.

    Наталья Литвинова: То, что касается творчества, я с уверенностью могу сказать, что, безусловно, обострилась потребность самовыразиться с того момента, как я покинула родную для себя языковую среду 14 лет назад. Памяти Пастернака.

    От той свечи, давно потухшей,
    Свет согревает и поныне
    Озябшие, слепые души,
    Чей длится путь в земной пустыне.

    Евгений Ярамов: С пацанами в Крыму во время войны мы убегали на целый день в горы и лазали по пещерам. Около входа находили стреляные гильзы, а иногда попадались и патроны, которые мы бросали в костерок, разведенный у входа, и разбегались, кто куда, ложась на землю и прячась за камни. Чем дальше от входа, тем труднее и страшнее было пробираться. Никаких фонариков у нас не было, только небольшие огарочки свечей, унесенных из дома. Однажды я забрался в узкий проход в дальнем конце пещеры и, протиснувшись на несколько метров вперед, оказался еще в одной пещере со свешивавшимися с низкого входа толстыми маленькими сосульками. На полу лежали разваливающиеся картонные коробки с патронами. И я стал собирать одной рукой себе запазуху, держа другой маленький огарок свечи. Через короткое время радость от найденного прошла. Как бы очнувшись в еле прозрачной из-за влажности воздуха глубине пещеры, я увидел, что на моей ладони догорает свеча, фитиль которой за мгновенье до смерти пламени был похож на маленькую пиявку, присосавшуюся к линии жизни.

    Георгий Королев: Мимо нас несется мир, который мы не можем остановить, как и себя не можем остановить. Приходится выслеживать себя, по пятам своим собственным идти, пытаться сочинить, сочинять, это как раз выслеживать себя, и тем самым спасать себя не как биологическую особь, а как мыслящее существо, оставить себя на бумаге.

    Андрей Назаров: Мне остается добавить, что семинар издает литературно-общественный журнал "Новый берег", открытый для авторов, пишущих по-русски, как в России, так и по всему миру.

    Сергей Юрьенен: Европейский выпуск продолжит беседа с одним из семинаристов Андрея Назарова. 26 лет, студент копенгагенского университета, автор двух сборников стихов. Поэтическое имя - Виктор Максимов, в миру Максим Борозенец. Национальная принадлежность, можно сказать, европеец. Судите сами:

    Максим Борозенец: Как 13-летний подросток я сформировал только половину своей личности на базе русскоязычной советской культуры. И эту половину вывезли на экспорт в Данию. Там датский язык и культура хлынули в мою лакуну. Русский язык оказался под угрозой в чужой стране, и я сделал сознательный выбор, всеми силами попытавшись сохранить в себе привезенный с собой культурный багаж. Не знаю, что на это повлияло, но я выбрал русский язык как свой первый приоритет, за что вынужден до сих пор платить акцентом во всех моих других языках, в том числе и в языке моего королевства, которое я считаю, если не второй родиной, то, несомненно, домом.

    Сергей Юрьенен: Как вы взялись за перо?

    Максим Борозенец: Я оказался в незнакомой стране. Единственными моими друзьями долгое время была только книги. Их я читал, читал, пока не дописался. Я долгое время был администратором сетевого ресурса "Аптечка библиомана", куда я помещал свои любимые произведения. Даже теперь, когда мой интернетный энтузиазм поубавился, "Аптечка" остается известным, часто посещаемым сайтом.

    Сергей Юрьенен: Максим, в прошлом году из Киева вы привезли тираж своей второй книги под названием "Супер-Земля". Первая, которая называлась "Вектор жизни", уже вышла в Киеве в 98 году. Обе книги представлены были Андреем Назаровым. Пишете вы в Дании, издаетесь в Украине. Где ваши читатели?

    Максим Борозенец: В первую очередь в Дании и в Украине. Книга, разумеется, минует массового читателя по разным пунктам. Здесь и отсутствие рекламы, сам немассовый характер того, что я пишу. Первый потребитель - это узкий круг моих верных читателей, в благодарность кому я вообще издаю свое творчество в переплете, иначе мне это не нужно. Через все расходится в более широкие круги. Например, месяц назад я получил коллективное письмо от студентов киевского иняза, несколько потоков которого, как выяснилось, читают меня взахлеб. Потом я узнал, что от меня в восторге оказались в Киеве один хлебозавод, одна поликлиника, юридический отдел "УкрТелекома" и так далее. Приятно видеть, как это развивается в современном литературном поток, который вот-вот впадет в литературный океан.

