Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[16-07-02]
Кавказ и Центральная Азия - Кавказские хроникиРоссийские правозащитники отказываются обсуждать с властью проблемы Чечни. Чеченских беженцев пытаются вернуть на территорию республики любой ценой. Первый чеченский художественный фильм поставлен в ГрузииЮрий Багров: Несколько правозащитных организаций - "Мемориал", Московская Хельсинкская группа, Общество российско-чеченской дружбы, чеченский Комитет национального спасения - приняли решение прекратить переговорную деятельность с российскими властями в Чечне. Диалог между властью и правозащитниками по проблемам соблюдения прав человека в Чечне начался полгода назад. Такая договоренность была достигнута в ходе Гражданского форума в ноябре прошлого года. Регулярные встречи, на взгляд правозащитников, в первое время способствовали улучшению ситуации с правами человека на Северном Кавказе, но затем они превратились в пустую формальность - и даже, как считает руководитель центра "Мемориал" Олег Орлов, стали вредить правозащитной деятельности. По мнению Орлова, власти попытались превратить правозащитников в ширму, за которой можно было продолжать пагубные для чеченцев спецоперации. Олег Орлов: "Зачистка" происходит в Цецин-Юрте, мы сначала говорим - массовые нарушения. Первая реакция: этого не может быть; вторая реакция: возбуждаются уголовные дела - значит, они признают нарушения против мирного населения; а третья ступень - эти уголовные дела приостанавливаются за невозможностью найти виновного. И так - на каждой "зачистке". Мы хотели от ФСБ получить сведения о том, что они делают, чтобы эта практика прекратилась? Невозможно получить ответ. Мы предпринимаем меры, какие - мы вам не можем доложить. Зачем тогда эти встречи? От имени практически всех организаций написали это наши сообщение, все с нами солидарны. Мы - за диалог с властью, потому что мы считаем, что наша цель - добиться не просто обличения власти. Зачем? Мы хотим достичь конструктивного результата, мы хотим, чтобы гражданское население прекратило страдать, мы хотим, чтобы армия прекратила разлагаться. Мы хотим, чтобы, в конце концов, федеральные силы и армия и милиция выполняла приказы своего командующего. Хотим каких-то конструктивных результатов. Поэтому мы - за диалог с властью. Тот диалог, который пошел, фактически не является диалогом, фактически власть проявила нежелание и неготовность к честному и конструктивному диалогу с представителями общественности, коими мы себя считаем. Поэтому мы прекращаем свое участие в этих встречах в том режиме, в каком они есть. Мы оставляем за собой право апеллировать к администрации президента и правительства, как структуры, которые являются организаторами Гражданского форума, и дальше - дело за властью. Если власть здесь, в Москве, заинтересована в улучшении ситуации на Северном Кавказе, если она заинтересована реально, как это говорили на Гражданском форуме, в диалоге с общественностью - значит, будут какие-то ответные шаги, конструктивные шаги со стороны высших органов власти, о которых я сказал. Если окажется, что такой заинтересованности в конструктивном взаимодействии нет, - тогда, к сожалению, мы вынуждены констатировать, что наш диалог прекращается в таком виде, как он был, вообще. Юрий Багров: Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева считает, что российские власти перестали считаться с некоторыми рекомендациями Гражданского форума, но это не значит, что правозащитники должны сложить руки. Людмила Алексеева: Рекомендации, которые президент дал на Гражданском форуме вроде бы всем министерствам и ведомствам - сотрудничать с общественными организациями, постепенно замирают не только в Чечне. Но Чечня - это особая статья, потому что там, как говорится, время не терпит. Время - это человеческие жизни. Ведь каждая "зачистка", после того, как с такой легкостью военные не выполняют приказ своего командующего, приказ № 80, и каждая "зачистка" - это человеческие жертвы. Ни в коем случае нельзя использовать нас как ширму. И нужно публично говорить о тех сложностях, которые у нас есть в общении с властями. Но мы не можем себе позволить не использовать даже малые возможности, которые у нас сохраняются для общения с властями, потому что от этого человеческие судьбы зависят, и не только в Чечне. Юрий Багров: Татьяна Касаткина, представитель правозащитного центра "Мемориал", воочию убедилась в противоправных действиях российских властей в Чечне в отношении мирного населения. Татьяна Касаткина: Мы были в Знаменке, это - Чечня, там находились два больших лагеря - "Южный" и "Северный"; они были одними из самых первых лагерей, которые были построены на территории