Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[26-05-05]
Страница цикла "Ядерное оружие". В погоне за бомбой; Стратегические компании и иностранные инвесторы; Киргизская пресса после революции; Конец филибастера: о тактике компромиссов в Сенате СШАВедущая Ирина Лагунина В Нью-Йорке подходит к завершению конференция ООН, в ходе которой международное сообщество пытается определить, как можно укрепить Договор о нераспространении ядерного оружия. Пятница - последний день заседаний. А началась она почти месяц назад практически со срыва. Министр иностранных дел Ирана Камаль Харрази в первый же день в ООН сделал следующее заявление: Камаль Харрази: Иран, со своей стороны, непременно будет развивать все легальные области ядерных технологий, включая обогащение урана, исключительно в мирных целях. Мы всегда стремились предоставить гарантии того, что наша работа останется только мирной. Ирина Лагунина: И далее: Камаль Харрази: Ни у кого не должно складываться впечатления, что легальные работы в рамках иранской ядерной программы могут теоретически или практически быть закрыты или на долгое время заморожены. Нет, они будут проводиться под полным и тщательным контролем МАГАТЭ. Ирина Лагунина: Но не контроль МАГАТЭ и не легальное развитие ядерной программы в мирных целях привлекли тогда внимание наблюдателей, а словосочетание "обогащение урана", произнесенное иранским министром. Иран и Северная Корея - два государства, которые могут вновь подорвать нормы, установленные Договором о нераспространении ядерного оружия. После того, как британская разведка выявила странные и довольно активные контакты пакистанских ученых-ядерщиков с иранскими, северокорейскими и ливийскими представителями и "отец пакистанской ядерной бомбы" Абдул Кадыр Хан начал давать показания, выяснилось, что "черный рынок" ядерного оружия довольно разветвлен. Говорит аналитик вашингтонского Института науки и международной безопасности Кори Хиндерстейн. Кори Хиндерстейн: По-моему, размах международной сети нелегальной торговли ядерными технологиями, который постепенно раскрывается нашим глазам, превосходит все возможные оценки. Под размахом я имею в виду уровень координации действий и уровень сотрудничества этих людей. Они действуют как организация, а не как отдельные, не связанные друг с другом, преступники. Ирина Лагунина: Но что может продаваться на "черном рынке" ядерных технологий? Кори Хиндерстейн: Предметы такого характера, который может вызывать сильное беспокойство. В особенности чертежи новейшего ядерного оружия. Хана долгие годы подозревали в том, что он нелегально продает чертежи центрифуги. Но мысль о том, что он продает чертежи ядерных зарядов, причем такой точности, что по ним можно производить оружие, просто пугает. Ирина Лагунина: Кори Хиндерстейн, вашингтонский Институт науки и международной безопасности. По оценкам ЦРУ, ядерные технологии все-таки не попали в руки членов "Аль-Каиды" или других террористических организаций. Торговля шла между государствами. И расследование позволило так надавить на Муамора Каддафи, что Ливия рассталась со своими ядерными разработками. Они теперь складированы в США. Директор программы нераспространения ядерного оружия в Вашингтонском фонде Карнеги Джозеф Сиринсионе: Джозеф Сиринсионе: Ливия - это самая яркая история успеха в области нераспространения ядерного оружия. И надо отдать должное США и Великобритании, как и президенту Каддафи за эти успешные переговоры. Сам Каддафи сказал в интервью: Мы начали понимать, что это оружие просто не приносит нам пользы. Что мы будем с ним делать? Против кого мы будем его использовать? Для Ливии гораздо выгоднее была экономическая интеграция с Западом. Каддафи нужны были западные контракты и западная торговля, чтобы решить очень серьезные проблемы, стоявшие перед страной. Ядерное оружие не помогало их решить. Он также боялся, что США нанесут удар по Триполи так же, как они нанесли удар по Багдаду. Он принял решение во время войны в Ираке и объявил о нем в декабре 2003 года. Сила сыграла роль, но все-таки на первом месте стояла экономика. По-моему, это - модель того, как можно изменить поведение режима, не меняя при этом сам режим. Ирина Лагунина: Обращусь к публикации в газете "Нью-Йорк Таймс". Ее автор - один из ведущих обозревателей Соединенных Штатов Томас Фридман. Он начинает публикацию с анекдота. Мать спрашивает девочку: ты любишь брюссельскую капусту. Та отвечает: да. Они ужинают, и мать видит, что девочка капусту не ест. Ты же ее любишь, говорит она. А дочь отвечает: да, люблю, но не настолько, чтобы есть. Вот то же самое и с нераспространением ядерного оружия. Для того, чтобы навсегда закрыть вопрос об иранской и северокорейской ядерных программах, надо, чтобы Китай и Европа сказали явное и однозначное нет. Китай должен сказать Ким Джон Илу: ты прекратишь разработки и откроешь все свои ядерные реакторы для международных инспекций; в противном случае мы отключим в твоей стране свет и отопление и посадим весь твой народ на жесткую диету. А Европа должна сказать Ирану, что объявит ему экономический бойкот. Так почему же ни Китай, ни Европа ничего не сделали? Потому