    Информационная свобода, как я думаю, оборачивается беспределом графомании. В Дании энтузиазм послабее. Русская диаспора не так многочисленна и поэтому не так голодна. Был такой смешной случай: понес я как-то пять экземпляров своей книги на реализацию в русский магазин в Копенгагене. Его армянские владельцы оценили книгу на вес и сказали: "Маловато будет, много не дадим". Мои попытки донести до них, что одно слово поэзии стоит ста слов прозы, увенчались тем, что мне накинут пару крон, если я возьму продуктами из ассортимента магазина. В итоге за свои пять книг я получил палку вареной колбасы, копченую скумбрию, килограмм гречки, пустив в силу все свои торгашные способности, пачку пельменей.

    Сергей Юрьенен: Довольно щедро.

    Максим Борозенец: Как сказала моя мама, это была лучшая сделка в моей жизни.

    Сергей Юрьенен: Максим, а лицом к лицу с читателем приходится встречаться в Дании?

    Максим Борозенец: Да, у меня был авторский вечер, который прошел во втором по величине городе Дании, городе Орхусе. Туда пригласила русская диаспора. Надо сказать, что публика состояла из русских жен датских мужей, когда им сказали, что приедет молодой поэт с необычной русской поэзией. Слово за слово я нашел общий язык. Пишу я верлибром, то есть свободным стихом, который вдруг сам начал у меня складываться из первых рифмованных проб. В первое время я совсем не знал о русских верлибристах, читая в основном русскую классику и современных датским поэтов. Первые мои стихи были написаны громоздким величественным стилем, навеянным Державиным и Баратынским. Постепенно переросло в то, чему я сам не могу найти аналогов в современной свободной поэзии. Это верлибр, как я понимаю, основанный на образных рефренах, на обыгрываемых повторах деталей, своего рода переведенная в семантический ряд рифма. В этом потоке я чувствую себя как рыба. Это главный, но не единственный продукт моей мультикульутрности. У нас в Копенгагене существует музыкальная группа "Парацефаль", созданная бывшими участниками московской группы "Амнистия". Музыку сложно детерминировать. Самый удачный ярлык от критиков был "Готик Индастриэл". Ближе всего к группам "Лайбах" и "Рамштайн". Тексты - стилизация под агрессивное средневековое христианство, с тамплиерами, крестовыми походами. Поэтому тексты по-немецки и на латыни. И я был автором многочисленных песен, так как немецкий знаю из гимназии, а латынь выучил сам, осуществив просто мечту своего книжного детства. "Парацефаль" популярен в первую очередь в Скандинавии и в Германии, чуть меньше в Англии. Немножко начинает простираться в Восточную Европу.

    Сергей Юрьенен: Среди какой публики?

    Максим Борозенец: Среди обычной публики можно обнаружить и паков, и нацистов, которых никак не смущают религиозные тексты. Кроме того, у меня есть много опытов перевода с датского на русский и наоборот, как своего творчества, так и чужого, в первую очередь поэзии.

    Сергей Юрьенен: В перспективе вы предвидите появление датского читателя у вас?

    Максим Борозенец: Это одна из моих целей. Я ее раньше не преследовал ревностно только потому, что считаю, что настоящий читатель живет в русскоязычных странах, где литература считается священной, где писатели всегда воспринимались как учителя жизни. Туда я направляю свое усердие. Но уже пришла пора знакомить с моим творчеством и приютивший меня народ, которому я немало в этом творчестве обязан.

    Сергей Юрьенен: У нас напоследок, может быть, вы прочитаете что-нибудь из последних стихотворений?

    Максим Борозенец: Я прочитаю стихотворение, которое написал, пребывая в Праге, матери европейских городов, как я ее ощущаю. Стихотворение называется "Европе".

    Купи, купи мои слова,
    Слова моей любви.
    Пока тебя опять не похитил
    Какой-нибудь Шпенглер,
    Замаскировавшись
    Под похотливого мифологенного быка
    Купи слова моей любви
    Со скидкой, оптом, по уценке,
    Чтобы оправдать террор моей страсти
    Во всех твоих столицах,
    Во всех твоих храмах,
    Во всех твоих телеканалах,
    Во всех твоих языках.
    Купи любви моей слова
    По чеку, кредит-карте, кешем,
    Чтобы быть спонсором
    Фотографии безумия,
    Отразящую твои очертания
    Из древнего белого мрамора,
    Во чреве которого спит
    Маленький современный бог.
    Купи слова любви моей,
    Купи мои слова, купи.
    Купи смех твоего последнего ангела,
    Душа которого стала купюрой
    В железном сердце твоего банка.
    Улыбка которого стала маркой
    На железном лице твоей пивной банки.
    Купи, купи плач твоего первого космонавта,
    Который вознесся над тобой туда,
    Где время и пространство
    Взаиморазлагаются в континуум нефти
    И теперь молча нависает своей ракетой
    Над твоей сонной тушей,
    От которой отходят воды,
    Проторенными топографическими тропами.
    Буква за буквой к истокам алфавита.
    Азии, Африки, Америки,
    Австралии, Антарктиды, Атлантиды.