Чечни. И, в общей сложности, там было более пяти тысяч человек. Мы как раз были в "Южном" в тот момент, когда эвакуация этого лагеря уже прекращалась, там осталось триста человек, и мы видели, как это происходит. Все боятся переезжать, и первый вопрос, и первое у людей желание, почему не хотите ехать, - это безопасность. И это понятно. Но уже люди плюнули и на это, ведь в палатках жить безумно тяжело, финансирования нет, палатки протекают. И уже, наверное, еще одну зиму людям жить безумно тяжело и, конечно, хочется домой. Строится 111-е общежитие в Старопромысловском районе, эти триста человек были все, в основном, из Старопромысловского района. И они говорили: строится общежитие, мы можем дать вам расписку, что мы сразу же поедем туда. Нам ближе к дому, мы будем жить в общежитии, и стараться восстанавливать свой дом. Казалось бы, логично. А представители администрации, которые были там, они присутствовали при эвакуации жителей, говорили таким образом: да, это общежитие будет отремонтировано буквально через месяц, почему не подождать? Есть приказ увозить людей. В пять утра приходят сотрудники МВД в палатки. Вы помните 44-й год - депортация чечено-ингушей с территории постоянного проживания? Прекратились продовольственные пайки для живущих в этих палаточных городках. Им говорят так: вы можете не переезжать, это ваше право, абсолютно добровольно, но мы демонтируем лагерь, газа и электричества уже не будет, мы снимаем охрану, а вы знаете, там - наркоманы, и они очень хотят посетить ваш лагерь. То есть люди находятся в постоянном состоянии стресса - это люди, которые пережили бомбежки, зачистки и которые пришли искать какого-то крова и какого-то нормального жилья. Люди и так издерганы, так на них еще давят, прессуют. Весь лагерь "Южный" был переселен, это, в основном, поселок Мичурино около Ханкалы и 119-е общежитие на улице Маяковского, некоторое количество туда, очень маленькое - попало. Три года люди жили в лагерях, там много мужчин и молодых людей. Они приезжают в Грозный. А где ты был эти три года, в горах был? У них нет справки, им не дают справки о том, что они были в лагере временного размещения. Юрий Багров: Российские власти с сожалением восприняли решение ряда правозащитных организаций о прекращении переговорной деятельности в Чечне. По мнению информационного управления президента России, диалог в Чечне был не бесплодным, подтверждением чему стал приказ № 80 командующего российской группировкой войск. В информационном управлении выразили надежду, что диалог возобновится. Руководство Чечни утверждает, что процесс восстановления республики идет успешно. Об этом на прошлой неделе вновь заявил журналистам глава правительства республики Станислав Ильясов. Станислав Ильясов: Сегодня нет проблем, чтобы не выполнить те объемы, которые прописаны в федеральной целевой программе. Если раньше у нас было очень много столкновений с военными, то сегодня практически нет таких проблем на блокпостах. Вышло постановление правительства, имеем разрешение на растамаживание грузов уже на территории Чеченской республики. Да, есть вопросы, связанные с безопасностью; видимо, долго еще будут. Есть поручение президента Российской Федерации, до конца года будут постоянные отделы милиции. К этой работе будет привлекаться местная молодежь, которая будет проходить особый отбор, и такая работа проводится. 80% преступлений происходят ночью и, в основном, носят криминальный характер. И сам Грозный сегодня изменился. Если, когда мы пришли в Грозный чуть больше назад, там человека, машину увидеть - это было диво, то сегодня - как муравейник. В городе проживает более двухсот тысяч, в республике проживает сегодня ориентировочно 850 тысяч человек. Это о чем-то говорит, когда около полутора лет в республике проживало чуть больше пятьсот тысяч. Люди сами приезжают, они не ждут нашей помощи. Полтора года республика в дыму вся была, все в гари было, все дымилось, горело, а сегодня нет ни одной скважины горящей. Я вам честно скажу, в городе Грозном даже комаров не было прошлой весной, сегодня комары - экология, значит, тоже изменяется. Сколько техники мы привели в республику, автобусы ходят, дороги ремонтируются. Нефтяники пять тысяч тонн нефти добывают в сутки. Строится ТЭЦ, хорошая тоже новость. Вчера буквально в республику прибыл котел на ТЭЦ. Сегодня формирование программы будущего года - федеральной целевой. И если мы раньше делали с колес, то мы прошлый год, конец года, это первое полугодие проработали по всем направлениям проекты и концепции, программы они приняты на заседании правительства Чеченской республики. У нас 200 тысяч школьников, 170 тысяч пенсионеров. Это же серьезные цифры. 20 тысяч у нас студентов в республике. 10 тысяч детей за сезон отправлены на Черное море купаться к воде. Полностью мы планируем где-то 60 тысяч детей отправить на отдых. Юрий Багров: Станислав Ильясов считает, что настала пора всех чеченских беженцев вернуть на территорию республики. Станислав Ильясов: Эта работа сложная, там около 20-ти тысяч находится сегодня. Но у нас уже в городе Грозном имеется более пяти тысяч мест, начато строительство быстровозводимого жилья, это сборные щитовые дома. Я думаю, что есть сегодня хорошая перспектива всех вынужденных переселенцев забрать с территории Ингушетии. Вы знаете, там сегодня президент другой, обстановка сегодня налаживается. Вопрос, в основном, был по безопасности, по рабочим местам, всегда беженцы ставили две основные проблемы. По безработице я хочу дать вам информацию: сегодня в Грозном уже висят объявления, требуются на работу, в основном - на восстановление объектов социальной направленности, жилья. Мы стали выплачивать пособия по безработице. Если раньше платили 100-150, то сегодня меньше чем 450 рублей никто не получает. На сегодняшний день получают это пособие 93 тысячи человек. В бюджетных организациях работают более 60-ти тысяч человек, это гарантированная зарплата. И здесь вынужденным переселенцам огромная помощь. И сегодня, что возвращаться нельзя, нет работы, этот вопрос отпал. А то, что касается безопасности, куда мы переводим, это, в основном, пункты временного размещения, они все охраняются круглосуточно. И у нас пока не было случаев, чтобы в пунктах временного размещения был какой-то инцидент. Юрий Багров: Наш постоянный автор Амина Азимова, проживая в Грозном, имеет возможность воочию наблюдать за процессом возвращения беженцев и так называемыми "восстановительными работами". Амина Азимова: В первых числах июня число вернувшихся в Грозный беженцев пополнилось двумя пожилыми женщинами, актрисами чеченского драматического театра имени Нарадилова Нелли Хаджиевой и Раисой Гечаевой. В начале войны они бежали из горящего Грозного и обосновались в Нальчике, в одном из лагерей для беженцев из Чечни. Однако к началу нынешнего лета несколько десятков человек, в том числе и актрисы Хаджиева и Гечаева принудительным образом были возвращены в Чечню в якобы благоустроенный специально для них жилищный комплекс в городе Гудермес. На поверку же жилищный комплекс оказался наспех - и, как водится - плохо отремонтированным общежитием с крошечными каморками на семью, без воды и периодически без газа и света. Особенное умиление у возвращенных на родную землю беженцев, похоже, должен был вызвать тот факт, что во всех комнатах их приезда дожидались детские кровати, размером даже меньше, чем купейные полочки. Неудивительно, что после такого переселения одна из старейших чеченских актрис, заслуженная артистка Российской Федерации Нелли Хаджиева - предпочла вернуться в Грозный, в свою полуразбитую квартиру в актерском доме, тем самым пополнив статистику руководства Чечни. Подавляющее большинство из тех, кто, по оптимистичным рапортам чеченских властей, якобы добровольно возвращаются в Грозный или другие районы республики, приезжают в Чечню только потому, что в местах временного проживания, будь то Ингушетия, Кабардино-Балкария или Москва, их специально ставят в такие условия, когда дальнейшее пребывание там становится либо невыносимым, либо невозможным. В Нальчике это - выселение из общежитий или гостиниц, в Ингушетии - прекращение оказания гуманитарной помощи беженцам в частном секторе, а в Москве и вовсе охота на так называемых "лиц кавказской национальности". В Грозном сегодня действительно очень много людей и не намного меньше, чем до начала войны. Иногда даже задаешься вопросом - где же эти люди живут, если весь город в руинах, а восстановление жилья, если и ведется, то такими темпами, что рассчитывать на него может только клинический оптимист. Ответ отчасти в том, что большинство людей приезжают в Грозный из других сел и районов Чечни. Приезжают по утрам, кто на работу, кто на учебу, но в основном - на грозненский рынок. Именно рынок, а не государственные учреждения и восстановительные бригады, как заверяют власти республики, является сегодня основным местом работы и источником дохода жителей республики. Есть в Грозном в центре города и биржа рабочих. Ранним утром сюда в поисках работы приходят люди, от спившихся люмпенов до высококвалифицированных специалистов. Но вряд ли это следует рассматривать как еще один атрибут налаживания мирной жизни, просто этим людям необходимо каким-то образом выживать, кормить семьи, а рабочих мест в Чечне как не было, так и нет. В многочисленных строительных организациях, которые занимаются восстановлением города больше на бумаге, чем на месте руин, прием на работу строго ангажированный, среди своих надежных и молчаливых знакомых. Кстати, в Грозном немало людей, жилье которых больше пострадало от восстановителей, чем от войны. Не секрет, что строители предпочитают работать в первую очередь с частично разрушенными, подлежащими косметическому ремонту домами, а не с развалинами. Так вот, в одном из таких домов, лишь слегка раненом войной, на площади Дружбы народов в Грозном проживает моя знакомая Роза Магомадова. Вернувшись в Грозный после месячной отлучки, она обнаружила на месте своей железной входной двери какую-то деревянную, крашенную в казенный голубой цвет дверь, еле-еле державшуюся на единственном замке. Внутри квартиры ее ждала не менее любопытная картина. Вместо дорогого паркета - драный линолеум на полу, кафель в ванной заменен на дешевую плитку все того же голубого цвета, вместо сохранившихся даже через две войны газовой плиты, раковины и ванны - ужасные отечественные аналоги. На ужас и возмущение хозяйки квартиры рабочие заявили, что они ничего не знают о местонахождении изъятых вещей, а сами они действовали согласно инструкции. "Возможно, ваши вещи до сих пор валяются где-то во дворе", - даже предположили они. Лишь год назад в городе не было ни одного из семейства маленьких летающих вампиров. Если исходить из этого принципа, наверное, довоенный Грозный был просто эталоном безупречной экологии, тогда от комаров просто не было отбоя. Юрий Багров: На Северном Кавказе продолжают ликвидировать последствия разрушительного наводнения. В пострадавших горных селениях Северной Осетии дальнейшее проживание невозможно. Об этом заявили руководители Южного федерального округа и республики Северная Осетия Алания. Тимур Канатов: Власти Южного федерального округа и Северной Осетии приняли решение о переселении жителей, наиболее пострадавших в результате наводнения населенны пунктах. Таких в этой республике оказало немало. Значительно пострадали горные селения и поселки в Алагирском и Куртатинском ущельях. Полномочный представитель президента России в Южном федеральном округе Виктор Казанцев прилетел в Алагирское ущелье Северной Осетии сразу после заседания Совета безопасности России, на котором, по всей видимости, и рассматривался этот вопрос. Местным жителям Виктор Казанцев пообещал, что процесс переселения с гор на равнину начнется в ближайшее время. Первыми покинуть исконные места должны жители горняцких поселков Садон и Галон. По оценкам экспертов, эти поселки разрушены на 90%. Власти Северной Осетии называют проблемы ликвидации последствий стихии своей главной задачей. Видимо, чтобы лучше убедить в этом население, они обещают рассмотреть нужды каждой пострадавшей семьи в отдельности. Горцам предлагают продать свое жилье, точнее то, что от него осталось, но еще непонятно, кому потребуются эти развалины. После всего этого людям придется начинать новую жизнь на равнине. Но, несмотря на это, жители горняцких поселков с радостью восприняли решение о переселении на равнину. Жизнь в горах становится все тяжелее и без природных катаклизмов. Горы фактически заброшены, горнодобывающий комбинат, ранее дававший основные заработки в этих местах, влачит жалкое существование. Некогда нашумевшая программа местного правительства "Горы Осетии", утвержденная в середине 90-х годов чуть ли не в Кремле, превратилась в жалкую бумагу. Чиновники не могут сказать, куда подевались деньги, выделенные на ее реализацию. Местные жители говорят, что в горах следы реализации программы не видны. А теперь водяной поток снес и то, что было построено из производственных помещений раньше. Рудники превращены в бесполезные шахты, затопленными оказались первые этажи почти всех жилых строений в поселках. Из 900 проживающих здесь человек эвакуированы триста. Селевые потоки уничтожили временную дорогу, соединяющую горняцкие поселки с районным центром. Это значит, что продовольствие сюда будет доставляться по воздуху. Однако жителей горных поселков Алагирского ущелья Северной Осетии в последние дни озадачила позиция местных районных властей. Они, в отличие от руководства федерального округа и республики, заявили о намерениях восстановить разрушенные стихией рудники и заново наладить здесь жизнь. Люди считают, что это полностью перечеркивает планы по их переселению на равнину. В подобных ситуациях ближе к истине часто оказываются местные власти, ведь именно им поручают в итоге озвучить непопулярные решения, к тому же именно они имеют более четкое представление о возможностях государства в таких непростых акциях, как переселение больших групп людей на значительное расстояние. Юрий Багров: Грузия вновь доказала, что сегодня остается кинематографической столицей Кавказа. Здесь снят первый чеченский художественный фильм. Картина рассказывает о второй военной кампании на Северном Кавказе. Юрий Вачнадзе: В советские времена партийные бонзы к месту и не к месту повторяли коммунистический постулат об интернационализме и дружбе народов. Истинную цену этому постулату мы узнали лишь сейчас, наблюдая за событиями в посткоммунистическом пространстве. Чечня, Приднестровье, Абхазия, Карабах, заминированные транспаранты с антисемитскими лозунгами, охота за лицами так называемой "кавказской национальности" в России и так далее, и так далее. И все же нельзя не признать, что во многих нынешних этноконфликтах чувствуется явный политический привкус. Нужна большая мудрость, чтобы отделить истинное от привнесенного. И вот парадокс: зачастую именно ненавистные многим "лица кавказской национальности" показывают пример подобной мудрости. Несмотря на то, что чеченские и другие северокавказские боевики (именно боевики) воевали во время вооруженного грузино-абхазского конфликта на стороне абхазов, Грузия приютила у себя несколько тысяч чеченских беженцев и оказывает им материальную и моральную помощь. Сохранились и традиционные культурные связи между Грузией и Чечней. Особая роль в них, надо сказать, принадлежит грузинскому государственному Институту театра и кино. Вот что говорит об этом проректор института, профессор Гоги Дулидзе. Гоги Дулидзе: Эта славная традиция нашего института берет свое начало еще в творчестве выдающегося грузинского мастера Ахметели, который еще в 30-е годы послал Чхартишвили в Чечню работать. Два года он там работал, восстановил драматический театр. С тех пор, как наш институт стал еще кинематографическим, до 92-го года это был лишь театральный институт. Приехали наши друзья-коллеги из Чечни Ахмет Сакаев, министр культуры, мой ближайший друг, попросили чтобы как-то восстановить нашу традицию, приняли группу чеченцев, которой с начала тех лет руководит Буба Хотевари, известный наш режиссер и педагог. До этого у нас была литовская группа, потом были еще из Мюнхена. Представляете, человек оканчивает мюнхенскую киношколу и на стажировку приезжает к нам? Или - люди из Турции или из Австралии. Десять лет группа у нас работает, в прошлом году один уже окончил, сделал первый художественный фильм, только это было на видео. А сейчас уже так получилось, что мы можем гордиться, что мы помогли нашим студентам сделать первый чеченский художественный фильм. Юрий Вачнадзе: Говорит дипломант кинофакультета, автор сценария, режиссер и исполнитель главной роли первого чеченского художественного фильма Мурат Мазаев. Мурат Мазаев: С начала учебы в институте на нас была ответственность, Ахмед Закаев нас послал именно потому, что у нас не было специалистов в области кино, поэтому на нас лежала ответственность как вообще будет зарождаться чеченский кинематограф. За время учебы, я должен отметить, что к нам очень было теплое отношение в институте, никогда по каким-либо причинам нас не притесняли или не делали еще что-то, что бы составляло нам неудобства, наоборот, например, как Гоги Далидзе занимался не только проблемами нашей учебы, но и проблемами нашего быта. В конце прошлого года я решил снять художественный фильм. Это, в принципе, была дипломная работа, которую я должен был снять, чтобы получить диплом. Сценарий фильма я написал о второй чеченской войне. Во-первых, мне это было наиболее близко, поэтому я вряд ли смог бы снять что-то другое. Во-вторых, я чувствовал какую-то ответственность перед своим народом, который продолжает погибать в Чечне, и хотел показать в этом фильме то, что там на самом деле происходит, - и через кино, чтобы это мог увидеть весь мир. После того, как я приступил к работе, я вначале даже не думал, на чем его снимать, не было разницы, но потом, разговаривая со своими коллегами, знакомыми, я понял, что если это первый чеченский кинофильм, то будет лучше сделать его на профессиональном уровне, насколько это возможно, и поэтому мы уже ориентировались на более серьезную работу. После того, как я написал сценарий, месяцев семь у меня не было средств снимать этот фильм. Я работал с актерами, я нашел актеров и работал с ними. Юрий Вачнадзе: Кто эти актеры - они профессионалы или непрофессионалы? Мурат Мазаев: Все женские роли в фильме исполняют грузинки. Одна из них является профессиональной актрисой, а роль невесты играет студентка нашего института, она на третьем курсе сейчас, роль сестры играет тоже грузинка, но она не профессионал. Женские роли у меня играют грузинки, одна из них вообще не профессионалка; можно сказать, я просто нашел и подготовил к съемкам этого фильма. А вот роль матери играет профессиональная актриса Нино Коберидзе, роль невесты играет Нато Гулешвили, она студентка данного театрального института. Мужские роли исполняют все чеченцы, часть из них являются беженцеми, часть являются кистинцами, жителями Грузии. Это, в основном, студенты. Роль российских солдат пришлось попросить сыграть тоже грузин, потому что все чеченцы как-то, у них, видно, были психологические барьеры, никто не захотел играть русских солдат. Был большой период подготовки, я знал, что финансирование будет очень ограниченное, и поэтому мне нужно было максимально подготовить людей, чтобы не было дублей или их было очень мало. И поэтому у меня на подготовку ушло месяцев восемь, а сами съемки у нас заняли две недели в Панкисском ущелье. В Панкисском ущелье мы решили снимать, потому что там не нужно было дополнительных декораций создавать, это очень похоже на предгорную часть Чечни. Там было у нас очень много знакомых, беженцев из Грузии, которые вещи делали бесплатно, предоставляли свои дома, какой-то инвентарь и так далее. Юрий Вачнадзе: Скажите, не было каких-то, мягко скажем, дополнительных трудностей в Панкисском ущелье во время съемок? Мы знаем, что это, к сожалению, постоянный очаг напряженности в Грузии. Марат Мазаев: Я считаю, что это более надуманно, чем на самом деле являющийся очагом каких-то напряжений. Потому что у нас никаких проблем не было. Даже наш оператор и вся съемочная группа, когда мы договаривались о съемках, не было никаких претензий, что мы снимаем там. Находясь здесь, они знают, что никакого напряжения, о котором говорят в средствах массовой информации, там практически нет. Единственное, эта девочка молодая, которая играла, она немного побаивалась, и мы все время шутили с оператором, что вот приехала, теперь звони домой и спрашивай, сколько за тебя дадут. Она тоже потом успокоилась, и когда мы ее отправляли, нам с оператором надо было еще задерживаться, она даже плакала, не хотела уезжать оттуда. Юрий Вачнадзе: Ну а теперь, раз уж речь зашла об операторе, предоставим слово преподавателю института, руководителю группы кинооператоров Нузару Назадзе. Нузар Назадзе: Даже немножко не знаю, с чего начинать. Трудностей было много: где пленку взять подешевле, где профессиональную камеру взять. Сложные были съемки, там пиротехника была, брали пиротехника, который устраивал нам взрывы. Боевые эпизоды были, и было очень сложно снимать. Справились, как-то выкрутились. И, мне кажется, что все достоверно. Усложнялось еще тем, что Мурат сам играл главную роль, и надо было следить и смотреть, как это все делать. Юрий Вачнадзе: Остается добавить, что свершилось, в общем-то, знаменательное событие - первый чеченский художественный фильм создан с помощью грузинского государственного Института театра и кино под руководством великолепных преподавателей, создан с любовью к чеченскому народу, который всегда был близок Грузии. Юрий Багров: В нескольких десятках километров от войны в ингушском городе Назрани в помещении бывшего клуба работает удивительный коллектив театра "Современник". Это самый молодой театр не только на Северном Кавказе, но и в России. Он был создан четыре года назад по инициативе выпускников национальной ингушской студии театрального училища имени Щукина. Руководит театром Микаэль Базоркин. К этому человеку в Ингушетии отношение особое. Микаэль - не только талантливый режиссер и актер, он внук классика ингушской литературы Идриса Базоркина, постановки по книгам которого с успехом идут во многих театрах региона. Рассказывает директор Центра содействия культуре Кавказа Ольга Дубинская. Ольга Дубинская: Этот театр существует фактически с 98-го года, с того момента, когда ингушская студия Щукинского училища была выпущена педагогами Повлазовым и Поповым. История этого театра стала славной сразу с того момента, как студенты, уже выпускники, переступили порог Щукинского училища. Потому что удивительно интересная жизнь была в самом училище. Спектакли, которые ставили российские педагоги с ингушскими ребятами, удивительно своеобразные и успели нашуметь уже даже в московском театральном мире, такие спектакли "Был ли кто-нибудь" по пьесе Сарояна и спектакль "Женитьба". В 98-м году, начав свое существование как государственный театр, уже в декабре 2000-го года театр занял первое призовое место на "Дельфийских играх" в Москве со спектаклем "Из тьмы веков" по инсценировке романа Идриса Базоркина. В спектакле была взята отдельная линия, и поэтому спектакль назывался "Любовь к алоэ". В театре есть свой зритель, который ходит на спектакли "Из тьмы веков", просто заранее заказывают билеты. Зал, хоть и небольшой и не очень обустроенный и не очень даже театральный зал, он все равно набит зрителями, когда идет "Из тьмы веков". И постепенно на этом спектакле театр воспитывает свою публику и привлекает свою довольно сложную назраньскую публику к театральному искусству. В репертуаре - театра "Женитьба" Гоголя, тоже поставленная московскими педагогами, и в прошлом году я была свидетелем премьеры спектакля "Тамара". Для Ингушетии это серьезное явление. Вовсе, может, не потому, что спектакли театра признаны в Москве на "Дельфийских играх", потому что по способности разговора со зрителями театр все-таки, если не лидирует, то, во всяком случае, набирает силу. Потому что очень важный для Ингушетии момент - это зрители. Вот эту аудиторию надо не просто привлечь, не просто завлечь комедиями или какими-то смешными трюками на сцене, - с этой аудиторией необходимо работать. И, на мой взгляд, воспитательная функция, которая действительно началась в театре "Современник" со спектакля "Из тьмы веков", с приобщения публики к ингушской классике, мне кажется, это очень важно, именно как воспитательная функция театра. И надо сказать, это не примитивные какие-то сейчас слова о воспитательной функции театра, они действительно имеют смысл. Они имеют смысл для всех северокавказских театров, потому что зрительская ситуация в регионе вообще очень и очень сложная. Юрий Багров: Ингушский театр "Современник" недавно отважился на необычный эксперимент: на суд зрителя представлена его совместная постановка с московским еврейским театром "Шалом". Ольга Дубинская: А сейчас театр идет на эксперимент, потому что иначе я это назвать не могу. Потому как совместных постановок в принципе на Северном Кавказе случается очень мало, а тут - совместная постановка ингушского театра с еврейским театром "Шалом" из Москвы, да еще одна из последних практически неизвестных пьес Мрожека "Прекрасный вид". В спектакле заняты двое актеров - ингушский актер и актриса из еврейского театра, очень сильный Ахмед Льянов и Евгения Амосова. Надо сказать, что внутренний сюжет пьесы, своеобразие драматургии Мрожека как раз, наверное, и заключается в том, что у его пьес существует несколько сюжетов. И один из внутренних сюжетов, который как раз и прорабатывает режиссер спектакля, он же Микаэль Базоркин, вот этот внутренний сюжет как раз и является тем ключом к разгадке эксперимента, к разгадке того, почему театр пошел на этот эксперимент. Но, на мой взгляд, это спектакль может быть очень важным не только для театра, для актеров, у которых удивительно пластичный материал оказался в руках, материал, из которого можно делать все, что угодно, потому что в нем существует несколько сюжетов и несколько возможностей преображения и перевоплощения, различные возможности преображения и перевоплощения, - но еще очень важный и потому, что этим спектаклем создается прецедент совместной постановки. Это действительно то, что могло бы развивать театральную ситуацию на Северном Кавказе. И насколько он будет успешен, судить сегодня я не могу, я заранее ничего не могу сказать, но о тех возможностях, которые таит в себе этот эксперимент, этот спектакль, я надеюсь, Микаэль может рассказать лучше меня. Юрий Багров: Художественный руководитель ингушского театра "Современник" Микаэль Базоркин считает, что эта пьеса актуальна не только для тех, кто так или иначе имеет отношение к современным межнациональным и межконфессиональным конфликтам, она должна показать людям, как груз исторических ошибок мешает сегодняшним отношениям людей. Микаэль Базоркин: По поводу Мрожека, это все гораздо сложнее, потому что пьеса, в принципе, написана о двух террористах, то есть мужчине и женщине. Она должна его ликвидировать, в процессе их общения возникают чувства очень сильные. Но суть не в этом, суть в том, что мне пришлось помучиться изрядно и все переделать. Она стала агентской МОССАД, он остается террористом, то есть это тема больная сегодня, актуальная. И агентку МОССАД играет актриса театра "Шалом", террориста играет ингуш, не потому, что в Ингушетии развит терроризм, а потому что просто такой ход, такая задумка. О чем мы хотим сказать в этой пьесе? О том, что люди планеты, и Бог един над всеми, и трагично, когда за людьми стоит рок, судьбы тысяч ушедших до них, тысяч людей, которые ненавидят друг друга, не зная друг друга. То, что довлеет над ними, мешает им соединиться, когда люди узнают друг друга и появляется чувство между ними, сильное чувство. Финал трагический, потому что хэппи-энд тут неуместен и по-другому не могло бы быть, это жизнь. Такая боль в этой пьесе, она или прозвучит или не прозвучит, но хотелось бы, чтобы прозвучала. Не потому, что происходит в Пакистане, где-то еще в мире, а в мире вообще, не именно между мусульманами и евреями, а между, может быть, людьми одной национальности, разделяющимися по религиозным соображениям или же вообще людей разной национальности, но единой религии. То есть между людьми вообще, которые в силу каких-то политических и многих других моментов не могут найти путь друг к другу, и за ними века вражды, которые обрекают их на эти страдания. Юрий Багров: Ингушский театр, как оказалось, имеет свою специфику, которая, в свою очередь, добавляет интригу в сценическую работу. Ольга Дубинская: По обычаям и традициям ингушей на сцену можно выносить отнюдь не все. Для нас, москвичей, удивительным кажется, может быть, что на сцене в ингушском театре не допускаются соприкосновения друг к другу актеров, особенно, когда речь идет о любви мужчины и женщины. Поэтому Ахмету Льянову и Жене Амосовой пришлось выходить из положения самым необыкновенным способом. И вся любовь между этими двумя людьми и сильные чувства между людьми одной профессии загоняются вовнутрь - и то, что на любой московской, на любой российской сцене выглядело бы порой даже откровенно, в этом спектакле подается через запрет, любовь - через запрет. И от этого лирические сцены, можно даже сказать, что весь спектакль - это одна сплошная лирическая сцена, но, как это ни странно, уровень лиризма в этом спектакле очень повышается именно из-за того, что ничего откровенного не выносится на сцену. Вот это поразительно, я обратила на это внимание, это, может быть, даже парадоксально. Когда я видела прогон спектакля, и Ахмет с Женей в своих ролях и сценах объяснений или в сценах каких-то лирических, порой даже эротических, я поражаюсь, как выразительно ингушская сцена показала, как можно через запрет на прикосновения увеличить силу чувства на сцене. Ингушская сцена - единственная, где я это встретила. Юрий Багров: "Современник" ориентирован, прежде всего, на молодежь, поскольку создавался молодыми людьми. У коллектива еще много проблем, но его руководители, как создается впечатление, знают пути их решения. Микаэль Базоркин: Скажу о проблемах, которые есть. Проблема - это, прежде всего, то, что недостаточно мы сегодня имеем возможностей общаться с другими театрами, с другими коллективами, хотелось бы больше выезжать. Мы выезжаем ежегодно, но это очень непросто, сложно дается. Были мы на двух фестивалях, но это очень опять-таки мало. То есть в принципе до определенного момента, в силу того, что республика только формировалась, в республике все с нуля, культурная жизнь в республике была изолирована. И сегодня нужно выходить из этой изоляции, иначе это тупик, это путь никуда, потому что нельзя вечно вариться в собственном соку. Должны приезжать к нам, мы должны выезжать, нужно готовить свой фестиваль, и Бог даст это случится. Нет элементарно того, что называется вокруг театра, то есть, нет менеджмента никакого, ни звукооператора, ни светооператора, не говоря о режиссерах, просто нет профессиональных людей элементарно, того обслуживающего персонала в театре, который должен заниматься своими делами незаметными, вплоть до костюмеров. Нет людей с каким-то образованием. Все это нужно делать, всем этим начинаем заниматься. Есть у нас много друзей, покровителей в Москве, знают нас, мы тут учились. Нам предоставили в этом году целевые места бюджетные в Щукинском училище, три места на актерский факультет. Дали места в ГИТИС на продюсерский факультет, два места и на факультет театральной критики, в прошлом году ГИТИС нам выделял места, и на режиссерском факультете в Щукинском училище у нас ребята учатся. Мы готовим себе ту базу профессиональную, которые через четыре года ребята начнут возвращаться домой, и через четыре года, конечно, не будет еще укомплектован даже 80% театр профессиональными кадрами, но, по крайней мере, мы приблизимся к тому, что называется профессиональным театром. Грех жаловаться на отношение к нам, потому что в тех условиях, в которых мы были до сих пор, и те трудности, которые переживала республика в период своего становления, мы не обделены были заботой правительства. Сейчас у нас все неплохо, все хорошо, и Бог даст, все будет нормально. Есть, конечно, сложности, они неизбежны. Сегодня в республике три театра. Для маленькой республики, в которой всего около четырехсот тысяч человек проживает, три театра это здорово. То есть это немного, но это уже и немало. Юрий Багров: Ингушетия - самая молодая российская республика. Несмотря на то, что она находится почти в эпицентре вооруженных событий на Северном Кавказе, жители республики не перестают думать о духовном возрождении своего народа. Наличие в республике молодого и самобытного театра "Современник" это только доказывает. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|