что это то же самое, что с брюссельской капустой. Они любят ядерное нераспространение, но не достаточно для того, чтобы что-то для этого сделать. Китай скорее согласится жить бок о бок с ядерным Пхеньяном, чем позволит развалиться этому режиму. И Европа, скорее, переживет ядерный Иран, чем потеряет доходы от торговли с ним. Никто не готов съесть брюссельскую капусту, пишет Томас Фридман. А на самом деле, почему бы Европе и Китаю не применить модель Ливии с Северной Кореей и Ираном. Джозеф Сиринсионе: Джозеф Сиринсионе: Это не так легко, но это проще, чем применять иракскую модель. Воевать с этими странами невозможно. Даже ограниченные удары по Ирану и Северной Корее привели бы к хаосу и экономической нестабильности в регионах и даже, может быть, в мире. Невозможно предсказать, откажется ли северокорейское руководство от своей программы, но я думаю что шанс - 50:50. Северную Корею можно убедить, предоставив режиму гарантии безопасности и экономическую помощь. А вот если международные переговоры не принесут успеха, то, я думаю, страны региона - Южная Корея и Китай, в первую очередь, - поймут, что надо предпринимать более жесткие меры: экономические санкции, карантин и даже в крайнем случае ограниченные военные операции. Но проблема сейчас - в Соединенных Штатах, поскольку только они могут предоставить Северной Корее и Ирану гарантии безопасности, которые те хотят получить. У Европы есть только экономические рычаги, а карта безопасности находится у нас в руках. И мы должны разыграть эту карту, чтобы добиться твердого отказа от ядерных программы, как в Иране, так и в Северной Корее. Ирина Лагунина: Джозеф Сиринсионе, директор программы нераспространения ядерного оружия в вашингтонском фонде Карнеги. Северная Корея, действительно, настаивает на двусторонних переговорах с США. А вот Иран видит роль Соединенных Штатов довольно своеобразно. Из выступления кандидата на пост президента Исламской Республики Иран Акбара Хашеми Рафсанджани: Акбар Хашеми Рафсанджани: Мы не можем игнорировать Соединенные Штаты, ведь США - это мировая сверхдержава. На самом деле, мы должны быть благоразумными в отношениях с этой сверхдержавой, чтобы увести ее от авантюризма. Мы должны показать и доказать США, что авантюризм на Ближнем Востоке не отвечает американским интересам. Ирина Лагунина: Соглашение, которого достигли в среду Иран и Европейский Союз, на время снимает остроту кризиса. Стороны пришли к соглашению, что возобновят переговоры через два месяца. Впрочем, большинство аналитиков оценивают как временную передышку. Иран пока приостанавливает ядерные разработки, а через два месяца Евросоюз предоставит ему новые экономические и торговые выгоды. И менее чем через 24 часа после этого дипломатического прорыва Всемирная торговая организация начала переговоры о членстве Тегерана в ВТО. Прежде этому противились Соединенные Штаты. Проблема в том, что сейчас - до президентских выборов 17 июня - кандидаты на пост главы страны разыгрывают ядерный вопрос, причем разыгрывают его с националистической стороны. Один из лидеров президентской гонки - Али Лариджани - сказал, что в соглашении "тройки" ЕС с Ираном божий дар спутали с яичницей. Другой кандидат - Мохсен Резай - заметил, что ЕС может воспринять компромисс со стороны Ирана как слабость, а посему надо возобновить обогащение урана. Ирина Лагунина: Допускать ли иностранный капитал к участию в национальных компаниях, которые - по тем или иным причинам - относят к категории "стратегических"? Правительство России готовит ныне законопроекты, направленные на ограничение такого участия. Причем к стратегическим могут быть отнесены не только, скажем, оборонные предприятия или объекты ключевой инфраструктуры, и некоторые месторождения полезных ископаемых... В апреле немецкой компании Siemens было отказано в покупке у холдинга "Интеррос" почти 75-ти процентов акций российской компании "Силовые машины", производителя энергетического оборудования. Еще полгода назад эта сделка возражений не вызывала. Зато на этой неделе руководитель Федеральной антимонопольной службы России предположил, что такое разрешение может получить российский холдинг "Базовый элемент", объединяющий, среди других, крупнейшие алюминиевые заводы. Какие предприятия относят к "стратегическим" в других странах мира? И какие там действуют ограничения на участие в них иностранцев? Рассказывает Сергей Сенинский. Сергей Сенинский: В России давно существует, например, перечень государственных предприятий и компаний, приватизация которых запрещена в принципе. По крайней мере, в данный момент, хотя время от времени из него какие-то предприятия исключают. Оставшиеся и можно, видимо, считать перечнем "стратегических" предприятий. Хотя реально таковых оказывается намного больше. К ним следует отнести и полностью частные компании - будь то нефтяные, металлургические или машиностроительные. Подобный подход - одновременно - в чем-то и совпадает, и отличается от практики, принятой в некоторых других странах мира. В Польше, например, где, как и в России, приватизация государственных предприятий продолжается, именно на этом этапе проводится определенный отбор, говорит наш корреспондент в Варшаве Алексей Дзикавицкий: Алексей Дзикавицкий: Какого-то перечня "стратегических" предприятий, которые нельзя приватизировать ни польским, ни зарубежным компаниям, в Польше не существует. Есть, однако, отрасли, для приватизации предприятий которых требуется разрешение всего правительства, а не только Министерства государственной собственности. К ним относятся, например, добыча угля и газа, оборонная промышленность, сталелитейная, банковский сектор... И здесь решение, приватизировать или нет, зачастую зависит от того, какая политическая партия в данный момент находится у власти. Говорит Томаш Петрыга - эксперт "Правовой газеты": Томаш Петрыга: Дело в том, что государство не стремится вообще всё приватизировать, некоторые предприятия оно хочет сохранить под своим контролем. Но каких-то специальных ограничений в общем-то нет... Например, история с приватизацией "Польской нефтегазовой компании". Ее начали приватизировать, а потом - уже другое правительство - решило, что этого делать нельзя, и дело застопорилось. Или, скажем, 51% акций "Польской телефонной компании" до сих пор принадлежат государству - очередные правительства не соглашаются продать контрольный пакет частным владельцам... Алексей Дзикавицкий: Примерно та же история - с приватизацией крупнейшей польской страховой компании PZU. В 1999 году правительство продало 30% её акций голландской компании Eureko, пообещав выставить на продажу очередные пакеты. Однако до сих пор этого не произошло. Но в целом каких-то законодательно установленных ограничений на участие зарубежных инвесторов в тех или иных польских компаниях - будь то контролируемые государством, или уже полностью приватизированные - в Польше на сегодня не существует... Сергей Сенинский: В соседней Германии специальный закон, который регламентирует участие зарубежных инвесторов в некоторых немецких компаниях, был принят совсем недавно. Любопытно, что само понятие "стратегическое предприятие" в нем отсутствует. Об этом в интервью нашему корреспонденту в Берлине Юрию Векслеру рассказал сотрудник Министерства экономики Германии Кристоф Райхле: Кристоф Райхле: У нас есть закон, согласно которому зарубежный предприниматель, если он захотел купить более 25% акций немецкой компании, которое работает в так называемой "сфере национальных интересов", должен предварительно получить разрешение правительства. Причем - неважно, о зарубежном инвесторе из какой именно страны идет речь - из Европейского союза или за его пределами. Закон - совсем новый, он принят всего полгода назад, и пока не было примеров его применения. Ну, а под предприятиями "сферы национальных интересов" в Германии подразумеваются прежде всего те, которые производят какие-либо виды вооружений или участвуют в процессе их производства. Причем каких-то списков таких предприятий правительство не составляет - каждый конкретный случай рассматривается отдельно. И этот новый закон - единственный законодательный акт, который вообще как-то ограничивает участие иностранного капитала... Сергей Сенинский: А есть ли подобные предприятия, которые контролировались бы государством? Кристоф Райхле: Нет, таковых у нас тоже нет. И поэтому мы не можем, например, сказать: вот три фирмы, которые производят вооружения исключительно для Германии! Не существует таких специализированных предприятий и акционерных обществ... Сергей Сенинский: В Испании, вступившей в Европейский союз 19 лет назад, в 1986-ом, перечень отраслей, компании и предприятия которых могут быть отнесены к категории "стратегических", оказывается значительно шире. В интервью нашему корреспонденту в Мадриде Виктору Черецкому об этом рассказывает Мигель Мойя, владелец местной адвокатской конторы, специализирующейся на оказании юридической поддержки иностранным компаниям: Мигель Мойя: К категории "стратегических", или, как у нас говорят, предприятий, находящихся на "особом режиме", относят как государственные, так и приватизированные компании, действующие в определенных областях экономики. Это, прежде всего, производство электроэнергии, нефтепереработка и телекоммуникации. "Особый режим" распространяется также на радио, телевидение, игорный бизнес и, разумеется, предприятия военной промышленности, связанные с производством и продажей оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и военного снаряжения. Сюда же отнесены авиационный транспорт и добыча некоторых полезных ископаемых. Считается, что именно эти отрасли являются особо важными для государства. Сергей Сенинский: Но какие-то ограничения - заложены непосредственно в законодательство? Мигель Мойя: Государством установлены некоторые ограничения на участие иностранного капитала в этих "стратегических" отраслях. Во-первых, привлечение в них капиталов из стран, не являющихся членами Евросоюза, допускается только по специальному решению Совета Министров. Еще более жесткие требования - к военным производствам, телекоммуникациям, радио и телевидению - здесь на обсуждение правительства выносится привлечение капитала из любой страны. Во-вторых, существуют ограничения и по долевому участию капитала из стран - не членов Евросоюза. Так, на любых предприятиях "особого режима" размер капитала, принадлежащего какому-то одному иностранному инвестору или их группе, не может превышать 5%. И в любом случае, вложенный капитал не дает право иностранцу участвовать в управлении стратегическими предприятиями. Это же правило распространяется на зарубежные компании, действующие на территории любого государства Европейского союза, но принадлежащие гражданам "третьих" стран... Сергей Сенинский: За последние несколько лет применялись ли эти ограничения в конкретных случаях? Мигель Мойя: Широкую огласку получила, например, история с "Пятым каналом" испанского телевидения. Его акции пытались купить итальянские компании, контролируемые премьер-министром Сильвио Берлускони. Но им было отказано... Так что государство в Испании оставляет за собой право налагать вето на участие иностранного капитала в ряде отраслей... Сергей Сенинский: В Соединенных Штатах государство никак не контролирует даже крупнейших подрядчиков Пентагона, все они - сугубо частные компании. Тем не менее, именно государство решает, может ли тот или иной зарубежный инвестор приобрести сколько-нибудь значимый пакет акций американской компании в определенных отраслях экономики. Наш корреспондент в Вашингтоне Татьяна Ваксберг обратилась к вице-президенту Центра стратегических и международных исследований Эрику Петерсону: Эрик Петерсон: В США не существует общепринятого понятия "стратегические компании". Но в принципе, если компании работают в двух обособленных секторах экономики, они считаются, по сути, стратегическими. Первый такой сектор - ключевая инфраструктура. Сюда входят, например, атомные электростанции, водные ресурсы, некоторые виды транспорта и так далее. Второе направление связано с любым бизнесом, который можно отнести к более специфической категории "национальной безопасности". То есть, если обобщить, в Америке нет четкой характеристики того, какой именно бизнес является стратегическим. Мы решаем это, рассматривая каждую ситуацию в отдельности. Сергей Сенинский: А как именно решается судьба той или иной сделки с акциями американской компании из этих двух секторов экономики? Эрик Петерсон: Это решает правительство. Обычно вопрос рассматривается Министерством торговли, а, кроме того, рядом государственных агентств, которые как раз и выработали процедуру, по которой определяется, могут ли зарубежные инвесторы владеть пакетами акций стратегических американских компаний. В последние годы было немало подобных случаев. Некоторые иностранные инвесторы хотели приобрести, например, акции предприятий космической индустрии или более мелких компаний, работающих в так называемой "сфере национальной безопасности". Они прошли эту процедуру, и каждый такой случай рассматривался с учетом того, что сегодня Америка стала куда более уязвимой, чем прежде. И, кстати, одной или двум таким компаниям было отказано в покупке акций - как раз из соображений национальной безопасности. Ну, а в целом те вопросы, которые вы задаете, приобрели в США особую значимость после терактов 11 сентября. Теперь здесь с большой осторожностью относятся к любому участию иностранных компаний в "стратегических" отраслях американской экономики... Феликс Кулов: Революцию делали не для того, чтобы мы нового хана поставили и опять ждали пять - десять лет, хороший он будет или плохой. Кулов будет или кто-то другой - не имеет значения. Речь идет о системе. Если мы говорим, что мы революцию сделали, чтобы поломать систему, значит, надо начинать с системы. А не просто одного заменить на другого. Ирина Лагунина: С таким заявлением выступил на днях киргизский политический лидер Феликс Кулов. Значительную роль в любой демократической системе играет свободная пресса. Насколько она стала свободнее в Кыргызстане после революции? Я передаю микрофон Олегу Панфилову. Олег Панфилов: После политических потрясений на Украине, Грузии и Киргизии во всех трех странах происходят изменения в прессе. На Украине по-прежнему много говорится о создании Общественного телевидения, в Грузии оно уже начало работать. Но и в одной, и другой стране произошло главное - журналисты учатся жить самостоятельно - не по окрику из администрации президента или какого-либо правительственного чиновника. Впрочем, в Грузии и до революции роз журналисты старались работать свободно, поэтому и вызывает уважение позиция украинских журналистов. Третья страна, где народные волнения сместили прежнего президента, Киргизия. Здесь было огромное количество проблем: пресса делилась на две неравноценные группы - государственную и оппозиционную. Для независимой прессы почти не оставалось места, и оппозиционную власть с удовольствием судила, суды выносили решение об огромных компенсациях за моральный ущерб. Что происходить сейчас с прессой Киргизии? Об этом наш сегодняшний разговор с медиа-представителем этой страны Шамаралом Майчиевым, избранным ровно год назад. Но прежде предлагаю материал, подготовленный нашим корреспондентом Толкун Сагыновой. Толкун Сагынова: Со времени киргизской революции прошло уже два месяца, однако местные средства массовой информации так и не стали по-настоящему свободными. Читая кыргызстанские газеты или просматривая телевизионные каналы республики, создается ощущение, что все СМИ в стране стали проправительственными, так как откровенно пропагандируют перед президентскими выборами только одного политика - нынешнего премьера Курманбека Бакиева. В свою очередь бывшие государственные газеты, радио и телевидение пребывают в некоторой растерянности и занимают по отношению к вчерашним оппозиционерам более сдержанную позицию, чем их коллеги из дореволюционных независимых изданий. Как заявил в интервью для Радио Свобода главный редактор газеты "Трибуна" Омурзаков, практически все бывшие независимые средства массовой информации открыто восхваляют премьер-министра, кандидата в президенты Бакиева. А вчерашние государственные издания из номера в номер критикуют политику экс-лидера Киргизии Аскара Акаева. В настоящее время в республике нет ни одного оппозиционного средства массовой информации. Напомню, почти сразу после революции журналисты национального государственного канала устроили забастовку в знак протеста против волевого назначения новыми властями руководства правительственного телевидения без обсуждения с многотысячным коллективом. К тому же часть журналистов государственного телеканала обвинила своих новых руководителей в излишней религиозности, что могло, по их мнению, повлиять на политику национального телевидения. Как отметила в интервью для Радио Свобода известный тележурналист Тамара Валиева, коллектив государственного телевизионного канала возмутило кулуарное назначение нового руководства, хотя лидеры революционеров заявляли о необходимости создания в стране общественного телевидения. По словам Валиевой, идея формирования народного телеканала так и осталась декларацией и уже никем сегодня не поднимается. Так как, на ее взгляд, накануне президентских выборов выпускать из рук такое мощное информационное оружие как национальный телеканал, вещающий на всю республику, невыгодно новым властям. Олег Панфилов: Шамарал Майчиев, вы медиа-представитель - это должность скорее всего общественная и ее можно назвать как омбудсмен прессы Кыргызстана. Но вы известный юрист. Хотел бы задать первый вопрос, связанный не с вашей работой, а с той политической атмосферой, в которой сейчас работает пресса Киргизии. Скажите, насколько сейчас пресса Киргизии поделена на две группы - государственную и оппозиционную, то, что мы наблюдали до известных событий в вашей стране? Шамарал Майчиев: Чтобы сейчас четко разделить, что пресса поделилась на оппозицию и проправительственную и иную позицию занимающую прессу, таковой нет. Потому что если до революции были четко определены правительственные и оппозиционные силы, то после революции ориентации поменялись. И поэтому сразу же после революции проект Интерньюс, Институт медиа представители, мы обратились к новым властям с письмом, чтобы реформировать средства массовой информации. Это в первую очередь определить роль СМИ в общественно-политической жизни Киргизстана. Во-вторых, назрела настоятельная необходимость перевода единственного национального канала в общественное телевидение. Следующая проблема была - это выделение радиочастот для телерадиостанции. На сегодня 33 потенциальных телерадиовещателей стояли на очереди в течение двух лет и им не выдавали частоты. Поэтому сразу после революционных событий мы обратились в парламент, к новому исполняющему обязанности президента Бакиеву, также к общественности о необходимости этих реформ. 25 мая премьер-министр Бакиев подписал распоряжение о создании рабочей группы в целях реформирования государственных средств массовой информации. И в эту рабочую группу вошли представители правительственных средств массовой информации, я, как независимый юрист, как медиа-представитель, так же известный журналист председатель общественного объединения "Журналисты" Маметалиев. Возглавляет рабочую группу Мадумаров, исполняющий обязанности вице-премьера, министра Киргизской республики. Олег Панфилов: В вашем ответе прозвучало довольно любопытное определение журналистов, которые переориентировались. Вы как юрист, наверное, согласитесь со мной, что и проблема киргизских журналистов, и проблема журналистов вообще постсоветского пространства прежде всего в юридической безграмотности. Как вы думаете, насколько киргизские журналисты сейчас способны настолько переориентироваться, чтобы стать современными качественными журналистами для того, чтобы выпускать качественную современную прессу в вашей стране? Шамарал Майчиев: Я бы хотел сказать, что у нас немало квалифицированных журналистов. Иное дело, что когда у нас был режим авторитарный, то ряд журналистов работало на правительство, ряд журналистов работало на оппозицию. И поэтому одним из оснований для революционного переворота послужило то, что в период избирательной кампании в парламент правительственные СМИ вели довольно агрессивную политику по отношению к оппозиционным изданиям. Эта политика отражала настроения властей. Поэтому сейчас, когда у журналистов, можно сказать, не будет жесткого давления, они могут беспристрастно излагать свое мнение. Они могут беспристрастно доводить информацию, и аналитика журналистская не будет носить четко ориентированного заказного характера. Революционные события как раз случились вследствие того, что в период выборов народ видел, что та информация, которая поступает, она не соответствует действительности. Олег Панфилов: Шамарал, но вопрос, который обычно задают те люди, которые наблюдают за событиями в вашей стране, и касающийся известных журналистов вашей страны. Как вы относись к тому что несколько журналистов были назначены на различные государственные должности и прежде всего послами в Соединенных Штатах, а другая журналистка была представлена в должности посла в ОБСЕ и в Австрии? Шамарал Майчиев: Нужно иметь в виду, что они наряду, что были журналистами, практически они выполняли роль общественных политиков. Практически это, можно сказать, теневой Кабинет министров. Поэтому наша республика маленькая, мы не можем иметь большие посольства, где работают профессиональные карьерные дипломаты, но все же по этим двум ключевым постам - Евросоюз и Америка, я думаю, что это очень подходящие кандидатуры. Олег Панфилов: Вы уже упоминали о том, что обсуждается в вашей стране создание общественного телевидения. Скажите, какую форму общественного телевидения вы хотели бы видеть в вашей стране? Мой вопрос связан с тем, что после появления закона, например, в Грузии там появилось очень много проблем, эти проблемы связаны в основном с экономикой. То есть будут ли это специальные налоги на телевидение, как будет формироваться общественный совет телевидения? Какие проблемы вы видите для создания общественного телевидения или этих проблем уже нет? Шамарал Майчиев: Мы бы хотели прежде всего не ломать быстро, резко. Потому что сломать можно быстро, а восстанавливать очень долго. Поэтому наше видение было следующим, имеется в виду института медиа-представителя. На национальном телевидении уже был год назад создан общественный совет. Мы думали просто переназначить членов общественного совета, чтобы те выработали политику реформирования государственного телевидения в общественное телевидение. Но события пошли таким быстрым образом, что уже в парламенте спикер парламента внес свой законопроект о переводе национального телевидения в общественное телевидение. И поэтому мы тоже были вынуждены в связи с этим подготовить свой проект о вещании. Не только об общественном вещании, но о вещании вообще. То есть регулировать все взаимоотношения всех вещателей в этой области. Поэтому мы видим, что на национальном телевидении должен быть создан общественный совет на паритетных началах. Парламент определенная часть, допустим, одну треть, одну треть исполнительная власть и более 50% гражданского общества. Олег Панфилов: Да, собрать достойных людей можно, их, я думаю, много в нашей стране, а как быть с экономикой общественного телевидения? Каким образом будет выстраиваться финансовая сторона этого телевидения? Шамарал Майчиев: Финансовую сторону мы примерно предполагали, что пока останется государственное финансирование. Где-то от 30 до 50% эфирного времени выставлять на тендер, госзаказ. И впоследствии, через полтора-два, а может быть через четыре года перевести на абонентскую плату пользователей. Олег Панфилов: Вы как юрист, считаете ли законодательную базу в области СМИ в Киргизии достаточной или все-таки вы вернетесь к тем проблемам, которые когда-то обсуждались во времена президента Акаева, например, изъятие из Уголовного кодекса статьи, наказывающей журналистов за клевету? Шамарал Майчиев: Абсолютно верно. Мы уже исполняющему обязанности президента внесли предложения по отмене наказаний в виде лишения свободы за клевету. Мы также вносим предложение о введении в наше законодательство понятия публичной фигуры. Потому что очень много чиновников подавали иски на очень большие суммы. Также мы вносим предложение о предоставлении частот на конкурсной основе, возможно на аукцион. Законодательную базу обязательно надо реформировать, и особенно в области доступа к информации. Ирина Лагунина: Верхняя палата Конгресса нашла выход из конституционного кризиса, в котором она оказалась из-за острого противостояния фракций. Однако мировое соглашение, скорее всего, окажется недолговечным. Наблюдатели считают, что конфликт в Сенате обнажил разногласия в руководстве Республиканской партии и что этот раскол окажет решающее влияние на выбор преемника президента Буша. Рассказывает наш корреспондент в Вашингтоне Владимир Абаринов. Владимир Абаринов: В понедельник председатель Верховного Суда США Уильям Ренквист приехал на визит к врачу в инвалидной коляске. У него рак щитовидной железы, и он проходит курс химиотерапии. Всего вероятнее, его отставка - вопрос двух-трех месяцев. Велика вероятность того, что до истечения срока президентских полномочий Джорджа Буша в Верховном Суде появится еще одна-две вакансии - судьи снимут мантии либо по состоянию здоровья, либо в силу преклонного возраста. Этот печальный, но неотвратимый прогноз имеет прямое отношение к событиям последних недель в Сенате. Работа верхней палаты Конгресса оказалась парализована. Из ее стен не выходил ни один закон. Рабочий день начинался и заканчивался одним и тем же - дискуссией о правах фракции меньшинства. Американская демократия создана во имя прав меньшинства. Отцы-основатели не знали политических партий, а Джордж Вашингтон считал их величайшим злом. Водораздел проходил между большими и малыми штатами. Именно в целях обеспечения интересов малых штатов были созданы и двухступенчатые выборы с прямым голосованием и коллегией выборщиков, и верхняя палата Конгресса, где норма представительства - два человека от каждого штата независимо от величины и численности населения. В настоящее время обе палаты Конгресса контролируют республиканцы. Но это не значит, что демократы не имеют никакого влияния на законодательный процесс. Их права обеспечиваются различными процедурными инструментами, самый эффективный из которых - филибастер, тактика обструкции. Сенаторы фракции меньшинства просто не позволяют поставить на голосование вопрос, берут своих оппонентов измором - они произносят бесконечные речи и, в конце концов, заставляют снять спорный вопрос с повестки дня ради других неотложных дел. Разумеется, это крайнее средство борьбы - оно означает, что все возможности для компромисса исчерпаны. В 2003 году демократы успешно применили филибастер при утверждении президентских кандидатов на должности федеральных судей. Теперь ситуация повторилась - президент представил Сенату тех же самых людей, назначения которых были заблокированы. Это не вполне соответствует практике взаимоотношений исполнительной и законодательной ветвей власти. Но, с другой стороны, - на последних выборах президент получил убедительный мандат, а республиканцы существенно укрепили свое положение в Сенате - у них теперь большинство не в один, а в 11 голосов. Но вопрос о федеральных судьях, из числа которых президент назначит членов Верховного Суда, слишком важен - это тот случай, когда допустимы и крайние средства. В ответ на угрозу демократов применить филибастер республиканцы заявили, что лишат фракцию меньшинства такой процедурной возможности - для внесения поправки в регламент палаты голосов у них хватает. "Ядерная кнопка" - так назвала эту встречную угрозу американская пресса. Противостояние в Сенате продолжалось полтора месяца. В понедельник президент в очередной раз призвал сенаторов сдвинуться с мертвой точки. Джордж Буш: Моя позиция ясна: я должен назначить судей, которые будут толковать Конституцию, а не сочинять законы. Я говорил это во время президентской кампании, обещал выбрать людей, которые будут внушать доверие к судейской мантии. Именно это я и сделал. Я поступил в соответствии со своим пониманием философии юриспруденции. Надеюсь, что мои назначения будут поставлены на голосование. И думаю, что американский народ хотел бы того же. Мои кандидатуры должны быть поставлены на голосование полным составом палаты. Владимир Абаринов: "Толковать Конституцию, а не сочинять законы". Эта формула означает, что судьи должны строго придерживаться буквы Конституции, а не домысливать ее. Именно этого и опасаются американские либералы. Ведь многие нынешние права и свободы американцев - плод расширительного толкования Конституции. В ответ на требование президента сенатор-демократ Чарльз Шумер напомнил ему именно букву Конституции. Чарльз Шумер: Все зависит от президента. Если бы он консультировался с Конгрессом, он бы не столкнулся сейчас с такими проблемами. Именно так поступал президент Клинтон. Этот президент отказывается консультироваться с нами в какой бы то ни было форме. Он назначает судей, исходя из идеологических предпочтений, в большей мере, чем кто-либо до него, а потом говорит - вы должны голосовать за них. Так дела не делаются. В Конституции сказано, что судьи назначаются президентом "по совету и с согласия Сената". Все в его руках, а не в наших. Владимир Абаринов: Лидер республиканского большинства Билл Фрист поставил на голосование вопрос об утверждении самой спорной кандидатуры - члена Верховного Суда штата Техас Присциллы Оуэн. Президент назначил ее в федеральный окружной апелляционный суд - выше только Верховный. Демократы приготовились к многочасовым бдениям. В здании Капитолия появились штабеля раскладушек; врачи, буфетчики и охранники планировали работу в ночную смену. Но до "ядерной кнопки" дело не дошло. Вечером в понедельник стало известно, что представители фракций нашли компромисс. В переговорах принимали участия 14 человек - по семь демократов и республиканцев. Лидер демократов Гарри Рид выступил с речью. Гарри Рид: Я благодарен своим коллегам, которые заключили эту сделку, а это, конечно, сделка. Теперь мы можем двигаться вперед, оставив позади проблему, отнявшую у нас столько времени и нанесшую ущерб этому великому институту под названием Сенат Соединенных Штатов. Я надеюсь, что мы сможем вскоре обратиться к делам народа. Мы должны быть уверены, что наши войска в Ираке имеют все необходимое и что Америка защищена от терроризма. Мы должны защитить пенсии и вклады, мы должны дать возможность медицинского обслуживания всем семьям, надо решать вопросы цен на бензин, энергетической безопасности. Мы должны восстановить фискальную ответственность и перестроить экономику в интересах всех американских работников. Такова наша повестка дня. Сообща мы сделаем эту работу. Здесь нет победителей и побежденных. Ветераны и новички, из продемократических и прореспубликанских штатов - они представляют Америку. Вот что случилось сегодня вечером. Это победа американского народа. Я люблю эту страну, г-н председатель. Я посвятил свою жизнь общественному служению и ни единого дня не жалел об этом. Я отдал этому служению 41 год. Но никогда еще за всю свою политическую жизнь я не решал более важный вопрос, чем этот. Теперь он решен: Эта ночь будет первой за последние шесть недель, когда я усну спокойно. Я благодарен сенаторам, которые смогли сделать то, чего не смогли лидеры. Владимир Абаринов: Не скрывал удовлетворения и президент. Джордж Буш: У нас в Вашингтоне много работы. Я рад, что Сенат приближается к утверждению судей, которое ранее было заблокировано. Эти назначения уже несколько лет ждут голосования полным составом Сената и теперь, наконец, дождались. Владимир Абаринов: Однако вскоре выяснилось, что республиканцы отнюдь не отказываются от намерения при случае избавиться от угрозы филибастера. Билл Фрист сказал об этом со всей определенностью. Билл Фрист: Конституционная альтернатива остается одной из возможностей. И я без колебаний применю ее в случае необходимости. Она должна применяться как крайнее средство. Владимир Абаринов: О сути достигнутого соглашения журналистам рассказал один из переговорщиков - республиканец Линдси Грэм. Линдси Грэм: Филибастер пожирает самое сердце Сената и когда-нибудь разрушит судебную систему. Вот почему я голосовал "за". Мы не можем продолжать эту практику до бесконечности, потому что она отвращает хороших людей от мысли стать судьей и раскалывает Сенат. Мы все проигрываем в глазах публики. Так что это шанс начать заново. Что означает это соглашение? Оно означает, что мы получили возможность по-новому решить вопрос о назначениях в Верховный Суд, и я надеюсь, мы этой возможностью воспользуемся. Семеро наших коллег из демократической фракции сказали, что право на филибастер остается в экстраординарных обстоятельствах. Если бы мы лишили их этого права, никакой сделки не было бы. Было бы голосование за "ядерную кнопку". И мне вполне понятно, что наши друзья-демократы не могли отказаться от этого права навсегда. Если бы они сделали это, почва для компромисса исчезла бы. Как республиканец я не собираюсь голосовать за "ядерную кнопку", если только один из семи демократов не скажет, когда кандидатуры судей будут поставлены на голосование: я не могу поддержать эти назначения, я возвращаюсь к филибастеру. Не думаю, что это благо для страны. Не думаю, что это экстраординарные обстоятельства. И я оставляю за собой право в такой момент изменить регламент. Для меня отказаться от этого права означает безоговорочную капитуляцию. Поэтому всякий, кто говорит, что одна сторона уступила другой, а эта другая упивается победой, ошибается. Суть соглашения не в этом. <:> Что такое экстраординарные обстоятельства? Судьи Браун, Прайор и Оуэн получат убедительную поддержку сенаторов от обеих партий, и тот факт, что кандидат - консерватор, больше не является экстраординарным обстоятельством. Владимир Абаринов: Демократы отказались от филибастера, а республиканцы - от "ядерной кнопки" только на этот конкретный случай. Договоренность касается только трех названных Грэмом судей. Гарантами соглашения выступают 14 подписавших его сенаторов. Если хотя бы одному из них покажется, что договоренность нарушена, он отзовет свою подпись, и ситуация вернется в прежнее положение. Компромисс более чем хрупкий. Весь вторник ушел на комментарии и разъяснения. Голосование по кандидатуре Присциллы Оуэн было назначено на среду, но уже во вторник вечером ее вместе с Биллом Фристом и сенаторами от штата Техас пригласил в Белый Дом президент Буш. Джордж Буш: Более четырех лет назад я представил Сенату судью Оуэн для утверждения в федеральный апелляционный суд Пятого округа. Благодаря хорошей работе лидера путь свободен, назначение судьи Оуэн наконец-то будет поставлено на голосование в Сенате. Она мой друг, но еще важнее, что она прекрасный судья. Я хочу поблагодарить сенаторов от Техаса, которые твердо стояли на стороне Присциллы. У них не было и тени сомнения в том, что Присцилла Оуэн отлично подготовлена для того, чтобы с честью служить в федеральном суде. И это прекрасно - увидеть, как твой друг в конце концов, после долгого ожидания, получает должное. Владимир Абаринов: Комментаторы читают, что кризис в Сенате и метод его разрешения будут иметь далеко идущие последствия. Группу сенаторов-республиканцев, подписавших компромиссное соглашение, возглавлял Джон Маккейн - один из наиболее вероятных кандидатов партии на президентских выборах 2008 года. Другой претендент - Билл Фрист, явный противник компромиссов с политическими оппонентами. Так проявился скрытый конфликт в верхах правящей партии. В ближайшие месяцы станет ясно, какой из двух уклонов победит - умеренное крыло или сторонники крайних позиций. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