    Сергей Юрьенен: Как выжить, как жить после утраты дорогого человека? Год после трагедии в литовской столице Жан-Луи Трентиньян на парижской сцене: Дмитрий Савицкий:

    Дмитрий Савицкий: Он сидит на авансцене за столом, карандаш в руке, открытая тетрадка. Сцена утопает во мраке, и лишь одна-единственная лампа освещает его лицо. Театр называется "Мадлен". На сцене актер, известный всему миру - Жан-Луи Трентиньян. Где-то за ним в темноте аккордеонист и рядом виолончелист. Втроем они исполняют стихи Вильгельма-Альберта-Владимира-Александра-Аполлинария Костровицкого, сокращенного префектурой полиции до Гийома Аполлинера. Жан-Луи Трентиньян читает стихи Аполлинера не для того, чтобы забыть смерть дочери Мари в Вильнюсе первого августа прошлого года. Он читает стихи Аполлинера не для того, чтобы занять себя работой, отвлечься. Он читает "Песнь несчастного в любви", потому что он несчастен в любви, потому что его дочь Мари была его любовью.

    "В хмуром Лондоне ночью туманной проходимца я встретил, похож на любовь мою был он, и странный взгляд мне бросил, поверг меня в дрожь, от стыда я страдал как от раны". В академическом издании Аполлинера "Песнь несчастного в любви" соседствует с "Мостом Мирабо", с обещанием того, что печаль пройдет и снова радость придет. Вот архивная запись, на которой сам Аполлинер читает "Мост Мирабо".

    "Печаль пройдет и снова радость придет". Придет ли вновь? Это вряд ли случай Жан-Луи Трентиньяна. Актер растил дочь с особой бережливостью. "Но что я мог сделать, как защитить эти жидкие кристаллы?" - спрашивает он. В 14 лет Мари присылала ему кассеты с наговоренными стихами. Он посылал ей свои. "Не знаю, любишь ты меня как прежде или нет. Протяжный стон трубы наполнил сумрак зыбкий. Смотрю на фотографию твою, и мне в ответ ты улыбаешься немеркнущей улыбкой. Теперь я о тебе не знаю ничего. Жива ты или нет?".

    Он всегда был хрупким, невысокого роста, худым и хрупким, воспаленным. На похоронах Мари он выглядел глубоким стариком, а ему всего лишь 73 года, по нашим временам возраст терпимый. Сын богатого промышленника из Пиолент, что на юге страны, он собирался стать юристом, учился в университете Прованса, но в 50 году в 20 лет уже попал под свет софитов. Его считали бездарностью, пока Роже Вадим не перетащил его в кино. Есть странная параллель между ним и Смоктуновским. Вы не замечали? Жан-Луи Трентиньян тоже - и Гамлет, и идиот. "О Лу, моя печаль. О Лу, мое страданье. Как смутный рок вдали мне голос твой звучит, и звезды глаз твоих теряются в тумане, и все труднее мне их отыскать в ночи. Целую прядь волос, твоей любви залог, сокровище, что мной так бережно хранится. Все дальше голос твой, все тише, тише рок. И перевернута еще одна страница".

    Он говорит, что ему наплевать на то, сколько лет получит Бертран Канта, убийца его дочери, ее любовник, 10, 15 или 8. Он не верит Канта, что Мари принимала наркотики, он верит в то, что сказала Бертрану, что уходит от него. Кто поверит, спрашивает он, что 49 килограммов Мари могли угрожать 85 кг рок-певца? Мы запомнили Трентиньяна в фильме Вадима "И Бог сотворил женщину". Сначала Бриджит Бардо, ББ, а потом его - молодого Жана-Луи с блуждающей улыбкой. Героем он стал лишь в фильме Люлюша "Мужчина и женщина".

    В ту эпоху в 66 году мы не знали, что в его семье было несколько чемпионов-автогонщиков. Но гонки кончились, осталась эта тьма за стеной и невидимая музыка. По-французски нельзя сказать "он читает стихи", по-французски это называется "он говорит стихи".

    Жан-Луи Трентиньян говорит стихи, говорит стихами Аполлинария Костровицкого, обращаясь к Лу, обращаясь к Мари: "Прощай, о Лу, прощай. Слезами взор мне застит. Тебя я не увижу никогда, между тобой и мной раскинулось ненастье".


    Другие передачи месяца:


  • c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены